Страница 15 из 111
Сегодня мне не нужны нежности. Я хочу такой поцелуй, который отключит мой разум и сердце. Который осветит молнией грозовые облака и нагреет зимние ночи. Такой поцелуй, о которых я читала в маминых книгах.
Антони отстраняется и, задыхаясь, произносит моё имя. Я стараюсь снова его поцеловать, но он отрывает от меня свои губы. Я напрягаюсь в его объятиях. Он всё ещё заведён, поэтому предполагаю, что он всё ещё меня хочет, хотя, по-видимому, он больше не хочет меня целовать.
— Здесь сдают комнаты.
Я не готова к большему, но мои мысли заполняет образ Катрионы, руки которой касаются Данте. А затем руки Берил. И хотя принц ни одну из них не посадил к себе на колени, и не пошёл с ними наверх, он позволил этим рукам ласкать его плечи и шею. Позволит ли он кому-то ласкать его сегодня вечером? Его хотят очень многие, и хотя я думала, что больше всего он хочет меня, я сижу сейчас на коленях другого мужчины в Раксе, а значит, он желает меня недостаточно сильно.
— Но нам необязательно… я не должен был… — Антони убирает прядь волос с моего лица. — Мне достаточно того, что я тебя целую, Фэллон.
Я оглядываю деревянную таверну, окна которой такие крошечные, что там, наверное, темно и днём и ночью. Затем смотрю на бедную обстановку вокруг. Постельное бельё там, должно быть, меняют не очень часто. Может быть, я и сноб, но я не хочу ложиться с мужчиной в дешевую и грязную постель.
И уж тем более в первый раз.
— Не здесь.
Мой ответ заставляет его руку застыть на месте, и я понимаю, что он ожидает, что я откажусь продолжить наше свидание.
— Давай я найду остальных и…
Я прижимаю пальцы к его покрасневшим губам. Я не готова возвращаться домой.
— Пусть остальные повеселятся. Ночь ещё в самом разгаре, Антони.
Я заменяю пальцы на свои губы, чтобы уверить его в том, что заинтересована. Я не хочу, чтобы он увёз нас из Ракса до того, как я найду Бронвен.
ГЛАВА 9
Пока я целую Антони, моя голова начинает кружиться, а мочевой пузырь напрягается. Последнее — побочное воздействие эля, но ведь и первое тоже? Или мои мысли так завертелись из-за жара, который запустил в мои вены Антони?
Какова бы ни была причина, мне надо облегчиться. Я отрываю от Антони свои губы, моё дыхание такое же прерывистое, как в тот день, когда я встретила Минимуса в портовом рынке.
— Скажи мне, у людей есть туалеты?
Его глаза блестят, как и его губы.
— У них есть выгребные ямы.
Я морщу нос.
— Не можешь потерпеть?
Я качаю головой, а затем снова отрицательно ей качаю, когда Антони настаивает на том, чтобы проводить меня в туалет за таверной. Есть места, куда девушкам лучше ходить в одиночестве. Он следит за мной взглядом, пока я иду до небольшого деревянного сооружения, из которого доносится запах хуже, чем от канала в Ракокки.
Желание покрепче сжать ноги до тех пор, пока мы не вернёмся в более цивилизованную часть королевства, очень сильное, но необходимость облегчить мои страдания побеждает. Я открываю расшатанную деревянную дверь, и моё лицо снова обдают резкие пары. Тошнота подступает к горлу, и я резко зажимаю нос, после чего пытаюсь нащупать в темноте шпингалет, который я так и не нахожу.
Не отпуская дверную ручку, я разжимаю нос, приподнимаю юбку и приспускаю панталоны, после чего сажусь на корточки над дырой, задержав дыхание.
Ох, видела бы меня сейчас бабушка. О, Боже, бабушка! Она, наверное, ужасно волнуется. Надеюсь, она решит, что я пошла в таверну. А что если она сама туда пойдёт? Она обнаружит, что заведение закрыто, и тогда предположит чего-нибудь похуже… что я тайком села на гондолу и поехала в Исолакуори.
Я молюсь о том, чтобы она не пошла меня искать. Она редко оставляет маму одну после наступления ночи. Пожалуйста, пусть сегодня будет точно так же.
