Страница 2 из 11
Красивые летучие рыбы порою падали на палубу. Чудесные закаты в тропиках с громадными тучами цвета огня и крови, свечение воды ночью, когда весь океан загорался, словно залитый потоками лавы, — казались не живой действительностью, а чем-то волшебным, как бывает в сновидениях.
Случалось, в бурную погоду, что Марко целыми днями бывал заперт внизу, в трюме. Там всё плясало и рушилось… и над всем этим стоял хор жалоб и проклятий. Тогда мальчику казалось, что приходит его последний час.
Но бывали дни, когда океан расстилался спокойный и желтоватый. То были дни нестерпимого зноя и невыносимой скуки. Часы тянулись, долгие и зловещие. Истомлённые пассажиры застывали за столом и казались изваяниями.
А плаванию не было видно конца. Море и небо, небо и море, сегодня то же, что и вчера, завтра то же, что сегодня… всегда… вечно.
Долгие часы простаивал Марко на палубе, облокотившись на перила, и растерянно смотрел на океан, которому не видно было края… Смутно представлял он себе лицо матери. Он стоял так до тех пор, пока глаза его не смыкались, пока не начинала тяжелеть голова и он не засыпал. А во сие ему мерещился всё тот же незнакомец, смотревший на него с состраданием и повторявший на ухо: «Твоя мать умерла». При этих словах Марко просыпался, дрожа, чтобы вновь начать грезить с открытыми глазами, глядя на тот же неизменный горизонт.
Путешествие продолжалось уже двадцать семь дней! Последние дни были легче. Стояла прекрасная погода, воздух был свеж. Марко познакомился со старым крестьянином из Ломбардии[6], который ехал в Америку навестить своего сына, жившего в окрестностях города Росарио. Мальчик рассказал ему о себе. Старик нередко повторял, похлопывая его по плечу:
— Бодрись, сынок! Вот увидишь, найдёшь свою мать в добром здоровье!
Общество старика утешало мальчика, и его недобрые предположения как бы растворялись в чувстве мягкой и приятной грусти.
Так сидел он рядом с крестьянином на носу корабля под великолепным звёздным небом… Старик курил трубку, эмигранты пели. Мальчик слушал. Его воображение сотни раз рисовало ему приезд в Буэнос-Айрес. Вот он видит себя на улице Лос-Артес, отыскивает лавочку, бросается навстречу дяде: «Как мама? Где она? Идём скорее… идём скорее!» Вот они бегут оба, поднимаются по лестнице… Открывается дверь… Но тут его немой разговор с самим собой прерывался от прилива невыразимой нежности… Тогда мальчик вытаскивал портрет матери, который он носил на груди, целовал его и шептал ласковые слова.
На двадцать восьмой день они наконец прибыли на место. Всходила прекрасная алая заря майского утра, когда корабль бросил якорь в устье огромной реки Ла-Плата, на берегу которой раскинулся большой город, Буэнос-Айрес, столица Аргентинской республики. Этот сияющий день показался Марко хорошим предзнаменованием. Он не помнил себя от радости и нетерпения: его мать находится от него на расстоянии всего нескольких миль. Через несколько часов он её увидит! Он находится уже в Новом Свете, он отважился приехать сюда один!
Теперь мальчику казалось, будто он во сне в один миг перелетел всё это огромное пространство и только сейчас проснулся.
Марко был настолько счастлив, что даже не удивился, не огорчился, когда, перерыв все карманы, он не нашёл одного из двух узелков, в которые он вложил свои деньги при отплытии. Один узелок украли, и у мальчика оставалось теперь всего несколько лир. Но что за беда, когда мать близко!
С сумкой в руке сошёл он вместе с другими итальянцами на пароходик, который провёз их немного по реке. Затем Марко пересел на барку и скоро сошёл на набережную. Там он простился со своим другом, стариком-ломбардцем, и большими шагами направился в город.
Добравшись до города, Марко в начале первой же улицы остановил прохожего и спросил, как пройти на улицу Лос-Артес. Прохожий оказался итальянским рабочим, он с любопытством взглянул на мальчика и спросил его:
— Умеешь ли ты читать?
— Да! — ответил Марко.
— Хорошо, — сказал рабочий. — Ступай прямо по этой улице и читай названия улиц на всех перекрёстках. Тогда найдёшь и ту, которую тебе надо.
