334

— Угу. Войти можно?

— Да, да. — Эб накинул на тело Леды влажную простыню; жена до сих пор так и не пошевелилась. Он натянул брюки. — Бено, кто был на телефоне?

— Вилликен. — отозвался Бено, переступая порог. Он учуял, что его просили передать что-то важное, и твердо намеревался извлечь из поручения максимум. Можно подумать, он понимал, что на кону.

— Слушай, сбегай вниз и скажи Вилликену, чтобы Хуан не вешал трубку, пока…

Куда-то задевался один ботинок.

— Пап, он ушел. Я сказал ему, что тебя нельзя отвлекать. По-моему, он сердился и просил передать, чтобы ты не давал больше его номер направо и налево.

— Ну тогда и хрен с ним, с Вилликеном.

Ботинок был под кроватью, чуть ли не у самой стенки. Как его туда занесло?..

— Что именно он просил передать? Он сказал, кто ищет этого… Ньюмэна?

— Вилликен записал, но я его почерк не разбираю. Мерси или как-то так.

Ну вот и оно; конец света. В приемном отделении что-то перепутали и направили Бобби Ньюмэн на обычную кремацию. Застрахована та была у “Мейси”.

И если Эб не раздобудет обратно тело, которое продал Уайту…

— Бог ты мой, — выдохнул он в пыль под кроватью.

Впрочем, еще можно успеть обернуться; едва-едва и если повезет. Уайт должен был быть в морге до трех утра. Сейчас нет еще и полудня. Он выкупит тело назад, даже если придется немного приплатить, за моральный ущерб. В конце концов, в долгосрочной-то перспективе, Уайт нуждается в нем ничуть не меньше, чем он в Уайте.

— Пока, пап, — произнес Бено, не повышая голоса, хотя Эб был уже на лестнице и спустился на пролет.

Бено приблизился к изножию кровати. Мама до сих пор и пальцем не шевельнула. Он наблюдал за ней с самого начала, и она была как неживая. С ней всегда так после того, как потрахается с папой, но обычно не так долго. В школе говорили, что трахаться очень полезно для здоровья; но ей, похоже, все было по нулю. Он коснулся правой ее пятки — мягкой и розовой, как у младенца, потому что она никуда не выходила.

Леда отдернула ногу. Она открыла глаза.

Заведение Уайта находилось черте где, в самом центре, за углом от здания Демократической Национальной Конвенции (бывший пирс 19), которое для индустрии удовольствий являлось тем же, чем мюзик-холл “Радио-сити” — для индустрии развлечений: самое большое, самое умеренное и самое удивительное. Эб, урожденный ньюйоркец, ни разу в жизни не заходил в расцвеченное неоном влагалище (семьдесят футов в высоту и сорок в ширину, главный ориентир), служившее входом. Для таких, как Эб, кто отказывался впечатляться хамством столь масштабным, все то же самое, только на полтона ниже, было доступно в проулках (район прозвали “Бостон”), и здесь, в самой гуще всего, что разрешено, влачили свое противоестественное и анахроничное существование пять-шесть нелегальных промыслов.

После долгого стука дверь отворила девочка, вероятно, та же самая, что подходила к телефону; хотя сейчас она прикидывалась немой. Она никак не могла быть старше Бено — от силы лет двенадцать, — но движения у нее были безжизненные, вымученные, как у отчаявшейся домохозяйки с изрядным стажем замужества.

Преодолев едва ощутимое сопротивление девочки, Эб шагнул в полутемное фойе и притворил за собой дверь. Внутри у Уайта он еще никогда не был; даже адреса не знал бы, если бы не пришлось как-то раз самому заняться развозкой, когда Уайт явился в морг, сверх меры закинувшись какой-то дурью. Вот, значит, на какой рынок тот экспортировал товар. Смотрелось, мягко говоря, не слишком изысканно.

— Мне нужен мистер Уайт, — сказал Эб девочке. “Может, она, — подумал он, — еще один его побочный бизнес”.

Она вскинула к губам узкую несчастную ладошку.

Над головой послышался грохот и лязг, и сквозь сумрак лестничного колодца спланировал, один-одинешенек, листок папиросной кальки. Следом спланировал голос Уайта:

— Хольт, это ты?

— Именно, черт его дери! — Эб начал подниматься по лестнице, но Уайт, с необыкновенной легкостью в голове и тяжестью в ногах, уже грохотал ему навстречу.

