Страница 24 из 26
Вторая вещь, кажущаяся мне замечательной, это то, что Северная Корея – насколько я знаю, единственная посткоммунистическая или, если хотите, коммунистическая страна, которая при переходе от реального социализма к тому, что там происходит сейчас, прямо реабилитировала религию – не вполне открыто, но хоть наполовину. Например, Мао и Сталин прославлялись, из них делали идолов, кумиров, но никаких сверхъестественных способностей им не приписывали, а вот в Северной Корее в разговорах присутствует категория чуда. Например, когда Ким Чен Ир умер, говорилось, что даже птицы спустились на землю, чтобы скорбеть о его смерти, и т. д. Кроме того, это режим прямого королевского наследования – сын приходит на место отца и так далее… Это нечто совершенно уникальное. И в этом смысле Северная Корея – отнюдь не пережиток прошлого. Такой, скажем, материнский тоталитарный режим – это продукт ультрамодерна, даже постмодерна. Это один из вариантов попытки выйти из тупика сегодняшнего постпатриархального, все дозволяющего, как ни назови его, глобального капиталистического общества… Северную Корею можно понять только как реакцию на Южную Корею или на современный глобальный капитализм.
Так какое отношение к этому имеют Laibach? Довольно часто Laibach ставили в тупик либертарианцев левого толка. С одной стороны, конечно, они должны были их поддерживать. Но они никак не могли решить, как же отнестись к Laibach: первобытный страх либертарианцев, который для меня уже является знаком того, что они вообще ничего про Laibach не понимают, диктовал им убеждение, что это замечательное в своей ироничности представление, изящная насмешка над властью и т. д. Но потом, по моему опыту (такое случалось с моими друзьями левых убеждений), они всегда добавляли сомнение: что если люди не поймут, воспримут Laibach всерьез и (неверно) интерпретируют их ироническое представление как настоящее прославление тоталитаризма. Я же думаю, что все на самом деле сложнее.
Laibach не просто смеются над тоталитаризмом. Они обнажают «тоталитарную черту», которая присутствует во всех обществах, даже в самых демократических. Потому что, возьмем либеральное общество, где официально власть легитимирована на условиях контракта, ее представители заявляют следующее: «Наша власть ограничена, мы должны подчиняться закону, мы (политики) – просто люди, нанятые голосующими, чтобы выполнять определенную работу, и на этом наши полномочия заканчиваются». Даже если власть легитимирована на таких условиях, всегда между строк, неявно прослеживается другая идея, а именно: «но на самом деле мы можем делать что хотим, мы абсолютно суверенны, наша власть не имеет границ». Итак, еще раз, политическая власть не может быть лишена этого напряжения, не думаю, что от него можно просто избавиться. Я считаю, Laibach прекрасно осознают эту глубинную двойственность даже самой демократической власти. Они пытаются разоблачить тоталитарные наклонности – и делают это даже с некоторым восхищением. Здесь нет дистанции. Они ничего не высмеивают. Они открыто этим наслаждаются.
Таково травматическое послание Laibach: инсценировка Реальности власти. И… В общем, когда они приехали в Северную Корею, они как будто увидели в открытом виде то, что они сами обнажают на Западе, – это авторитарное ядро всякой власти. Понимаете… Они – в смысле вот эти «левые» либеральные критики, или аудитория Laibach, – они смотрят на Laibach через призму этого типичного гуманистического разрыва, ищут за строгой тоталитарной маской Laibach теплые человеческие лица. За маской всей этой индустриальной тоталитарной музыки с низкими басами – они хотят гарантию, мол, «не бойтесь, за этой маской такие же теплые обыкновенные люди, как и мы с вами». Но нет, идея Laibach – обратная. Не «не бойтесь, за – простите, скорее под – нашей тоталитарной маской мы теплые, нормальные, умеющие сочувствовать люди, как и вы все». Нет, это… Даже если посмотреть на повседневную жизнь Запада, жизнь обычных, умеющих сочувствовать людей, понимаете, все эти отвратительные спектакли, которые мы разыгрываем на Западе, благотворительность, помощь ближнему и так далее… Нет, за этим стоит монстр… Мы действительно те, в кого играем. Мы монстры. За этим нет никакой человечности.
