Страница 4 из 10
– Спасибо, голубчик. – презрительно кивнула София Михайловна. Она подобрала подол длинного летнего платья и, стараясь не наступить на него, поднялась на крыльцо из белоснежного мрамора. Вельможная дама удивительно сухо поздоровалась с немолодой экономкой и твёрдым тоном сказала: – Проводите меня в мою любимую спальню.
Не добавив больше ни слова, она направилась внутрь помещений. За ней семенила смущённая Пелагия Кондратьевна. Следом тянулись все горничные и прочие слуги.
Фридрих Карлович подождал, пока закроются двери дворца. Управляющий облегчённо вздохнул. Размашисто перекрестился на домовую церковь и лишь после этого, надел высокую голландскую шляпу.
Старик повернулся к холопам, всё ещё стоящим на вытяжку, и громко гаркнул, словно германский фельдфебель: – Живо все по местам! Предупреждаю! Кто не успеет сделать работу, отведённую ему на сегодня, с того шкуру спущу!
Люди молча склонились перед придирчивым немцем и, словно напуганные кем-то кузнечики, бросились в разные стороны.
Графская ласка
Ступая по плашкам паркета, Маша неслышно направилась к спальне хозяина. Она осторожно постучала в филёнку, покрытую тёмно-коричневым лаком, и напряжённо прислушалась. Какое-то время, внутри было тихо. Потом, послышался приглушенный голос мужчины, сказавший: – Войдите!
Девушка переложила поднос в правую руку и прижала его острый край к высокой груди. Левой ладонью она повернула золочёную ручку. Замок тихо щёлкнул. Тяжёлая сворка бесшумно открылась.
Не поднимая глаза от толстого шерстяного ковра, горничная тихо шагнула в просторную, очень светлую комнату. Маша закрыла высокую дверь. Повернулась к владельцу имения и поздоровалась: – Доброе утро, Александр Анатольевич.
Сделав почтительный книксен, она двинулась к столику, стоящему у широкой кровати. Маша поставила на него блюдо с напитками и кое-какими закусками. Повернулась, направилась к выходу и почти что наткнулась на дородного графа.
Одетый в богато расшитый, турецкий халат, полный мужчина стоял возле девушки. Он с большим интересом смотрел на зардевшуюся от смущенья красавицу и открыто посмеивался.
Не успела, Маша хоть что-то сказать, как хозяин крепко обнял её за тонкую талию. Внезапным рывком он притянул служанку к себе. Крепко сжал в тесных объятиях и стал целовать в шею, щёки и аппетитно припухлые пунцовые губы.
Маша упёрлась в жирную грудь господина, обросшую чёрными волосами, как у макаки. Девушка напряглась, как пружина и начала вырваться из рук похотливого графа. Однако, такая попытка не увенчалась успехом.
Несмотря на почтенные годы, ведь сорок семь лет это тебе братец, не шутка, мужчина был достаточно крепок. Даже одышка и изрядная тучность не умерили сильную тягу к прекрасному женскому полу. Он был ещё хоть куда.
Всю свою жизнь Александр Анатольевич не занимался каким-либо полезным трудом, и даже простой физкультурой. Однако, мужчина имел очень сильные руки. Кроме того, сказывалась многолетняя практика укрощения красивых служанок. Эти полезные навыки он нарабатывал с далёких отроческих лет, и постоянно их совершенствовал.
Небольшая бородка «узким клинышком» и лихие усы больно кололи тонкую, нежную кожу молоденькой девушки. Да и пахло от богатого барина весьма неприятно. Можно сказать, от него густо несло коньяком, дымом вонючих сигар и резким одеколоном из Англии.
Ударить хозяина в морду, как это девушка делала с деревенскими сверстниками, она почему-то не смела. Как-никак её схватил граф Орлов-Давыдов, а не простой усольский крестьянин.
Кричать во весь голос и звать, кого-то на помощь, девушка тоже боялась. Поэтому, Маша молча боролась с сексуально возбуждённым мужчиной. Она вырывалась и, как можно скорее, старалась освободиться от его крепкой хватки.
В этот напряжённый момент, дверь широко распахнулась. В спальню стрелою влетела графиня София Михайловна. Увидев служанку в объятиях пожилого супруга, женщина сильно нахмурилась, и гневно спросила: – Александр Анатольевич, что вы себе позволяете?