Уайт хлопнул Эба по плечу, подтверждая факт его присутствия и заодно удерживаясь прямо. С “йес!” тот явно переусердствовал и в данный момент едва ли был вполне телесен.

— Мне надо забрать его, — произнес Эб. — Я сказал девочке по телефону. Мне по фиг, что ты там на этом теряешь, я должен его забрать.

Уайт сосредоточенно снял ладонь с плеча Эба и поместил на перила.

— Да. Ну. Это никак. Нет.

— Вот так надо. — (Ладонь к горлу.)

— Мелисса, — проговорил Уайт. — Не могла бы ты… Не будешь ли так добра… Дорогая, я попозже зайду.

Девочка неохотно побрела наверх, будто бы там ее поджидало определенное личное будущее.

— Моя дочь, — с грустной улыбкой пояснил Уайт, когда та поравнялась с ним. Он вытянул руку потрепать ее по голове, но промахнулся на несколько дюймов.

— Обсудим у меня в кабинете, хорошо?

Эб помог ему спуститься. Уайт направился к двери в дальнем конце вестибюля.

— Заперто? — вслух поинтересовался он. Эб толкнул дверь. Оказалось не заперто.

— Я раздумывал, — задумчиво произнес Уайт, все так же стоя перед раскрытой дверью, загораживая Эбу проход, — когда ты звонил. Должен же человек, во всем этом шуме и гаме, хоть минуточку спокойно…

Кабинет Уайта выглядел точно так же, как адвокатская контора, куда Эб вламывался с толпой на излете бунтов черте сколько лет назад. Его искренне озадачил тот факт, что обыденные процессы обнищания и запустения завели куда дальше, нежели на то была способна вся его подростковая деструктивность.

— Речь вот о чем, — произнес Эб, подойдя к Уайту поближе и говоря громко, чтобы исключить малейшее непонимание. — Выходит так, что та, за которой ты приезжал прошлой ночью, была на самом деле застрахована родителями, в Аризоне, и сама ничего не знала. В больничном архиве об этом ничего не было, но, оказывается, есть компьютер, который сводит данные по всем больницам и сверяет с “некрухой”. Это всплыло только утром, а в морг позвонили в полдень.

Уайт угрюмо потянул за прядь своих редких мышастых волос.

— Ну, скажи им, сам знаешь, скажи, что сожгли уже.

— Не могу. Официально мы обязаны держать их двадцать четыре часа, как раз на такой случай. Просто никогда не случается. Кто бы мог подумать, в смысле, это настолько маловероятно, так ведь? Ладно, в любом случае речь о том, что я должен забрать тело назад. Немедленно.

— Невозможно.

— Что, кто-то уже?..

Уайт кивнул.

— А вдруг можно как-то еще подлатать? В смысле… э-э… насколько серьезно…

— Нет. Нет. Не думаю. Никак.

— Послушай, Уайт, если меня накроют, я в одиночку тонуть не стану. Сам понимаешь. Будут же вопросы всякие.

Уайт неопределенно кивнул. Казалось, он то куда-то уходит, то опять возвращается.

— Ну, тогда глянь сам. — Он вручил Эбу древний медный ключ. На цепочке болтался пластиковый символ “инь” и “янь”. Уайт указал на четырехэтажную железную картотеку у дальней стенки. — Туда.

Откатываться и освобождать дверной проем картотека не желала, пока Эб, хорошенько подумав, не наклонился и не снял колесики с запора. Ручки на двери не было, только потускневший диск замка со словом “Чикаго”. Ключ вошел вихляясь, и сцепление пришлось давить.

Тело было разбросано по всему пятнистому линолеуму. Тяжелый, напоминающий розы аромат скрывал запах разложения. Нет, это за последствия неудачной операции не выдашь; в любом случае, похоже, не хватало головы.

Чтоб увидеть это, он потратил час.

Уайт замер в дверном проеме, игнорируя, в знак уважения к чувствам Эба, наличие расчлененного и выпотрошенного трупа.

— Понимаешь, пока я ездил в больницу, он уже ждал здесь. Приезжий, и один из лучших моих… Я всегда разрешаю им забрать что хочется. Прости.

Пока Уайт снова запирал комнату, Эб вспомнил об одной вещи, которая понадобится ему в любом случае, вне зависимости от тела. Он надеялся, та не пропала вместе с головой.