Страница 24 из 47
Как только ребята получили контроль над профсоюзами, они стали брать взятки и требовать дань с членов профсоюзов. В то же время они выколачивали крупные суммы из владельцев швейных предприятий, желавших избежать забастовок.
С 1915 по 1933 год Гурру арестовывали пятнадцать раз по обвинению в краже со взломом, нападении, похищении людей, незаконном ношении оружия, воровстве и нарушении федерального закона об антимонопольной политике. Он отбыл пять недолгих сроков заключения. И хотя по слухам в преступном мире и согласно информации полиции он был замешан в убийствах, в частности в убийстве Джейкоба Оргена по кличке Малыш Оги, для обвинительного приговора никогда не хватало доказательств.
Гурра был просто счастлив, когда ему удавалось применить силу. Он считал, что удар в челюсть лучше резкого слова, а пуля или бутылка кислоты интереснее, чем драка.
В 1936 году федеральное правительство осудило Гурру и Лепке за нарушение закона об антимонопольной политике. Оба были приговорены к двухлетнему тюремному заключению, но были отпущены под залог. Окружной судья Мартин Т. Мэнтин отменил приговор Бухалтеру, но не Шапиро. Ходили слухи, что судью Мэнтина подкупили, но доказательств не нашлось.
Гурра исчез сразу же после того, как был отпущен на поруки. Полиция штата Нью-Йорк и федеральное правительство разыскивали его везде, включая Польшу и Палестину, но он сам сдался ФБР после того, как скрывался около года.
В 1938 году Шапиро привлекли к суду, вынесли обвинительный приговор за рэкет и приговорили к пожизненному заключению. Он умер в тюрьме в возрасте пятидесяти лет в 1947 году. За несколько месяцев до смерти Гурра с горечью сказал другим заключенным, что напрасно пошел на поводу у Лучано, Лански и Лепке. Сделай он все по-своему, применяя насилие, по его словам, он был бы на свободе.
У Лепке Бухалтера начались серьезные проблемы после того, как судья Мэнтин его отпустил. Специальный окружной прокурор Дьюи, уже осудивший Уэйкси Гордона за уклонение от уплаты налогов, а Лаки Лучано — за организацию проституции, начал охоту за Лепке с удвоенной энергией. Дьюи считал, что арест Лепке нанесет смертельный удар организованной преступности Нью-Йорка и обеспечит ему самому победу на губернаторских выборах. Он устраивал налеты на контору профсоюза и компании и конфисковывал их документацию. Он прослушивал телефоны и вызывал в суд сотни свидетелей. Всех, кто так или иначе был связан с Лепке, приглашали в суд, допрашивали, угрожали тюрьмой и оказывали гигантское давление, чтобы заставить говорить.
Жизнь Лепке превратилась в кошмар. За его конторой постоянно следили, телефоны прослушивались, а полиция следовала за ним повсюду. Ему приходилось встречаться со своими подручными в подъездах и гостиничных фойе, на станциях метро и в туалетах ресторанов.
«Я удираю от легавых… От них легче всего оторваться в метро», — объяснял он Полу Бергеру, одному из профсоюзных деятелей.
В дополнение к его неприятностям, федеральное правительство начало расследование его причастности к контрабанде наркотиков.
Отчаявшись выпутаться, в 1937 году Лепке пустился в бега. «Здесь становится слишком жарко, — говорил он Бергеру. — Придется сматываться. Будь осторожен».
На его арест был выдан ордер, но ему удавалось два года скрываться от преследователей. Альберт Анастазия, один из знаменитых мафиози, и Эйб Релес прятали Бухалтера в потайной квартире над дешевым танцевальным клубом в Бруклине под названием «Восточный дворец». Пока власти прочесывали все Соединенные Штаты в поисках Бухалтера, он находился буквально у них под носом. В то время Лепке пытался защититься от информаторов, заставляя Эйба Релеса, Гарри Стросса, Багси Голдстейна и других членов мафии убивать всех, кто мог бы его выдать. Бруклин превратился в бойню.
По мере того как распространялся террор, росло и давление властей. В поисках Лепке полиция допросила практически всех членов преступного мира. Специальное федеральное жюри в Ньюарке вызвало в суд Дылду Цвиллмана, чтобы спросить, не знает ли он, где скрывается Лепке.