Мальчик поблагодарил и пошёл по той улице, которую ему указал рабочий. Она была прямая, узкая и бесконечно длинная. По обеим сторонам её тянулись низкие белые домики, похожие на маленькие дачи. Улица была полна народу, катились экипажи, гремели тяжёлые подводы.
Местами развевались огромные разноцветные флаги, аршинные буквы на них возвещали время отхода пароходов, плывших в неизвестные ему города…
С обеих сторон улица пересекалась рядами других таких же улиц, длинных и узких. Они тоже были запружены людьми, экипажами и подводами. Дальше она терялась вдали, там, где смутно вырисовывалась прямой чертой американская равнина, безбрежная, словно морской горизонт… Мальчику представилось, что и вся Америка покрыта сетью таких улиц. Он внимательно читал на перекрёстках странные для него названия, разбирая их с трудом. На каждом перекрёстке его сердце учащённо билось: «Не эта ли улица?» В надежде встретить свою мать он вглядывался во всех женщин. При виде одной из них кровь бросилась ему в голову. Он догнал женщину. Она обернулась. То была негритянка. А он продолжал идти и идти, ускоряя шаг. Дошёл до одного перекрёстка и остановился как вкопанный. Это была улица Лос-Артес. Он оглянулся, посмотрел на номер дома — 117. Лавка дяди помещалась в доме номер 175. Мальчик прибавил шагу. Он почти бежал. Недалеко от дома 175 ему пришлось остановиться и перевести дух.
— Мама, моя мама! — шептал он еле слышно. — Неужели это правда, что я сейчас тебя увижу?!
Марко побежал и остановился перед маленькой мелочной лавочкой. Вот она. У входа он увидел седую женщину в очках.
— Что тебе нужно, мальчуган? — спросила она по-испански.
— Разве это не та? — с усилием, чуть слышно произнёс Марко. — Это не лавка Франческо Морелли?
— Франческо Морелли умер, — ответила женщина по-итальянски.
Его словно громом поразило:
— Умер?.. Когда?
— Да уж порядочно, — ответила женщина. — Пожалуй, несколько месяцев. Он поехал в Байа-Бланка — это далеко отсюда. Едва успел добраться, как там и умер. Теперь эта лавка моя.
Мальчик побледнел. Потом торопливо заговорил:
— Морелли знал мою мать. Моя мать была здесь прислугой у синьора Мекинес. Он один может сказать мне, где она. Я приехал в Америку отыскивать мать. Морелли посылал нам её письма. Я должен найти мою мать во что бы то ни стало!
— Бедный мальчик! — ответила женщина. — Я ничего не знаю. Впрочем, могу спросить мальчика со двора. Он знал тут одного работника, который вёл дела Морелли. Может быть, он знает что-нибудь.
Она ушла вглубь лавки и позвала мальчика, тотчас прибежавшего на её зов.
— Скажи-ка, — спросила его лавочница, — не помнишь ли ты, как Морелли отсылал письма прислуге в одной здешней семье?
— Это у синьора Мекинес! — ответил мальчик. — Помню, я относил. Их дом — в конце улицы Лос-Артес.
— О благодарю вас, синьора! — воскликнул Марко. — Скажите мне номер дома… Он не знает? Скажите ему, чтобы он проводил меня… Проводи меня, мальчик. У меня есть ещё деньги.
Марко проговорил это с таким жаром, что мальчик, не ожидая слова синьоры, первый проворно выбежал на улицу. Они почти побежали, не говоря друг с другом ни слова, до конца длинной улицы. Тут у одного белого домика с красивой железной решёткой они остановились. Оттуда был виден дворик, весь уставленный цветами в горшках. Марко дёрнул верёвку колокольчика. Вышла молодая девушка.
— Здесь живёт семья Мекинес? — спросил Марко взволнованно.
— Жили раньше, — отвечала девушка по-итальянски с испанским выговором. — А сейчас живём здесь мы, Себальос.
— Куда же уехали Мекинес? — спросил Марко замирая.
— Они уехали в Кордову.
— Кордова! — воскликнул Марко. — Где это Кордова? А прислуга, которая жила у них? Женщина… моя мать?! Их служанка — это моя мать. Они её тоже взяли с собой?
6
Ломба́рдия — область в Северной Италии.