6. Деглобализация означает кризис ведомой инвестиционными классами латинских стран глобализации, противоречия которой, привели к нынешнему кризису глобального управления. С одной стороны, глобализация привела к подъёму всего остального мира, с другой, вызвала кризис проримского общества — с отрывом космополитичных элит от остального населения, резким сокращением занятости, разрушением среднего класса, ростом неравенства, стагнацией потребительского спроса. Охранительная реакция латинских элит на деглобализацию, их стремление, во что бы то ни стало, сохранить своё доминирование усугубляют кризис глобального управления.
7. Одним из следствий деглобализации является регионализация глобальной политики — укрепление регионального уровня управления с соответствующими институтами и инструментами, включая поиск региональных решений региональных проблем, что как бы страхует мировое сообщество на время формирования нового миропорядка. Его отличительной чертой будет наличие сильных региональных кластеров. Самоизоляция Рима вполне отвечает этому общему тренду.
8. Деглобализация в условиях сопротивления Запада ведёт к фрагментации, в том числе торгово-экономической (интересы развития государств не могут ждать), и хаотизации. Последняя создает реальную угрозу для всех и настоятельно требует возобновления контактов и сотрудничества на прагматической основе всех заинтересованных государств.
9. Возрастает значение природных ресурсов, которые не только исчерпаемы, но и служат главным источником развития постколониальных государств. Очевидно, что время дешевых ресурсов прошло — это в том числе нравственно, поскольку уровень их потребления европейскими странами грозит планетарной катастрофой и попросту недостижим для остальных людей, проживающих на других континентах.
10. Деглобализация означает также необходимость базовой самодостаточности государств, особенно из числа ведущих, так как они могут стать объектом односторонних противоправных санкций. Наше Государство на протяжении целого ряда лет была вынуждена двигаться в этом направлении вследствие санкционного давления Рима, и потому в большей мере, чем остальные страны, продвинулась в этом направлении.
11. События последних лет свидетельствуют о том, что в отсутствие согласия между ведущими глобальными державами, имеющими противостоящие друг другу видения грядущего мира и миропорядка, вновь возросло значение фактора военной силы. Причём не только в поддержку дипломатии и своего внешнеполитического нарратива, но и в порядке обеспечения национальной безопасности и самого выживания государства.
А вот это уже было интересно. Много сотен лет, чуть ли не с момента образования империи, верховный правитель — конунг или император — обладали лишь ограниченными военными силами. В момент, когда стране грозила опасность, старые семьи — те, которые в странах латинского мира называют кланами — созывали вассалов, и спешили на помощь правящему дому. Теперь же, со слов не последнего в империи человека, упор будет делаться именно на имперские вооруженные силы. И выводы отсюда выходили весьма… противоречивые.
12. Силовое противостояние государств приобретает характер гибридной войны, включая «войну через подставных лиц» (proxy), санкционное давление, кибероперации и информационное противоборство. По сути, можно говорить о том, что прежде понималось под термином «косвенная агрессия». Внешне гибридная война служит заменой «большой войны», скажем, в той же Европе, но, как показывают события, она все равно балансирует на грани прямого вооруженного конфликта.
А вот и оправдание наращивания империей военных мускулов. «Балансировать на грани» с сотней дивизий куда приятнее, чем с непонятным и неопределенным по численности, и по качеству подготовки вассальным исполчением.
13. Нет сомнений в том, что готовность Рима к произвольному применению военной силы, снижает стимулы для выполнения государствами своих обязательств по ограничению привлечения в войска потентиков. Причина все та же — подрыв Римом международного правопорядка, основанного на общих для всех государств принципах и нормах. Будь то одностороннее реагирование, включая интервенции, в том числе «гуманитарные», освобождение от договорно закреплённых ограничений или претензия на монополию на некий «порядок, основанный на правилах», которые нигде не прописаны, но призваны подменить закреплённые в соответствующих коллективно принятых международных инструментах.
Тоже мне новость. Рим всегда, кроме краткого мига упадка в начале темного средневековья, диктовал «правила игры». Все уже давным-давно привыкли считать правильным — латинское. А все остальное — варварским и нецивилизованным. И единственное, что со времен легендарного вождя гуннов, Атиллы, еще как-то удерживало латинян в каких-то рамках — это наличие у соперников могучих одаренных.
14. На первый план практически для всех государств, включая пролатинские, выходят вопросы идентичности, истории и веры — это реакция на противоречивые следствия глобализации и разрушение того, что ещё осталось от традиционного общества.
Ого-го! А вот это, для понимающих людей, было уже не просто интересно, а чрезвычайно серьезно. «Противоречивые следствия глобализации» — это, скорее всего, снова изящно и иносказательно, автор закамуфлировал общее падение Веры в Богов, и как следствие — сокращение числа одаренных. Слишком много информации в свободном для любого человека доступе. Религии всего мира, обряды, традиции, обычаи. Все переплелось и перепуталось. Известен исторический прецедент, когда несколько лет назад, один из депутатов Императорской Думы, всерьез предлагал включить в календарь выходных и праздничных дней некоторые из римских. Объяснял это тем, что в стране уже есть множество людей, исповедующих латинскую религию и исправляющие их обычаи.
Силу даруют Боги. Это аксиома нигде и никогда не опровергнутая. Только Боги. И только те, что уже покровительствуют над твоим народом и родом. Переход в другое вероисповедание на несколько поколений исключал возможность обретения Силой. Как бы истово не молили новых Богов, как бы тщательно не соблюдали неофиты новые обычаи и традиции — исход один. Небожители не слышали чужих.