Услышав голос своей благоверной, граф тотчас потерял весь задор. Он мгновенно разжал потные руки. Шагнул к большому окну, открытому в замечательный сад, и занялся домашней одеждой. В борьбе с упрямой служанкой она слегка растрепалась.
Приводя всё в полный порядок, он теребил пояс с золотыми кистями, и неровно разглаживал складки на шёлковой ткани. Распахнувшийся до неприличия, турецкий халат, наконец, уступил упорным усилиям смущённого графа. Широкие полы встали на место и закрыли приличный живот сладострастника.
К этому времени, мужчина уже овладел своими сильно возбуждёнными чувствами. Он взял себя в руки. Повернулся к супруге и лениво спросил: – В чём дело моя дорогая?
Женщина бросила яростный взгляд на красную от смущения девушку и зло прорычала: – Вон отсюда, мерзавка!
Горничная выскочила из спальни хозяина. Мало что видя, перед собой, Маша метнулась вглубь коридора. Она миновала покои господ. Юркнула в неприметный проём и помчалась в другую половину дворца. На ту часть огромного дома, где обитала прислуга для комнат.
Маша стрелою влетела в свою небольшую каморку. Она с громким стуком захлопнула тонкую дверь и закрыла её на щеколду. Горничная сделала так, словно какой-то насильник бежал за ней по пятам.
Затем, она бросилась на узкую деревянную койку и уткнулась лицом в небольшую подушку. От пережитого сейчас потрясения, Машу вдруг начало колотить очень крупной не унимаемой дрожью. Вздрогнули округлые мягкие плечи. Девушка стала реветь в полный голос.
Какое-то время, из спальни супруга слышались возмущённые крики Софии Михайловны. Им отвечал неразборчивый говор хозяина. Чета графов жутко бранилась, словно простые крестьяне.
Молодая служанка тихо сидела в крохотной комнатке, расположенной в другой половине огромного дома. Она сотряслась от страха, будто бы хвост у романской овцы.
Спустя полчаса, скандал в благородном семействе немного утих. Крик перешёл в спокойное выяснение отношений супругов, а потом, и совсем прекратился. Ещё через тридцать минут, Пелагия Кондратьевна послала за «провинившейся» девушкой.
Строгая домоправительница призвала удручённую Машу в свой небольшой кабинет и холодно ей заявила: – Хозяин велел уволить тебя!
Не обращая внимания на оправдания горничной, экономка тихо добавила: – Завтра утром заглянешь в контору, там тебе выдадут полный расчёт, а сейчас ты должна немедленно покинуть усадьбу.
Глотая слёзы от жгучей обиды, девушка вернулась в каморку, где жила уже несколько лет. Она быстро собрала немногие личные вещи, которые были с ней на месте работы. Маша сложила всё сундучок, взяла его в руки и направилась к узенькой лестнице, ведущей в дальний угол двора.
Стараясь стать совсем незаметной, она вышла из господского дома. Словно серая мышка выскользнула за резные ворота. Промчалась по пыльной деревне и, наконец, очутилась в избе престарелых родителей. Там Маша уткнулась в плечо своей матери, возившейся возле печи, и вновь зарыдала.
Ближе к позднему вечеру, к родителю Маши пришёл его двоюродный брат. Это был тот самый мужчина, который когда-то давно, устроил племянницу в господский дворец. Он набожно перекрестился на красный угол с иконами. Прошёл в центр маленькой комнаты и уселся за стол.
Не зная с чего же начать, Иван стал теребить сильно потёртый картуз. Какое-то время, дядя девушки мялся. Затем, всё же, собрал все силы в кулак. Печально вздохнув, он рассказал всем родным то, что услышал в усадьбе.
С его слов выходило, что Александр Анатольевич не вынес упрёков жены, взбеленившейся от его поведения в спальне дворца. Барин пошёл ей во всём на уступки и приказал, выдать замуж строптивую горничную.
Вельможный хозяин не мучался с выбором мужа для девушки. Он почему-то решил указать на холостого крестьянина Петра Стратилатова. А чтобы зажиточный и крепкий мужик не стал ерепениться, граф предложил ему крупную взятку. Он обещал дать подряд на строительство церкви в одной из своих деревень. Услышав большие посулы, «жених» отбросил сомненья и тотчас согласился.