Страница 3 из 4
Никогда не забуду разговор с Василием Дмитриевичем – я учился на втором курсе училища. Теперь, когда я и сам работаю со студентами, часто вспоминаю его слова.
Как-то признался ему, что в свои восемнадцать лет совершенно не чувствую себя взрослым. А Василий Дмитриевич, удивившись, ответил: «Как же так? Ты самолетом управляешь, Родину уже готов защищать! Как же ты можешь не чувствовать себя взрослым?»
Эти слова настолько меня поразили, что осознание пришло молниеносно: я в ответе за все, что делаю, говорю или обещаю. С тех пор я никогда этого ощущения не забывал.
Я закончил училище летчиком третьего класса. Это во многом тоже заслуга Ключенка. Он организовал нам, курсантам, непрерывную летную подготовку. Мы вообще не жили без неба! Благодаря этим бесконечным проведенным в небе часам мы смогли получить квалификацию летчика сразу, как выпустились из училища. Под началом Василия Дмитриевича всегда все работало: даже в тяжелые времена люди служили и выполняли свои задачи, несмотря на значительные трудности.
Да, иной разговор способен дать больше, чем ты ожидаешь. Даже случайно оброненная фраза за чаем может подарить полезный опыт, а подчас научить гораздо большему, чем часовая лекция. Нужно всегда слушать опытных людей, а главное – уметь их слышать! Ведь Учитель может встретиться где угодно и в любой момент.
Помню беседу с Виктором Горбатко накануне старта. Мы прогуливались по парку, и он тогда сказал: «Сергей, тебе нужно знать одну вещь, чтобы ты не растерялся, когда столкнешься с этим в космосе… В момент невесомости ты обнаружишь, что предмет у тебя перед глазами будто переместится в пространстве, хотя на самом деле он остается на месте. Не пугайся. Так и должно быть».
Забегая вперед, скажу, что тогда я еще не понимал, что Виктор Горбатко имеет в виду и как много мне дадут эти пятнадцать секунд разговора. Но никогда не знаешь, что окажется действительно важным. В общем, все произошло именно так, как он описывал.
После выведения ракеты на околоземную орбиту, когда появилась невесомость, у меня возникло ощущение, что монитор переместился вверх. В реальности же ничего не произошло, я столкнулся с иллюзией, закономерным физиологическим эффектом. Дело в том, что в невесомости вестибулярному аппарату человека сложно оценивать, как изменилось положение тела и головы. Вскоре ты привыкаешь, и все проходит.
В невесомости единственная привязка в пространстве – это глаза. Закрыл – организм не ориентируется в пространстве. Открыл – все вернулось на свое место, как и было.
…Пока мы идем к ракете, стараюсь запомнить запах весенней степи и молодой зелени. Ведь возвращаемся мы только осенью и земного лета в этом году я уже не увижу. Буду лишь наблюдать с орбиты.
Вообще у космонавтов есть замечательная традиция, заложенная еще Юрием Гагариным. Каждый из нас сажает перед первым полетом дерево на Аллее космонавтов Байконура. И зарубежные астронавты, кстати, тоже.
Иногда это местное, казахское дерево – карагач. Внешне оно сильно напоминает обычный вяз и распространено по всей Средней Азии и Южному Уралу. Считается, что это одно из самых древних деревьев в мире, ведь ему уже несколько десятков миллионов лет! А кроме того, карагач очень вынослив (недаром его так любят столяры) и может расти при любой погоде и в любой почве.
Первый полет Сергея Волкова. Старт ракеты-носителя «Союз». 8 апреля 2008 г.
Сергей – кандидат в члены отряда космонавтов – вместе с отцом Александром Александровичем Волковым, который в то время возглавлял отряд. 1998 г.
Спускаемый аппарат космического корабля
В 1985 году отцу[4] тоже достался карагач. А наш экипаж посадил саженцы серебристых тополей.
Говорят, тополя отлично защищают воздух от радиации, выхлопных газов, любой негативной энергии и выделяют в атмосферу больше кислорода, чем даже хвойные деревья!
Наши с отцом деревья растут на одной аллее: карагач и серебристый тополь.
