Страница 9 из 12
Виктор садится на корточки и открывает крышку одной из коробок.
– Сервиз? – озадаченно выгибает бровь.
– Да… Это моя любимая кружка, – беру красную и зажимаю в пальцах так, как обычно пью чай. – Она для отдыха. Есть еще для работы, когда нужно сосредоточится. Черная. А еще есть для настроения… Когда грустно-фиолетовую, а когда весело вот эту розовую.
Да, у меня целая коллекция одинаковых кружек, но разных цветов. И они все мне нужны.
– Поразительно, – вскидывает брови Виктор. – Тогда может по кружке чая, раз уж разложились..?
– Можно, – я тянусь за красной кружкой. – Хочется отдохнуть.
– Странно, я думал, красный – это цвет любви.
– Все верно, когда твое сердце наполнено любовью, то это и есть самый настоящий отдых для души.
– Правда?
– Ты не согласен?
– Я без понятия. Если бы испытал подобное чувство, то я бы ответил, а так… Поверю на слово.
– Никогда не любил?
Он молчит задумчиво, словно вспоминает.
– Как минимум, своего племянника, – подсказываю я.
– Да. Точно.
Боже, черствый, как сухарь. Так и хочется размягчить. Уверена, под верхним колючим жестким слоем кроется хороший мягкий человек. У меня будет время узнать его поближе.
– Вера, кухня в той стороне… – слышу сзади голос Виктора.
– Ах точно, – разворачиваюсь я, негодуя. – Пока очень непривычно.
– Не переживай, привыкнешь, – пропускает меня вперед и повторяет. – Скоро ты ко всему привыкнешь.
Поздно вечером после суматошных разборок с вещами я уставшая плетусь в душевую. На плече махровое полотенце, оно такое же белое и пушистое как мой банный халат. Не спеша, шлепаю резиновыми тапками по коридору мимо открытого кабинета Виктора, и подумав, что у него еще есть силы работать, протяжно вздыхаю.
Приближаясь к ванной комнате, я распускаю пучок и встряхиваю головой, выпуская на волю водопад каштановых волос. Все, сейчас быстро приму душ и спать.
С этой мыслью, я закрываю двери ванной… и ахаю.
– Прошу прощения, не думала, что тут кто-то есть… Дверь была открыта, – сгораю от неловкости я перед Виктором, который только что вышел из душевой и накручивает на бедра полотенце.
Сон как рукой снимает. Я не знаю куда себя деть, хочу выйти, но мужчина успокаивает:
– Ничего, я уже всё, – шагает ко мне, а я прижимаюсь к стене, чтобы пропустить его. Но он останавливается. – Я думал ты спишь…
– Хотела перед сном ополоснуться.
Глаза прилипают к его голому загорелому торсу, на котором застыли капли воды. Частично забит татуировками. Виктор выглядит свежо, чисто, подтянуто и сексуально. От него пахнет цитрусовым гелем для душа, мой любимый грейпфрут… А полотенце совсем небрежно завязано, одно неверное движение, и оно спадет с бедер.
Вера, прекращай так открыто пялиться – приказываю себе и опускаю глаза вниз.
– Понял. Тогда доброй ночи, Вера, – мягко говорит он, стоя слишком близко, что смущаюсь. – Надеюсь, на новом месте будешь спокойно спать.
– Надеюсь. Говорят, на новом месте снятся вещие сны, – вспоминаю я, чтобы разрядить обстановку.
– Не верю в эту чепуху.
– Но все же…
– Действительно. Расскажешь потом, что приснилось? – его глаза повеселели и чуть пристально сузились. – Интересно же.
Я усмехаюсь и дергаю плечами.
– Если приличное будет.
Виктор смеется. Он смеется? Я удивляюсь приятному факту и тоже хихикаю, прикрывая рот ладонью.
– Даже не сомневаюсь, Вера, – кивает он и после разворачивается на выход.
Я провожаю его уходящую спину с улыбкой, которая даже не понятно с чего вырисовалась на лице. И прежней усталости уже нет. А еще я заметила, что приятно слышать, как слетает с его губ мое имя. У него выходит это мягко и красиво.
– Виктор, – вспоминаю кое-что и зову его, пока не ушел.
– Да? – разворачивается он и вопросительно смотрит на меня.
