Страница 2 из 9
улыбаясь беззубым ртом
– Б…ть, Алик, у тебя голос прорезался? —
женский голос как труба
К нам подошла Светлана
женщина без возраста и дома
В каштановом шиньоне, стоящем дыбом
Будто бы его сделали из аликовой бороды
Она – подруга Алика
Если они сядут рядом, прижмутся друг к другу
попами то займут всё пространство итартассовского выема
Светлана рассказывает мне, что она поклонница
Виктора Королёва
– Знаете хоть, кто это?
– Знаю (честно, не вру)
Говорит, что все 33 альбома Виктор
посвятил именно ей
Знание песни Королёва «Пьяная вишня»
(пою два куплета и припев)
повышает мой рейтинг в глазах Светланы
Не пропащий я человек
Да ещё и голос есть
Алик тут же подхватывает мотив «Вишни»,
мы поём с ним дуэтом
– Б…ть, ребята, на вас деньги можно
заколачивать, – аплодирует нам Светлана
– Денис, у меня, между прочим,
две с половиной тысячи стихов, – говорит мне она
– Ничего себе…
– За тридцать лет деятельности накопилось.
Алик, да заткнись уже, хорош петь,
дай поговорить с человеком.
– А прочтите что-нибудь из последнего?
– Ещё чего! Я свои стихи никому не читаю.
– Понятно…
Неловкая пауза
– А Королёв на ваши стихи почему песни
не поёт? – спрашиваю с деланным интересом
– Ещё запоёт. Я ему сюрприз к Новому году
готовлю. Вот как потеплеет, я со своим другом-
композитором встречусь, и мы напишем. Денис,
когда потеплеет, я вас к себе тоже приглашу, у меня
своя группа есть, дайте мне свой телефон…
И куда же она меня пригласит?
Я переминаюсь с ноги на ногу
Стучу зубами
Отшучиваюсь
Понятное дело
телефон не даю
Алик примостился к итартассовской стене, кемарит
Одним глазом сечёт поляну
Напелся, выложился, отвёл душеньку
– Алик, б…ть, я пришла, а ты спать, что ли, надумал?
Меня обычно коробит мат
Но из уст Светланы он звучит так мило, так поэтично
2,5 тысячи стихов – это вам не шутки
– Ладно, я побегу, – говорю я им
Перед уходом вкладываю Алику в его
задубевшие пальцы сторублёвку
Другой налички нет
Такая песенная программа и за такие жалкие крохи
– Прости, Алик.
Алик улыбается
Светлана тоже
Я отогреваюсь в кафе «Дома книги»
Пью какао
Пишу этот текст
Слушаю «Серенаду» Шуберта
Какой-то мужчина в сиреневом джемпере
сел к фортепиано и заиграл
Просто так
Песнь моя летит с мольбою тихо в час ночной
Всё ведь уже написано до нас
Всё ведь уже спето за нас
Алик убаюкал Москву
Света убаюкала Алика
«ИТАР-ТАСС» не спит
Бежит строка:
«Власти – Москвы – не – станут – вводить ограничения – на – новогодние – праздники»
У Алика 7 января день рождения
Ему стукнет 56
Давайте поздравим
Мы ведь можем
Бродячая Гета
Я вышел из книжного магазина «Москва».
Купил «Мою жизнь» Коровина и «Категории композиции. Категории цвета» Кочергина.
Вышел, выдохнул, что детекторы на входе не запиликали.
Мне всегда кажется, что я вынес из «Москвы» больше, чем сейчас в моём пакете. Выбросил в урну чек – подтверждение, что не вор.
