Страница 6 из 36
Говоря о событиях, разыгравшихся ранней весной 1217 года в Деште, подавляющее число исследователей, сами того не подозревая, используют штамп, выданный им 700 лет назад Рашид ад-Дином, развитый В. Яном в романе «Чингиз-хан» и буквально с его страниц перекочевавший в научные работы. Смысл его в том, что хорезмшаху Мухаммеду докладывают о вторжении неведомого племени. Он выступает с войсками в пределы Дешт-и-Кипчака, случайно находит разгромленный стан меркитов, случайно получает от единственного оставшегося в живых очевидца сведения о монголах, кидается в погоню, случайно их нагоняет, после чего происходит битва, которую он случайно не выиграл. Не правда ли, очень много случайного в этом походе Мухаммеда? [16, с. 116]
Основываясь на многочисленных фактах, свидетельствующих о весьма эффективных действиях монгольской разведки как армейской, так и действующей в тылу противника, следует с огромной долей вероятности предположить, что агентура Чингис-хана, приданная его военачальникам, вовремя доложила им о продвижении Мухаммеда. Тем более что тот шел в поход с помпой, демаскируя свое передвижение, и любой купец мог сослужить за горсть серебряников службу «падишаху монголов». Да что там агентура! Монгольские дозоры и разведчики, находящиеся в непосредственной близости от того же Дженда, незамедлительно доложили своим командирам о приближении хорезмийского войска [16, с. 117]. Надо полагать, что Джучи и «свирепые псы» в лице Субэдэя и Тохучара получили четкую установку от монгольского повелителя — вступить в бой с приближающимся неприятелем. Если бы такой установки не было, они могли легко уклониться от столкновения с хорезмийцами, моментально ретировавшись, тем более что подобное отступление абсолютно не противоречило военной доктрине великого каана, предусматривавшей уклонение от боя перед численно превосходящим противником.
Мухаммед тем временем был уже в пределах Тургая — Иргиза. Здесь он «случайно», как говорилось выше, находит разгромленный стан меркитов и допрашивает пленного. Монголы тем временем не уходят, а маячат где-то поблизости, буквально дефилируя, дразня своим присутствием. Хорезмшах, как бык на красную тряпку, кинулся на них. Суммируя все случайности, можно предположить, что Субэдэй как самый опытный из военачальников, который реально руководил войсками монголов в том сражении [49, с. 178], просто выманил Мухаммеда и спровоцировал его на битву, подкинув ему разгромленный стан меркитов, как подкидывал меркитам год назад детскую утварь сотник Алчу. Субэдэй использовал всю свою природную хитрость и смекалку охотника, чтобы разведкой боем понять, на что способны воины Хорезма. А главное, с точки зрения дипломатии все было безукоризненно — не монголы напали первыми. В дальнейшей политической игре, затеянной Чингис-ханом с хорезмийцами, это служило большим плюсом и давало возможность развязать с Мухаммедом дипломатическую дуэль.
Итак, завидев «обидчиков» издалека, присвоивших «законную» добычу, Мухаммед двинул свое войско в погоню и вскоре настиг монголов в районе реки Иргиз. По словам ан-Насави, «у султана было вдвое больше, чем у Души-хана, людей и [были] военачальники, умевшие наступать и атаковать» [17, с. 245]. По-видимому, против 60 тысяч хорезмийцев [8, с. 134] под командованием монгольских полководцев оказалось 20–30 тысяч собственных войск. Эта цифра вполне может соответствовать действительности, если учесть, что в личном распоряжении Джучи, Субэдэя и Тохучара было по одному тумену, численность которого, как подчеркивалось выше, колебалась в пределах 10 тысяч воинов. Суммируя количество туменов, а их было, по-видимому, три, получаем те самые 30 тысяч бойцов, составлявших монгольское войско, которое числом вдвое уступало хорезмийскому. Важно отметить, что, по оценке 3. М. Буниятова, «армия хорезмшаха была хорошо обучена, вооружена разнообразным оружием, ее полководцы не раз проявляли храбрость и опыт в боевых действиях… тюрки составляли основную и главную ударную силу» [8, с. 88].
