Страница 11 из 111
— Я очень люблю твою бабушку, Фэллон, но ты уже взрослая. Ты вольна решать, куда тебе ходить.
Сибилла права, и всё же, в глубине души, я знаю, что никогда не буду перечить своей бабушке, потому что эта женщина отказалась ради меня от всего, и было бы справедливо отказаться от некоторых вещей ради неё.
Катриона подходит к нам, шурша шёлковым платьем цвета топаза, и садится на один из высоких барных стульев. На её щеках блестят румяна, глаза подведены чёрной подводкой.
— Добрый вечер, девочки.
Длинными пальцами она играет с золотым чокером.
Огромные серые глаза Сибиллы начинают блестеть, как серебряные монеты.
— Это то, что я думаю?
Губы Катрионы приподнимаются в хвастливой улыбке.
— Принц дал мне её ещё вчера вечером.
Мне сдавливает грудь. Она виделась с Данте вчера вечером? Но его не было в таверне, тогда где? Неужели она была во дворце? Куртизанок часто приглашают туда на частные вечеринки для высокопоставленных чиновников Люса.
Катриона хватается кончиками пальцев за конец ленты.
— А вы получили ленты?
Сибилла вздыхает.
— Если бы мы их получили, мы бы их надели.
Джиана выруливает из кухни с сырной тарелкой.
Я отодвигаюсь, чтобы пропустить её, и спрашиваю в притворном неведении.
— Данте был здесь вчера вечером?
— Нет. Наши пути пересеклись в доме Лавано, куда меня наняли для развлечения гостей.
— Если вы закончили сплетничать, маме надо помочь разделать рыбу, и мне нужна помощь в зале.
Коричневые кудряшки Джианы обрамляют её загорелое лицо. В отличие от Сиб, которая выпрямляет волосы с тех пор, как научилась это делать, Джиа не вытягивает свои упругие кудри.
— Я помогу.
Сибилла протискивается на кухню, и нас обдаёт паром с запахом трав и кипящего масла.
Джиана кивает на лестницу.
— Капитан ждёт тебя в бордовой комнате, Катриона.
— А-а, Сильвиус.
Катриона жестом указывает на амфору с золотой жидкостью, которую готовит Марчелло из забродившего мёда и клевера.
— Нальёшь мне, микара?
Поскольку, я единственная, кого Катриона называет «дорогуша», я понимаю, что она обращается ко мне, а не к Джиане.
— Раз уж дело касается этого мужчины, мне это понадобится.
Большим пальцем я достаю пробку из стеклянной бутылки и наливаю сладкую жидкость в стопку, размером с напёрсток.
Я пододвигаю к ней стопку, и она тут же опрокидывает её, а затем стучит по краешку стакана, требуя добавки.
— Знаешь, тебе стоит присоединиться к нам. Сильвиус постоянно о тебе говорит.
Джиана отшатывается назад, словно это её Катриона пригласила наверх.
— Я скорее переплыву канал, чем лягу в постель с этим мужчиной.
С громким хлопком я вставляю пробку обратно в амфору.
— Этот мужчина щедро платит. Я не сомневаюсь, что смогла бы уговорить его заплатить тебе золотом. Ведь ты такая…
— Мне не нужны деньги.
— Ты в этом уверена, микара?
Её взгляд скользит по залатанной ткани моего платья, заставляя меня почувствовать себя неловко.
«Тебя это не волнует, Фэллон. Также как тебя не волнуют украшения или похвала».
— Фэллон слишком милая для такой профессии.
Джиана составляет медные кружки на поднос, после чего протягивает руку за кувшином с водой, который я ей подаю.
— Когда-то я тоже была милой.
Катриона подносит медовый напиток к губам и залпом выпивает его.
— Это быстро проходит, и неважно, снимаешь ли ты свою одежду для одного мужчины или для многих.
— Перестань, Катриона.
Джиана сощуривает глаза и смотрит на куртизанку, после чего разворачивается и уносит поднос.
— Я вижу, как ты смотришь на принца.
Медная кружка, которую я мою, со звоном падает в раковину и исчезает в мыльной пене.
— Я вижу, как он смотрит на тебя.
Я украдкой бросаю на Катриону взгляд из-под ресниц.
— Я могу помочь тебе заполучить его. И не на одну ночь.