«Я давно знаю Лепке, — признался Цвиллман, — но не видел его уже три-четыре года. Насколько мне известно, он симпатичный парень и очень честный». Цвиллман получил шесть месяцев тюремного заключения за отказ отвечать на вопросы жюри.
Багси Сигела спросили, не встречался ли он с Лепке. Сигел ответил, что не помнит. Судья Джон Нокс объявил, что «провал в памяти» Сигела возмутителен и оскорбителен для суда, и отправил его в тюрьму для восстановления памяти.
Отчаявшись найти Лепке, федеральное правительство и штат Нью-Йорк объявили награду в 50 000 долларов за его поимку и разместили его фотографии на листовках, киноэкранах и в газетах. Так, как его, не разыскивали ни одного человека в стране, а возможно, и в мире.
Последний из циркуляров по его розыску, составленный полицией Нью-Йорка, содержал следующее описание Лепке: «Взгляд пронзительный, бегающий; нос большой, несколько приплюснутый у ноздрей; уши крупные, плотно прижаты к голове; рот большой, с ямочкой слева; правша; страдает болезнью почек. Часто посещает соревнования по бейсболу».
Преступный мир Нью-Йорка пришел в волнение, запуганный угрозами Дьюи, с одной стороны, и Бухалтера — с другой. Так больше продолжаться не могло. Охота на Лепке рушила их бизнес. Для мафиози стало очевидно — чтобы сохранить свои дела в целости, нужно, чтобы Лепке сдался.
По словам Лаки Лучано, он, Томас Луччезе по кличке Три Пальца и другие обсудили все это в тюрьме Даннемора. По скромному утверждению Лучано, решение нашел он.
Идея заключалась в том, чтобы для Лепке дело выглядело так, будто с Эдгаром Гувером достигнуто соглашение. Если он сдается ФБР и принимает обвинение в контрабанде наркотиков, то получает гарантию Гувера, что его не передадут Дьюи, а к тому времени, как закончится федеральное расследование, дело Дьюи уже уйдет в архив.
«Я знал, что Лепке до смерти боялся Тома Дьюи, особенно после того, что он сделал со мной, — говорил Лучано. — Конечно, ни о чем мы с Гувером не договаривались, но для Лепке все должно было выглядеть, как будто договорились».
Сам ли Лучано изобрел этот план или нет, но он удался. Мейер Лански послал Мо Воленски, доверенное лицо и друга Лепке, сказать Бухалтеру, что с Эдгаром Гувером заключено соглашение. Гувер обещает не выдавать Лепке Дьюи, сказал Воленски. Как только Лепке окажется в тюрьме, шум сразу утихнет, и все будет по-прежнему. Отсидев «недолгий» срок в десять-двенадцать лет, он снова будет на свободе.
Лепке сомневался. Он сказал Эйбу Релесу: «Эти мерзавцы больше волнуются за свои дела, чем за мою шкуру».
Он был прав, но понимал, что, если он не согласится, его приятели возьмут все в свои руки, так же как случилось с Голландцем Шульцем. Бизнес есть бизнес.
Бухалтер согласился.
Пятого августа 1939 года Уолтеру Уинчеллу, знаменитому журналисту и впоследствии диктору телевидения, поступил анонимный звонок. Ему сообщили, что Лепке «хочет сдаться», но боится, что его пристрелят до того, как он это сделает.
Уинчелл был близким другом Эдгара Гувера. Они часто сидели за одним столиком в нью-йоркском клубе «Сторк» и много помогали друг другу. Гувер незаконно снабжал Уинчелла секретной информацией о жизни известных людей из своих многочисленных досье. В обмен на это Уинчелл всегда был готов служить Гуверу.
Уинчелл связался с Гувером, и тот уверил его, что Лепке не расстреляют, а только арестуют. В новостях Уинчелл сообщил об обещании Гувера поместить Лепке в федеральную тюрьму.
Вечером 29 августа 1939 года Лепке вышел из своего убежища на Фостер-авеню в Бруклине и сел в ожидавшую его машину. За рулем был Альберт Анастазия. Он повел машину через мост на Манхэттен. В заранее условленном месте он остановился. Бухалтер вышел и приблизился к стоявшей неподалеку машине, где сидели двое. Дверь открылась, и Лепке оказался внутри.
«Мистер Гувер, — сказал Уолтер Уинчелл, который вел машину, — это Лепке».