Моему мочевому пузырю уже лучше, но голова продолжает гудеть, когда я вываливаюсь из зловонной кабинки. Я прислоняюсь к стене таверны и закрываю глаза.
Из окна рядом с моей головой доносится аромат кипящего жира, и хотя минуту назад меня тошнило, сейчас мой желудок громко урчит. Я уже было собираюсь вернуться на праздник и попросить Антони купить мне еды, как вдруг незнакомый голос произносит моё имя, заставляя меня остановиться, а мою кожу покрыться мурашками.
Я ищу говорящего взглядом, но темнота, из которой доносится голос, такая плотная, что я едва могу различить стену из кипарисов, опоясывающих это место.
— Бронвен?
Тень приходит в движение.
— Ты знаешь моё имя.
Это не вопрос, но я отвечаю:
— Мама сказала, что вы за мной наблюдаете. А потом я увидела вас…
— Твоя мама что-нибудь ещё рассказала?
— Ничего. Она едва может говорить, не говоря уже о том, чтобы соединять слова в членораздельные выражения.
Я осматриваю темноту в поисках Бронвен, но всё равно её не вижу.
— Откуда вы её знаете? Откуда она знает вас?
— Это не имеет значения.
— Это имеет значение для меня.
— У нас мало времени, Фэллон.
Новая и еще более сильная волна мурашек накрывает меня.
Порыв ветра задевает ветви над нашими головами, и луна проглядывает сквозь листву. Я замечаю складки тюрбана, сморщенную кожу, которая напоминает расплавленный воск, и молочно-белые глаза, которые светятся.
Я делаю шаг назад, моё сердце подступает прямо к горлу. Флора предупредила меня о том, что Бронвен слепая, но она забыла упомянуть, что она изуродована. Что с ней произошло?
— Освободи пять железных воронов, и ты станешь королевой.
Я застываю. Что? Железных воронов? Королевой? Вальяжное лицо Марко появляется у меня перед глазами, и я содрогаюсь.
— Король не только обручён… причём явно не со мной, но к тому же я его не люблю.
— Я в курсе, что ты любишь другого Регио.
На этот раз мурашки проникают мне под кожу и разогревают похолодевшую кровь.
— Как?
— Потому что я вижу, девочка.
Дрожь пробегает по моей спине, потому что, если она и видит, то отнюдь не своими изувеченными глазами.
— Вы хотите сказать, что если я найду пять… статуй, Данте станет королём и сделает меня своей невестой?
— Я хочу сказать, что Люс однажды будет принадлежать тебе, Фэллон Báeinach.
— Бэннок? — повторяю я иностранное слово, которое она присоединила к моему имени. — Почему вы назвали меня Фэллон Бэннок? Что это значит?
Она пятится.
— Освободи воронов, Фэллон.
— Освободить? Эти статуи где-то заперты?
— Да.
— Где?
— Они спрятаны по всему королевству.
Я разочарованно вскидываю руки.
— Тогда как, простите, я смогу их найти?
Бронвен перестаёт пятиться.
— Первая приведёт тебя к остальным.
— Отлично. А где тогда первая?
Она останавливается и не двигается так долго, что я успеваю выпустить воздух из уголка своих губ.
— Продолжайте нагнетать. Это очень весело.
— Я вижу одну из них во дворце.
— Очень жаль, потому что мне не разрешено посещать королевский остров, и мне там не рады, — а затем добавляю себе под нос: — Поверьте, если бы это было не так, я была бы там сегодня вечером.
— Ты здесь, потому что время пришло.
Темнота обволакивает её так, словно её телу не достаёт физического наполнения.
— Никому не говори обо мне, как и о наших делах, или ты проклянёшь нас всех.
— Прокляну нас всех? — говорю я себе под нос. — Кого всех?
Тишина.
— Кто вы? И почему я?
Опять тишина.
— И откуда вас знает моя мать?
Прохладный поток воздуха приподнимает мои волосы, и до меня снова доносится её жуткий шепот.
— Он ждёт тебя, Фэллон.
— Кто? Данте? Антони?
Мой гнев отражается от стволов кипарисов, от их искривлённых корней и от иссиня-чёрного неба.
Мне хочется зарычать и начать продираться сквозь темноту, пока я не поймаю эту невыносимую женщину, говорящую загадками.
— Ты в порядке? — голос Антони заставляет меня развернуться.