Моё сердце так сильно бьётся, что мой язык начинает вибрировать.
— Я полукровка.
Брови, которые гораздо темнее её золотых волос, вьющихся вокруг её шеи, изгибаются.
— Так и я тоже.
Мои щёки покрывает румянец, когда я понимаю, что она говорит не о браке.
— Люс может быть и не позволяет нам подняться выше наших закругленных ушей, но свадьба это не главное, Фэллон.
— А тебе-то откуда знать? — отвечаю я резким тоном.
Катриона и бровью не ведёт, так как она привыкла к осуждению, но черты её лица становятся резче.
— Я много чего повидала на своём веку, но я никогда не видела брака по любви среди знати. Хочешь получить преданность и любовь, избегай чистокровных фейри.
Я не испытываю иллюзий насчёт того, что мне будет легко завоевать сердце Данте, но если я вступлю в эту битву уже проигравшей, каковы шансы на то, что я смогу победить?
ГЛАВА 7
Звёзды уже начинают исчезать, когда я возвращаюсь домой, где так тихо, что я слышу, как в квартире напротив кипятят чай рыботорговцы перед тем, как отправиться бороздить море, пока не проснулся ветер.
После бесплодных попыток отыскать у себя на кухне золотую ленту или письмо с гербовой печатью, я на цыпочках поднимаюсь по винтовой лестнице, вздрагивая от каждого скрипа. При взгляде на свою пустую кровать и стол, я теряю всякую надежду получить приглашение.
Сибилла и Джиана уже получили свои ленты, как и их родители, и, конечно, Фибус. Несмотря на то, что он обитает в Тарелексо и из солидарности коротко подстригает свои золотые локоны, до тех пор, пока его семья не отреклась от него, он остается жителем Тарекуори, и, насколько я слышала, все они приглашены.
Я, не раздеваясь, падаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Несмотря на то, что я отказываюсь плакать, слёзы подступают к моим глазам и проливаются на подушку. Я злюсь на мать. Очень злюсь. Это всё её вина.
Из-за неё у меня нет никаких перспектив, только ужасная репутация.
Удивительно, что нас вообще не переселили в Ракс к дикарям.
— Ты сегодня поздно, — бабушка стоит в дверях моей комнаты, на её чёрную ночнушку накинута шаль. — Точнее, рано.
— Ночь была очень насыщенной, это всё из-за ажиотажа вокруг лент, — я лежу к ней спиной и смотрю в окно на перламутровое небо. — Мы ничего не получали?
Комната погружается в тишину, и мне даже кажется, что бабушка вернулась к себе в кровать, но характерный для неё запах лимона и глицинии доносится до меня, опутывая мою грудь, точно лианы.
— Нет.
— Конечно, нет.
Если существует список полукровок, которым запрещено появляться на Исолакуори, женщины по фамилии Росси явно в него входят.
— Королевские пиры слишком переоценивают, Капелька.
Печаль ещё сильнее сжимает мне горло.
— Видимо, мне уже никогда не узнать.
— Ми куори…
Я не чувствую себя сегодня «её сердечком» или её «капелькой». Я даже не чувствую себя Фэллон Росси.
— Спокойной ночи, нонна.
Она подходит к моей кровати и садится, а затем ладонью касается моих волос и убирает их с моих мокрых щёк.
— Я сказала «спокойной ночи».
Я сдвигаюсь так, что её рука соскальзывает.
Она на мгновение задерживается и шепчет:
— Я тебя люблю.
Она хочет, чтобы я тоже ей это сказала. Матрас всё ещё продавливается под весом её худощавого тела, а цветочный аромат атакует мой нос. Поняв, что она не дождётся от меня нежных слов, она встает и выходит из комнаты.
Ржавые петли скрипят, когда она начинает закрывать дверь моей маленькой спальни. И когда я слышу, как щёлкает деревянная дверь, встроившись в проём, я утыкаюсь лицом в подушку и начинаю рыдать.
В день праздника таверна, как и большинство магазинов и заведений, закрыта.
Гондолы, украшенные белыми цветами и искрящейся органзой, вереницей плывут по каналам и везут гостей на Исолакуори. Каждый раз, когда такая гондола проплывает под маминым окном, моё сердце сжимается.