Страница 3 из 30
Аркадий с сердцем отодвинул к краю стола альбом, отвернулся к окну. Даша вбежала в комнату, глянула на насупившегося Аркадия, обо всем догадалась.
— Не узнал? — прыснула она.
— Кого? — откликнулся сухо Аркадий и даже не повернул головы.
— Братишку моего.
Аркадий резко повернулся, вгляделся в фотографию.
— Разве это он? — спросил он, и губы его вопреки желанию расплылись в улыбке..
— Он, он. Вырос, совсем большим стал. Вчера вот даже напился. Хорошо, что мамы не было дома, я его быстренько уложила в постель, непутевого.
— А цветок?
— Тот самый. В память о том вечере сохранила. На счастье.
— А-а-а, — Аркадий виновато вздохнул. Даша вдруг расхохоталась. Она смеялась звонко, заливисто, всем лицом, всей грудью.
Аркадий вскочил, схватил Дашу за руки, притянул к себе, прошептал:
— Даша, а Даша, выходи за меня замуж!
Девушка перестала смеяться, уставилась на парня с веселым удивлением. Вдруг лицо ее стало напряженным, брови сдвинулись.
— Как это? О чем ты? — спросила она, не отнимая рук.
— Надоело скучать, страдать, слышишь? Зачем себя мучить? Давай вместе жить, — выпалил Аркадий и побледнел.
— Какой ты сегодня, Аркаша.
— Какой? Ну, какой?
— Мелешь не знай что. Разве можно об этом так вот, вдруг. Надо бы в другой раз.
— Не могу я больше откладывать. Я люблю тебя, Даша. Будь моей женой.
— Аркаша! — Даша вырвала руки, сложила их на груди, подражая матери, отошла к окну, сказала обыденным голосом:
— Это все очень и очень серьезно. Ты подумал, что на свете бывают — и часто! — несчастливые семьи? Не успеют люди сойтись и уже расходятся. Почему, ты не задумывался, Аркаша? А ведь все они до женитьбы клялись друг другу в любви. Ты подумал о том, что мне предлагаешь?
— Да, Даша, — испугался Аркадий тона и самой неожиданно казенной Дашиной речи. — Я все обдумал. Любовь бывает разная. Я тебя люблю сильнее всех, крепче всех, надежнее всех. Вот увидишь! Ты не пожалеешь, что я тебя полюбил, — закончил он и опустил глаза. Аркадий был обескуражен поведением Даши, невольно впал в то, что сам же называл презрительно демагогией, краснобайством. Даша, казалось, решила доконать его, книжно и нудно продолжала:
— А что такое взаимная любовь? Как узнать, хватит ли в нас сердечного тепла на всю жизнь, чтобы согревать друг друга?
— Даша! — взмолился Аркадий. — Я прошу тебя, пожалуйста, не говори так! Что это с тобой? Словно нарочно разыгрываешь меня. Не надо, Даша.
— Не знаю, не знаю. Ведь я серьезно хочу все обсудить. Иначе только и слышишь о разводах.
— Что ты, Даша! Да я, я... на всю жизнь. Вот увидишь. Только скажи: «Да!»
— Не знаю, Аркаша. Замужество — дело серьезное, не следует торопиться. Надо присмотреться, взвесить все.
Аркадий повернулся к Даше боком, насупился.
— Может, ты уже присмотрела другого, а теперь взвешиваешь?
— Замолчи! Вот, видишь, в тебе уже ревность заговорила.
— Нет, что ты, — деланно повеселел Аркадий. — Это я просто так. Разыгрываю тебя. Ну, Даша, зачем же откладывать? Если ты любишь меня, вот моя рука, — Аркадий протянул руку.
— Не торопись, — Даша отвела его руку. — До осени подождем. А до той поры ты сошьешь себе в комбинате новые сапоги. Это — чтоб плясать на свадьбе.
Аркадий ничего не ответил, уставился в окно. Затем взглянул на девушку, и сердце его враз оттаяло: Даша улыбалась, прижав ладони к пылающим щекам.
— Даша...
— Аркаша.
Бросились в объятия, прильнули друг к другу.
Во дворе послышался какой-то шум и треск. Даша отпрянула от Аркадия, взбила прическу.
— Мама, кажется, пришла. Сядь, пожалуйста, за стол, возьми книгу, читай. И я буду читать.
Они чинно уселись за книги, косясь на дверь. Но во дворе шум утих, а дверь никто не открывал. Посидели еще минутку-другую, подождали. Даша встала, пошла на улицу. Аркадий за ней.
Во дворе никого не было, калитка распахнута. Велосипеда на месте нет. Аркадий бросился со двора: улица была пуста.