Непосредственно перед битвой, когда войска построились, как старший по своему статусу Джучи послал к хорезмшаху переговорщиков, которые сообщили Мухаммеду, что Чингис-хан «запретил ему вступать в сражение с войсками Хорезма, что их задачей был только разгром меркитов, и что монголы готовы даже передать людям хорезмшаха все захваченные у меркитов трофеи» [8, с. 134]. На что султан ответил фразой, донесенной до нас ан-Насави: «Если Чингиз-хан приказал тебе не вступать в битву со мной, то Аллах Всевышний велит мне сражаться с тобой и за эту битву обещает мне благо. И для меня нет разницы между тобой и гюр-ханом[22] и Кушлу-ханом[23], ибо все вы — сотоварищи в идолопоклонстве. Итак — война, в которой копья будут ломаться на куски, а мечи — разбивать вдребезги». Тогда Души-хан понял, что если он не примет сражения, то его надежды окажутся ложными, и настанет его конец. И он прибег к сражению и искал выхода в битве. И когда встретились оба противника, и сошлись [в битве] оба ряда, Души-хан лично атаковал левый фланг султана, разбил [этот фланг] наголову и заставил обратиться в бегство в беспорядке в разных направлениях. Султан был близок к разгрому, если бы наступательное движение его правого фланга против левого фланга проклятого не восстановило [положения]. Так была предотвращена беда, был уплачен долг, и была утолена жажда мести, и никто не знал, где победитель, а где побежденный, кто грабитель, а кто ограбленный» [17, с. 245].
В «Жизнеописании Елюй Люге» говорится о том, что в той битве принимал участие его сын Сешэ и особо отличился. «[Когда] мусульмане окружили старшего царевича-наследника… Сешэ повел тысячу воинов на выручку и вывел из [опасности] его [Джучи], а в него самого попали копьем» [49, с. 177]. Ибн ал-Асир в своей летописи подчеркивает особую ожесточенность сражения: «Выстроились они к битве и совершили бой, какому подобного не было слышно. Длилась битва 3 дня да столько же ночей, и убито с обеих сторон столько, что и не сочтешь, но не обратился в бегство ни один из них. Что касается мусульман, то они стойко дрались ради защиты веры своей и, зная, что коли побегут, то мусульманам не будет никакого исхода, и они будут перехвачены (по дальности от своих земель). Неверные же упорно сражались за спасение своих людей и своего имущества. Дошло дело у них до того, что иной из них слезал с коня и пеший бился со своим противником. Дрались они на ножах, и кровь текла по земле до такой степени, что лошади стали скользить [по ней] от множества ее. [Наконец], обе стороны истощили свои силы в терпении и в бою… Сосчитали, кто убит из мусульман в этой битве, и оказалось 20 000, а что касается неверных, так и не сосчитаешь, кто из них убит» [17, с. 15].
Вызывает сомнение, что сражение продолжалось три дня, но то, что монголы, уступающие численно, атаковали, и атаковали успешно, подтверждает Рашид ад-Дин: «Так как султан не внимал… словам и не поворачивал поводий от войны, монголы также обратились к сражению. С обеих сторон оба правые крыла сдвинулись [с места] своего, а часть монголов атаковала центр. Была опасность, что султан будет захвачен в плен, но его сын Джалал-ад-Дин, проявив крепкое противостояние, отразил это нападение, которое не сдержала бы и гора, и извлек отца из этого гибельного положения… Весь тот день до ночи султан Джалал-ад-Дин стойко сражался. После заката солнца оба войска, отойдя на свои места, предались отдыху» [40, с. 190].
Ночь разделила сражавшихся. Монгольские полководцы: и темники, и тысячники собрались на совет. Продолжать битву дальше сочли неоправданным, терять своих воинов попусту они не хотели, представление о воинстве хорезмшаха они получили и сделали вывод не в пользу хорезмийцев. Затем с их стороны последовала военная хитрость: монголы развели множество костров, огни которых показывали на якобы огромное их скопление, а сами, не тратя более времени на отдых, снялись и ночью же ушли на восток — очень быстро, как только могли скакать их кони, и «проделали за эту ночь расстояние двух дней пути. А душой султана завладели страх и убежденность в их храбрости, он, как говорят, в своем кругу сказал, что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и бить мечом…» [17, с. 245–246]. «По мнению В. В. Бартольда, именно тягостное впечатление хорезмшаха от первого боя с монголами было одной из причин, по которой он впоследствии не решился встретить их в открытом сражении» [43, с. 137].
22
Гюр-хан — кара-киданьский гур-хан Джулуху, его в 1209 году разгромил Мухаммед.
23
Кушлу-хан — имеется в виду Кучулук, найманский царевич, сын Таян-хана, узурпировавший власть в государстве кара-киданей, предавший смерти гур-хана Джулуху.