И гаснет свет

Джонатан наклонился и нырнул головой в туман, словно тот, кто, по его словам, скребся в дверь, был исключительно низенького роста. Калеб испуганно взял маму за руку. Предчувствуя неладное, Марго нахмурилась. Она знала: неладное – весьма в духе Джонатана.

Тем временем Джонатан обернулся, с улыбкой поглядел на Калеба, а затем, словно фокусник, извлекающий кролика из шляпы, достал из тумана большую коробку.

Марго поморщилась – устроил тут целое представление! Ну, хоть про подарок не забыл. И все же… Ее смутило, что коробка эта совершенно не похожа на праздничную. Скорее, она выглядела так, словно о ней давным-давно забыли и до сих пор не вспоминали, а затем зачем-то решили вытащить из мусорного переулка. В боку дырка, бечевка вот-вот истлеет прямо на глазах, никаких тебе лент, никакой упаковочной бумаги. Просто пожелтевший от времени и набравший туманной сырости картон с отчетливым запахом крыс.

– Что там такое? – спросил Калеб с нетерпением.

– Хм! – произнес Джонатан и вместе с коробкой двинулся в гостиную. Сын потопал следом. Марго, вздохнув, затворила входную дверь и присоединилась к ним.

Джонатан поставил коробку на пол возле журнального столика, на котором громоздились стопки газет, письма, а еще поблескивал медью рог радиофора. Мальчик забрался с ногами на стул и, затаив дыхание, принялся наблюдать за каждым движением отца.

Джонатан взял нож и принялся разрезать бечевку, и в тот момент, когда она была практически перерезана, Марго могла бы поклясться, в коробке что-то негромко скрежетнуло…

Калеб сегодня получил несколько просто изумительных подарков. По почте весь день приходили подарки от бабушек, дедушек и всяких дальних родственников, и все это, разумеется, были игрушки. Мальчик лично встречал ворчливого старика-почтальона у дверей, говорил ему: «Большое спасибо, мистер Лейни!» – после чего бежал в детскую и в нетерпении распаковывал посылки. Он был счастлив, и его настроение не смогла испортить даже скучная и занудная тетрадь, которую подарила сестра его мамы, строгая тетушка Джеральдин.

С самого утра Калеб играл с заводным дирижаблем «Эркхарт» – тот поднимался на пару футов над полом и жужжа курсировал по комнате, пока завод не сходил на нет – и тогда крошечный аэростат плавно опускался на ковер. Прочие игрушки тоже были прекрасны, чудесны, восхитительны, но ни одна из них ни в какое сравнение не шла с тем, что подарил мальчику папа.

Малыш Кобб. Так его звали. По крайней мере, так было сказано на потрепанной бирке, прицепленной за нитку к тонкому деревянному пальцу. Малыш Кобб представлял собой куклу с бледным, как у трупа в сахарной пудре, лицом, а его прическа вообще походила на сумасшествие. Большие круглые глаза Малыша Кобба глядели на семейство Мортонов пристально и не моргали, в них застыл коварный блеск. Его нос торчал и корил, словно насмешка, его уши будто бы всегда подслушивали, а глубокие черные ноздри – вынюхивали. На его резных губах застыла нестираемая ухмылка – папин подарок выглядел так, словно задумал неладное.

Весь вид куклы таил в себе угрозу – Марго сразу это почувствовала. И в какой-то момент ей показалось, что деревянный человечек прекрасно понимает ее тревогу – оттого и ухмыляется.

– Какая жуть, – проворчала она, не в силах отвести взгляд от куклы, когда Джонатан только вытащил ее из коробки. – Это так в твоем духе – подарить ребенку подобное страшилище.

– А вот он и не страшилище! – возопил Калеб. – Это самый лучший, самый замечательный подарок! Он такой большой…

Кукла действительно была довольно большой. Если ее поставить на пол, то она вышла бы не ниже самого Калеба, а учитывая ее торчащие кверху рыжеватые волосы – и того выше.

– А какой у него костюмчик! – восхищенно добавил мальчик.

Одет Малыш Кобб был как самый настоящий маленький джентльмен: рубашка с запоночками, брючки в тонкую белую полоску, такая же жилетка, имелся даже галстук-бабочка. Лакированные туфельки очень походили на те, что сам Калеб надевал в школу – только они были не в пример, что странно, лучше и дороже. И если бы не пыль, которая покрывала Малыша Кобба с ног до головы, то можно было бы даже предположить, что в этой гостиной он одет изысканнее всех. Но да, пыль все портила.