— Велосипед похитили.
— Да нет, — успокоила его Даша, — просто взяли покататься, может.
Даша сбежала с крыльца, подняла с земли балалайку.
— Это наша балалайка. А где же Олег? Бросил балалайку, укатил на велосипеде. Почему не спросил?
Аркадий пожал плечами.
III
Флор Мартынов жил в общежитии строительного управления, в отдельной комнате. Едва Олег перешагнул порог, как попал в шум, гвалт и тесноту. Комната была полным-полна народа, спертый воздух слоисто висел над большим столом, уставленным бутылками и заваленным колбасой, сыром и огурцами.
Из-за стола вырос Флор, навис над Олегом, загудел:
— О-о, вот он, орел. Салют Олегу!
Компания дружно поддержала приветствие, в десять глоток гаркнула:
— Салют!
Флор шепнул на ухо Олегу:
— Отмечаем день рождения друга. Рудика. Шофер он. Полезный человек во всех четырех измерениях. — Выпрямившись, огласил: — Это мой друг, Олег, верный парень, хороший работник, прекрасный музыкант и вообще человек положительный опять же во всех четырех измерениях.
Подвыпившие парни и девушки одобрительно загалдели, подняли стаканы.
— А это, — Флор круговым жестом обвел стол, икнул, потрогал горло, — люди! Вот Уткин Рудольф Кузьмич — виновник торжества. Хотя Рудик и появился на белый свет позже меня на четыре года, свой день рождения он каждый раз отмечает на пятьдесят восемь дней раньше моего. Здесь он меня обошел — Общий гогот явился вознаграждением за слово, к месту и вовремя сказанное. — А вот эта девушка, прекрасная и чистая, как свежевыкрашенная белилами панель, носит вполне соответствующее имя — Светлана. Светлана Романова. Я до сих пор теряюсь в догадках: или она отпрыск некогда царствующего на Руси святого рода Романовых, либо благородная ветвь романовской породы кудряво-золотистых и мясистых овечек. — Комната, казалось, вздыбилась от хохота. Флор ласково потрепал копну рыжих волос девушки, с нежностью добавил: — Но салат она сварганила такой, что пальчики оближешь. Мировой салат.
— Мировой, — хором подтвердили собутыльники.
Флор перезнакомил Олега со всеми присутствующими, словно радуясь случаю еще раз продемонстрировать перед друзьями свои способности вожака, острослова и тамады. Олег, растянув губы в улыбке, каждому из представленных с достоинством пожал руку, изнемогая от непонятного чувства неловкости. Многих из них Олег уже знал по работе, других видел впервые. Светлана, он знал, была девушкой Флора, жила в общежитии, но имени ее никогда не слыхал.
Олегу уступили место за столом, он втиснулся между девушками, сжался. Флор распорядился снова наполнить стаканы, пожелал сказать тост.
— Други, сегодня у Рудика, которого за его силу, мощь и вообще конституцию следовало бы величать медведем... Да, да, у нашего кроткого и доброго медведя сегодня день рождения. Пусть жизнь его будет такой же полной, как наши налитые стаканы, други. За удмуртского медведя, соратники! Отче наш, иже еси в винной смеси, во шкалики-шкалики. Опрокинь!
Сдвинули, лязгнули, выпили. Олег, едва поднес водку к носу — брезгливо отстранился, поставил стакан на стол. И тотчас же на него устремили взгляды сидящие за столом. Олег попробовал было пересилить себя, выпить противную жидкость, но вчерашняя попойка вывернула его наизнанку, как бы наложила запрет на отраву.
— Не могу, извините, с души воротит.
Но пьяные не уступили. На Олега дружно навалились сидящие рядом девушки, парни напротив. Флор всунул стакан с водкой в руку Олега, скомандовал:
— Пей, не позорь славное племя творцов и созидателей жилья человеческого.
Отовсюду посыпались реплики:
— Олег, неужели ты зла желаешь Рудику?
— Кто не умеет пить, тот не умеет жить.
— Не откладывай на завтра то, что можешь выпить сегодня.
— Ха-ха-ха! Вот тебе и балалаечник!
Флор простер руки над столом:
— Тишина! Ша! Олег, обрати свой острый слух сюда, — он показал на себя. — Слушай глас небесный. Настоящая женщина с презрением отвернется от человека, который не в силах раздавить полфедора. — Девушки, сидящие по бокам Олега, демонстративно повернулись к нему спинами. — Вот, видишь. Мужчина должен знать на зубок азбуку жизни: арак, бренди, водка, горькая, дубняк, зверобой...