– Молодой человек, вы знаете, я ходила в садик вот здесь, через дорогу, в Гнездниковском. Мне девяносто один год, представляете? Я коренная москвичка в третьем поколении. Мама – девятнадцатый ребёнок в семье, папа польских кровей. Оба были безумно красивые. А в садике площадки не было, и где гулять, спрашивается, вот мы детьми с воспитательницей и нянечкой поднимались на лифте и гуляли на крыше. Я вообще шла в «Елисеевский» и не знала, что его закрыли. Ужас. Это ведь не магазин, а музей! А когда война началась, мне было десять. Я была в то время в лагере в Тарасовке. Знаете, там уже заранее подготовили такие рвы, в которых мы укрывались, когда бомбили. Потом нас всех собрали в грузовой машине, поставили рядами лавки, и мы поехали через всю Москву. Без родителей, сами. Привезли на Речной вокзал, посадили на паром, в самый трюм, представляете? Ехали шесть дней в этом самом трюме, причалили к станции… до сих пор помню название села – Великий Враг. Я сначала думала, что какая-то буква не дописана, а потом поняла, что это такое название. От этого Врага мы ещё шесть километров пешком. Наконец добрались до интерната. Нас подселили в избы. Мальчиков, девчат отдельно. Ходили в туалет туда, где раньше пасся скот. Вот так. А потом мой отец – поляк – приехал за мной. Он был рядом в командировке. Приехал и забрал меня. Мать заставила его меня забрать, так как ей с ребёнком в военное время можно было не работать, ну и так далее, легче с ребёнком, со мной то есть. Потом мама и отец развелись, и у мамы появился дядя Яша – еврей, как я его любила! Он меня водил в кафе гостиницы «Националь». Был весёлый такой, приветливый. А мама меня била часто. И всё время шептала: «поляк мой, поляк». Не могла забыть папу. Знаете, мой муж строил Останкинскую башню. У него орден Ленина за это дело. Я сейчас этот орден на себе ношу. Вот он. Когда советская власть начала терять позиции, а муж уже к тому времени умер, давно я уже без него, и я поняла, что этот орден – просто игрушка, побрякушка. Куда его теперь? И я его продала, и на эти деньги выручила себе дублёнку. Вот и говорю, что теперь его орден на себе ношу. Как же хорошо мы сейчас встретились и разговорились с вами. Этот разговор ни к чему не обязывает, правда? Я вот так вот и шляюсь вечерами. Я – бродячая старуха. Ха. Утром голова плохо работает, днём тоже не очень. Мозги не сразу включаются, всё-таки возраст, но к вечеру – как смазанный мотор, клянусь. Вируса не боюсь. Я ведь советская. Значит, отличная. Отличная от всех остальных. Всю жизнь со спортом, волейболистка. У меня был лучший бросок, вот так – и туда. А работала бухгалтером. Не помню даже, что закончила. Вроде техникум какой-то. Мать меня сразу отправила на работу, и я устроилась учётчицей в радиоинститут. Я сейчас по Тверской до Библиотеки Ленина, и там на автобус до Медведкова. Пошляюсь ещё чуть-чуть. Так хорошо знать, что придёшь к себе домой после прогулки – и никому ничего не должен. Никому.
– А как вас зовут? – спрашиваю.
Поймал паузу и сам не понял, как это получилось.
– Генриетта Адамовна. Мама звала Геткой, подружки – Геркой.
– А меня зовут Денис. Я родом с Урала.
– О, у вас другое, Денис. Другое, – показывает в область сердца. – Я садик искала, искала, не нашла. Но он в Гнездниковском, вот здесь. И на крыше гуляли. На лифте – и туда. Это был 35-й год. С ума сойти.
Перевожу взгляд на крышу
Сегодня пошёл первый снег
Перевожу взгляд на Гетку-Герку-Генриетту
Её нет
Решил
Если доживу до этих самых лет
тоже буду шляться
Буду бродячим стариком
искать места молодости
Останавливать эту самую молодость
Лучше, конечно, читающую, но как уж будет
И говорить, говорить, не давая молодости
вставить и словечка
Пусть молодость слушает
А старость говорит
И шляется вечером по Москве
Только мы. Этюд за месяц до Нового года
Сретенский бульвар.