– Я хотела спросить… Мне показалось, или во всех комнатах, где ты находишься всегда распахнуты двери… Даже ванная вот, и кабинет целый день открыт.
– Допустим, не показалось.
Понимаю, что лишнее, но все-равно спрашиваю:
– А почему так? Это странно… Или для тебя нет?
– С шести лет не странно. Я чувствую себя спокойнее, когда дверь не заперта и тому есть причины.
– Какие?
Все это звучит крайне интригующе и я не могу сдержать любопытство.
– Зачем тебе это? – Виктор наступает на меня.
– Чтобы поближе узнать тебя.
– Насколько ближе? – мощным телом он купирует меня около раковины, нависая сверху. Я теряюсь.
Между нами сантиметры, и мне катастрофически не хватает пространства и свободы.
– Как опекуна и члена семьи, – прочищаю горло я и отхожу в сторону из под его тени.
Виктор усмехается, а потом нахмурив брови, рассказывает сухо:
– Меня часто наказывали в детстве и запирали в чуланке. Чтоб я подумал в тишине и темноте над своим поведением. Однажды во время «отсидки» комната по соседству загорелась и огонь перешел на чуланку, я чуть было не задохнулся… У меня была паника, и я не мог выйти и докричаться до кого любо. Потерял сознание, но меня успели вытащить… Вот так, спасибо, что живой. И плюс одна фобия в копилку.
Картинки его ужасного детства мелькают перед глазами. Бедный ребенок, за что с ним так?
– Разве есть еще какие-то фобии? – с тревогой спрашиваю.
– Слишком много вопросов, Вера. На сегодня хватит. А то так точно не уснёшь, – он журит меня, качая головой. – Иди, мойся.
– Верно, – киваю и, проводив его сочувствующим взглядом, запираю двери. Потом прижимаюсь спиной к его двери и по норовому стуку сердца чувствую, что меня не отпускает. Его рассказ многое ставит на свои места.
Я была права, внешняя холодность и чёрствость Виктора – лишь защитная оболочка, которая наросла из-за тяжелого детства и жестокого обращения с ним. Он уязвим, как обычный человек, у него свои слабости. Как бы это не звучало, но я рада этому. Он открылся мне, уверена, для него это было нелегко, а это значит, что… Мы сможем с ним найти общий язык.
Глава 13
Виктор
Она слишком доверчивая. Слишком чувствительная. Мягкосердечная. Это, конечно мне на руку, но… Я не привык обижать слабых.
Наблюдаю из окна кабинета на то, как Вера гуляет с коляской по саду на заднем дворе и залипаю на минут десять. Не понимаю, как она может возиться с чужим ребенком? Она любит его как своего, просто немыслимо. Каждую свободную минутку она рядом с ним, даже работу отодвинула на второй план, и все выезды сократила по максимуму. Разве можно вообще так любить другого человека, что жертвуешь личными интересами ради него? Костя мне будет породнее, но я не собираюсь к нему привязываться. Зачем? Он лишь крючок, за который я зацепился, чтобы получится желаемое. Когда пропадет необходимость держаться за него я просто отпущу, и всё.
А Вера холит и лелеет мелкого… Я видел, как она целует его крохотные ножки, усюсюкает, гладит и бережно прижимает к груди. Меня так не любили в детстве… Если бы на меня упала хотя бы капля её любви в детстве, я бы не был настолько жесток и циничен. Но на меня ничего не упало кроме воза говна и презрения. Я купался в ненависти, крепчал, закалялся ей, и выросло то, что выросло. Я сделаю то, что должен и никакие телячьи нежности и уж тем более голос совести, меня не остановят.
– Тук-тук, – раздается стук в дверь. Я реагирую поворотом головы и вижу на пороге кучерявую Маришку.
Она взглядом спрашивает разрешения войти, а в руках у неё черный конверт, который держит как сокровище.
– Проходи, – заинтересованно щурюсь я и иду к ней навстречу. – Что у тебя.
– Вот, это один мужчина велел передать Вере Сергеевне, но я подумала… – мямлит неуверенно, что раздражает.
Я повелительно протягиваю руку.
– Давай сюда. Ты молодец.
Заполучив конверт, отворачиваюсь к столу и ловко вскрываю его. Глаза бегают по многочисленным сточкам, вникая в суть информации. Я усмехаюсь на прочитанное.