– Сейчас мы его почистим, – сказал Джонатан. – Тащи-ка сюда одежную щетку, Калеб.

Мальчик соскочил со стула и ринулся в прихожую за щеткой, а Джонатан поднял глаза на Марго, всем своим существом чувствуя пронизывающий его осуждающий взгляд.

– Он похож на какой-то чердачный хлам, – проговорила Марго шепотом, чтобы Калеб не услышал.

– Малыш Кобб долго пылился в «Лавке игрушек мистера Гудвина», – негромко пояснил супруге Джонатан, – никто его не покупал…

– Удивительно просто, – проворчала Марго. – Посмотри только на этот его злобный взгляд. Если бы кто-нибудь подарил что-то подобное ребенку Джеральдин, ее бы удар хватил.

– Но ты ведь не Джеральдин, – веско заметил Джонатан, и осуждающий взгляд супруги чуть потеплел.

– Что ж, – сказала Марго, – ясно, почему его не покупали. Этот Малыш Кобб выглядит так, что, наверное, при одном только взгляде на него в слезах начинали биться не только дети, но и их благочестивые мамаши из клуба Благочестивых Мамаш.

Марго всегда относилась с презрением и недоверием к высокомерным габенским дамам, которые неукоснительно и до боли дотошно следуют всем-превсем правилам, ходят, высоко задрав нос, читают прочим лекции и мнят себя не менее чем профессорами в предмете «Воспитание чада. Академический курс». Она считала, что внутри у этих женщин живут подлинные плутовки, которых те сами стыдятся и всячески пытаются скрыть. Она как могла пыталась не походить на них, поэтому временами была с Калебом мягка, позволяла ему иногда просто побыть ребенком, в отличие от тех матерей, что либо пылинки сдувают со своих чад, либо с младенчества пытаются воспитать из них идеальных механических автоматонов. Ее старшая сестра Джеральдин, к слову, была как раз из последней категории, поэтому нечего удивляться, что между ней и Марго были довольно прохладные отношения. Все усугублялось тем, что Джеральдин сразу же невзлюбила Джонатана и его склонную к непоседливости, рассеянности и некоторому авантюризму натуру. Но именно за все эти вещи сама Марго его и любила. Притащить домой жуткую пыльную игрушку, сделанную, вероятно, намеренно, чтобы пугать, мог догадаться лишь Джонатан, и Марго вдруг поймала себя на том, что совсем не злится на супруга, а, наоборот, даже считает его выходку хоть и глупой, но отчасти забавной.

– Папа, держи! – Калеб вернулся со щеткой.

– Ну что, Малыш Кобб! – театрально провозгласил Джонатан, нацеливая щетку на куклу, словно револьвер. – Я вызываю вас на чистильный бой! Это дуэль, сэр! И она продлится до тех пор, пока вы не будете вычищены как следует!

Калеб рассмеялся, и Джонатан принялся возить щеткой по одежде куклы, по ее здоровенной голове и топорщащимся волосам. Пыль поднялась на всю гостиную.

Калеб расчихался, а Марго возмущенно возопила, чтобы Джонатан чистил это чучело в прихожей, поэтому никто не услышал, как чихнул Малыш Кобб.

– Нас выгоняют! Нас выгоняют! – с деланным ужасом воскликнул Джонатан, и Калеб снова рассмеялся.

– Вот именно! – задорно сказала Марго. Порой Джонатан подавал сыну не лучший пример, но он всегда мог его рассмешить, он был добрым человеком, и, глядя, как он несет Малыша Кобба в прихожую на руках, будто короля, распевая песенку «Важные персоны – дырявые кальсоны», а Калеб прыгает вокруг и подпевает, ее сердце наполнилось нежностью.

– Ой, пироги! – воскликнула Марго и ринулась к печи…

Вскоре пироги заняли почетное место на столе, а Малыш Кобб был приведен в какой-никакой порядок. Джонатан поднял его на руки и усадил на стул.

Внутри что-то громыхнуло.

– Должно быть, какая-то деталь отвалилась, – сказал Джонатан и добавил, тихонечко обращаясь к жене: – Мистер Гудвин, кукольник, кажется, был рад избавиться от этой куклы. Видимо, она сломана.