Страница 7 из 12
Хасс скрипнул зубами, чувствуя, как закипает. Все в прошлом. Он сделал так, как был должен. Отдал ее. Все правильно. Ее судьба больше его не касается. Ким — там, он — здесь, в этом храме, с Сабиной. Верховный жрец Дорхан уже ждет возле алтаря. Сейчас он произнесет заветные слова, отметит их лица красной дланью и снимет черную накидку с камня плодородия. И если богиня согласна с их союзом, то камень будет наполнен мягким лунным светом.
— Мы собрались перед ликом богини Иль Шид, чтобы совершить обряд единения. Хасс и Сабина, пришло ваше время.
Они покорно опустились на колени, готовые принять свою судьбу, и Дорхан приступил к обряду. Его зычный голос разносился по залу, достигая каждого уголка, отражаясь от стен и теряясь где-то под высокими сводами. Двое служителей поднесли плоскую чашу, доверху наполненную кровью. Не переставая говорить, верховный жрец взял шелковый помазок, окунул его в багряную жидкость и вывел на лбу кхассера семиконечную звезду. Затем развернулся к Сабине и сделал тоже самое.
— Пора. Да прибудет с вами милость богини Иль Шид, — с этими словами он снял черный полог, скрывающий камень от посторонних глаз.
И в тот же миг в храме повисла настороженная тишина.
Вместо призрачного лунного света, пробивающегося сквозь неровные грани, все увидели абсолютно белый, словно нетронутый снег, камень плодородия.
Дорхан аккуратного взял его в руки и, не отводя изумленного взгляда, произнёс то, что и так было всем очевидно:
— Белый.
Хасс стоял на коленях, словно высеченная из гранита статуя, и не мог шевельнутся. Сердце, еще недавно равнодушно сокращающееся в груди, теперь нещадно лупило по ребрам, пытаясь пробиться наружу. Сабина, наоборот, судорожно выдохнула и прижала ладони к побледневшим щекам:
— Неужели…
О том, чтобы стать истинной для кхассера она и не мечтала.
— Положите на него свои руки, — сипло произнёс Дорхан. Впервые за много лет службы в храме голос его подводил.
Хасс приложил свою ладонь первым, тут же почувствовал, как сдержанное тепло струиться под кожу. Следом за ним к камню потянулась и Сабина. Вот только где ее ладонь прикасалась к камню, его поверхность становилась темной, словно обгоревшая древесина.
— Ты не имеешь отношения к этому камню, — удивленно обронил Дорхан, отдергивая камень в сторону, — единение Хасса уже состоялось.
Изумленные взгляды всех присутствующих обратились к кхассеру.
Он поднялся с колен и, не обращая внимания на притихшую толпу, направился к выходу, на ходу стирая с лица ритуальные символы.
Ему не было дела ни до гостей, приглашенных на торжество, ни на бывшую невесту, бежавшую следом за ним и кричащую, что он не может ее вот так оставить. Он мог. Уже оставил. Сейчас имело значение только одно — вернуть Ким, пока не стало слишком поздно.
А может уже?
Прошло двенадцать дней с того момента, как на развилке у Сизых скал он отправился в одну сторону, а его пленница в другую. Он считал эти дни, хоть сам себе в этом и не признавался, помечал кроваво-красным в памяти.
Двенадцать дней он запрещал себе узнавать, что произошло с ценным трофеем, пойманным в Долине Изгнанников. Как добралась? Куда ее поместили? В темницу на окраине или в камеры под главным замком? Видел ли ее император? Сломал ли он ее…
Не успел.
Хасс был в этом уверен. Он знал, что Ким жива и здорова. И уверенность эта крепла в нем с каждой секундой.
В гордом одиночестве он спустился по каменной лестнице и вышел на широкую площадку, обнесенную массивным парапетом. Жадно вдохнул, будто надеялся, что сможет уловить ее запах. Взгляд снова устремился туда, где далеко на горизонте едва уловимо поблёскивали снежными шапками Драконьи горы.
Там, далеко, в лазурной мгле скрыта Долина Изгнанников, ставшая границей между Анракисом и Милрадией. Место, которое подарило ему Ким… А он не понял, не думал, что такое возможно и сам своими собственными руками отдал ее.
Жалеть о прошлом Хасс не любил. Его больше волновало, что можно сделать здесь и сейчас чтобы спасти ситуацию.
Он обернулся. Расправил тяжелые крылья и в два сильных взмаха поднялся высоко над землей. Утреннее солнце медленно катилось по небосводу, раскрашивая небо яркими красками. Внизу раскинулся серый Мол Хейм, подозрительно притихший в ожидании его действий, чуть левее — свинцовые воды Тихого моря. Хасс сделал над городом неполный круг, замечая каждую деталь, каждое движение. Задел взглядом за жреца, который выскочил на порог храма, по-прежнему сжимая в руках белоснежный камень плодородия. А потом устремился в сторону столицы.
Верховым ходом до нее была неделя пути — через угрюмую чащу до переправы на верхней реке, по долине у подножья Сизых скал до роковой развилки, где они расстались с Ким. Дальше через горы, не такие величественные, как Драконья гряда, но не менее коварные. Через перевал, мимо каменных утесов вплоть до темных врат…
По воздуху быстрее. Кхассер продвигался напрямую, не зная устали и сомнений. Гнал вперед так, словно от этого зависела его собственная жизнь. Только раз ему пришлось останавливаться, когда на третий день пути, тяжелые грозовые облака обложили небосвод и полыхало так, что шерсть становились дыбом на загривке. И с каждым всполохом молнии в памяти снова всплывала Ким. Та белая вспышка, что полыхнула при их первой встрече. Он не понял тогда что это такое, не знал. Да какое там не знал! Предположить не мог, что такое возможно. Что связь, о которой написано в древних книгах, достанется именно ему. И что бледная девчонка с глазами цвета кошачьих изумрудов окажется той самой.
Он переждал штормовую ночь, среди черных утесов, забившись в одну из узких расщелин. Сверху размеренно капала вода, просачиваясь сквозь каменную толщу, на улице бушевал ураган, а кхассер сидел, привалившись спиной к холодным камеям и равнодушно смотрел на непогоду. Его мысли были заняты совсем другим.
На утро, едва первые лучи солнца окрасили полосу неба над темным лесом, Хасс продолжил свой путь. Выбрался из Сизых скал, миновал широкую зеленую долину, по которой то тут, то там были разбросаны крохотные деревушки. Безмолвной тенью проскользил над вечными лесами, потом забрал немного южнее чтобы обогнуть зловонные болота, ядовитый пар от которых поднимался высоко над землей.
К вечеру четвертого дня на горизонте замаячили массивные белые башни Андера. Охранные коршуны неспешно кружили над городом, высматривая затаившуюся угрозу, черные флаги с золотыми глазами зверя, гордо реяли над крепостной стеной.