Отец… Сегодня он провожает меня до ракеты, хотя строгими правилами родственники на стартовую площадку не допускаются. Но Волков-старший – исключение, ему разрешили. Мы пройдем вместе до корабля.
Как бы мне хотелось оправдать его доверие!
Вчера, уже поздно вечером, ко мне зашел начальник Центра подготовки космонавтов Василий Васильевич Циблиев[5]: «Серега, спустись на этаж ниже, успокой отца и его друзей, пусть идут спать наконец и не переживают за тебя перед первым полетом».
Спустился. Минут десять мы общались, потом все разошлись. Всю ночь я спал спокойно.
Мы подходим к ракете и начинаем подниматься по лестнице. На полпути останавливаемся для традиционной фотографии: экипаж обязательно снимается перед стартом. Заходим в лифт и поднимаемся до посадочного люка.
Между лифтом и ракетой переброшена доска наподобие трапа. Внутри нас ожидают специалисты РКК «Энергия», которые помогают разместиться в корабле. Мы перемещаемся в бытовой отсек: из него по очереди мы попадаем в спусковой аппарат и занимаем там свои места. Справа – космонавт-исследователь, слева – бортинженер, и я, командир, – по центру.
Все происходит как на тренировках. Даже на связи с нами наш инструктор, он тоже прилетел на Байконур в составе оперативной группы. Во время старта инструктор находится в бункере рядом со стартовым столом. Там же расположились стартовый расчет (группа людей, запускающих ракету) и члены госкомиссии во главе с руководителем «Роскосмоса».
Свои кресла мы занимаем примерно за два часа до старта: предстоит проконтролировать, все ли в порядке, выполнить ряд операций. Процесс идет своим чередом, и дело доходит до проверки скафандров. Открываем клапан подачи кислорода. Начинаю отслеживать движение стрелки манометра. Нужно, чтобы скафандр наддулся до определенного давления. Вдруг стрелка резко ползет обратно. Что случилось? Я наблюдаю за замком правой молнии: он движется вверх, на мгновение останавливается, и в эту самую секунду два зубчика застежки вырываются из пазов. Теперь молнию можно только открыть! Тем не менее наддув скафандра успешно завершен – за максимально положенное время. В норматив я все же уложился!
По инструкции каждый член экипажа после наддува скафандров обязан доложить командиру о результатах проверки. Затем командир выходит на связь с бункером и подытоживает полученные данные.
– Я – Эридан! Скафандры герметичны.
Дальше докладываю время наполнения скафандров и результаты. Говорю, что бортинженер и космонавт-исследователь в норматив уложились, я в целом тоже, но есть проблема с молнией. Докладываю время наполнения своего скафандра до заданного давления.
Инструктор подтверждает принятое сообщение. По голосу я понимаю, что он озадачен. Спустя какое-то время на связь выходит руководитель «Роскосмоса»:
– Прием! Мы соберем госкомиссию и решим, что делать дальше…
Казалось бы, нелепая случайность. Но в нашей профессии это сродни настоящей катастрофе! Если молния сломана, значит, скафандр могут признать непригодным к полету, а с другой стороны, все нормативы герметичности соблюдены. Какое решение примет в итоге комиссия?
Здесь важно понимать, что скафандр – это часть оборудования корабля, не меньше. В случае разгерметизации только он спасет космонавта от гибели. Скафандр обязательно надевают в момент стыковки, перестыковки, во время посадки и выведения ракеты на орбиту. Если его признают негодным, я никуда не полечу. Мой экипаж, возможно, тоже… И десять лет подготовки к сегодняшнему событию пойдут прахом!
4
Александр Александрович Волков – летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза. 60-й космонавт СССР. Трижды побывал на орбите, где проработал в общей сложности 391 день. Работал на станциях «Салют-7» и «Мир». С 1991 по 1998 год был командиром отряда космонавтов в Звездном городке.
5
Василий Василий Циблиев – летчик-космонавт РФ, Герой Российской Федерации. 76-й космонавт РФ. Количество полетов – два, выходов в открытый космос – шесть. С 2003 по 2009 год был начальником Центра подготовки космонавтов в Звездном городке.