Так что, понимаете, это не о Северной Корее, от Laibach вы много о ней не узнаете. Но вы узнаете много о наших собственных тревогах и лицемерии.
Дипломаты раскола
_Чарльз Льюис
Смущение, удивление и злость, последовавшие за сообщением о планах Laibach выступить в стране Ким Чен Ына, как нельзя лучше устраивают наших словенских любителей пошуметь. Смущение, потому что они легко выскользнули из униформ эсэсовцев и натянули наряды принимающей стороны. Удивление, потому что они приехали в Северную Корею с тем же апломбом, с которым они появились в осажденном Сараево в 1995-м. И да, злость, что они имеют дело с правительством, попирающим права человека, как это делает Северная Корея. Глаза лезли на лоб, диски сжигались, а пораженные новостники рассказывали и перевирали то, что они знали или думали, что знали, об этих загадочных музыкантах. Все вдруг снова вспомнили, где на карте находится Словения.
Как же отреагировали те, кто ближе знаком с этими vier Personen?[31] Большинство затаились в ожидании. Преданные ученики Laibach знают, что самые очевидные прочтения того, что делает группа, всегда далеки от истины. Они могут не быть совершенно неверными, но вскоре неизбежно обрастут ссылками, аннотациями и лакановскими кривыми значения. Но как создается эта многословность? Конструируется ли она сознательно в расчете на последующий анализ или автоматически создается самим поведением Laibach? Может ли хоть одна теория о том, как работает Neue Slowenische Kunst, провести внятную границу между намеренностью и аналитической ретроспективой?
Сами Laibach говорят о Laibachkunstmaschine, сущности, способной порождать витиеватый продукт чистейшей инсинуации. Они выработали арсенал шахматных ходов, которые они разыгрывают с такой последовательностью, что сама дерзость выступления служит сигналом того, что игра началась. Критик Алексей Монро лучше всех описал нашу беспомощность перед свежей провокацией Laibach: «…вероятность того, что однажды Laibach зайдут слишком далеко для меня или для большей группы фанатов, это часть их динамики, риск, без которого нельзя обойтись»[32]. Фанат Laibach всегда ходит по канату, который сами музыканты с удовольствием трясут. Мы всегда рискуем, что они зайдут слишком далеко и мы обнаружим себя во власти настоящих политических культов, которые служат им подкормкой.
Если мы задумаемся, прежде чем закрепить за Laibach славу заблудших искателей внимания или приверженцев деспотического режима, не так сложно обнаружить другие причины их поездки. Есть сходство в обстоятельствах между расчлененной современной Кореей и Югославией, в которой они родились. С народом Северной Кореи их роднит опыт диктатуры партии и сильного вождя с повсеместным контролем. Мы могли бы также умерить наше беспокойство, вспомнив абсолютно субверсивное воздействие Laibach на все, к чему они прикасаются. Последнее так хорошо известно, что нас интересует не то, почему Laibach собрались в Северную Корею, а то, почему Северная Корея решила их пригласить. Возможно, это первый признак политики разрядки, которая уже расцветает в Сингапуре и Пханмунджоме. Каковы бы ни были мотивы Северной Кореи, мы знаем, что способ действия Laibach – подобраться как можно ближе к сердцу Государства, прежде чем сдетонировать. Профессиональные дипломаты (не только воображаемых государств) качают головами в молчаливом, но почти физически ощутимом раздражении, вызванном их все усложняющим присутствием.
Реплики участников Laibach в период подготовки к этому событию тоже не всегда были полезны, несмотря на то что в этот раз они на удивление старались. Они как будто спрашивали, а что здесь такого, как, например, когда Иван Новак сравнил «рыночный тоталитаризм»[33] в Греции с фатальными причудами северокорейской системы. Возможно, как это бывает со многими великими писателями, у Laibach лучше выходит показывать, а не рассказывать. Их фатальное спокойствие перед лицом трудностей на таможне, капризных цензоров и идеологического бичевания от принимающей стороны точно нам что-то показало.