Страница 93 из 99
— Я, правда, не знаю! — он взвизгнул, попытался попятиться, но не смог. Я не вернул ему свободу передвижения.
Мент задрожал всем своим телом, душонка его, и без того едва заметная, скользнула в пятки. Однако, он нашел в себе силы и задал ответный вопрос:
— Кто ты?
Я лишь мотнул головой.
— Они уехали сами?
Мужик судорожно вдохнул воздух. Стало ясно, что я угадал.
— Нет. Их увезли.
Мне вновь захотелось ему треснуть. От души. Чтоб стал разговорчивее. Я еле сдержался.
— Почему из тебя приходится все тянуть клещами? Кто увез? Говори!
Он заскулил, почти заплакал, но ответил:
— Ребята, которые искали тебя.
Понятнее не стало. Те, кто остался в моем родном городе, врядли успели бы приехать так быстро.
— Кто? — В голосе моем звенела ярость.
И мент не стал запираться. Слова из него полились рекой.
— Наши, местные. Они с курортниками в карты играют…
— Каталы?
— Да. Но я действительно не знаю, куда.
— Сколько их было?
— Я видел двоих.
Двоих. Если так, то мне эта задача по плечу.
— Какая у них машина?
— Гелик. Черный…
Я аж прицокнул языком. Серьезные ребята. Надеюсь, они не станут лить кровь без толку. А значит… Дальше мои мысли застопорились. Я только пообещал:
— Имей ввиду, если соврал, я вернусь. И вот тогда…
Он сразу залепетал:
— Я правду говорю!
Правду. Кому теперь нужна эта правда. Где она была, когда ты местным бандюгам продал моих друзей. Мне дико захотелось наказать эту мразь. Сделать так, чтобы он никогда не забыл урок. Я вновь придвинулся к нему вплотную, почти прижался. Проговорил:
— А это тебе в наказание.
Врезал ему по яйцам и добавил вслед:
— Отсохни.
Бледность на морде мента подернулась синим. Он почти задохнулся от ужаса, от боли. Сложился пополам, схватил здоровой рукой причиндалы, завыл:
— За что?
Мне стало противно, захотелось вымыть руку. Захотелось залезть в воду целиком, окунуться по самую маковку. Лишь бы отмыться от этой грязи.
— Ты, правда, не понял? — тихо спросил я.
Он ничего не ответил, лишь выл на одной ноте. Ну, что ж. Все лучше, чем ничего.
— Это тебе ненадолго. Всего на полгода. Не исправишься, останешься таким до конца жизни. И запомни, если ты мент, будь честным ментом.
Этим я и поставил точку в разговоре. Некогда мне было воспитывать морального урода. У меня остались дела куда важнее.
Ха! Машина ждала меня на месте, возле сквера. У самого въезда во двор. Никто ее за это время не тронул. То ли по причине полной убогости, то ли по какой еще. В голове всплыло давнее — Бог любит отчаянных. Вероятно, это было так. Я сел за руль и застыл в размышлениях. Где искать ребят? Куда их могли повезти?
Если Вика оставляла адрес, то, скорее всего домой. Где у них больше шансов застать меня? Только там. По идее, никто другой им не нужен. И Вика, и Вера, и даже Влад — всего лишь прикрытие. Заложники судьбы.
И я поехал обратно. Понесся. Полетел, не видя ни дороги, ни людей, ни машин, ничего. В этот день Бог меня действительно берег.
Хотя, по прошествии времени, у меня закрадывается мысль, что Бог здесь вовсе не при чем. Кое-кто не менее могущественный решил получить с меня долг — плату за две подаренные жизни. И этот кое-кто не ошибся. Все рассчитал, как по нотам. Подгадал события. Сплел воедино тропы судьбы. Не оставил мне выбора. Или оставил? Не знаю. Но в тот день я его не увидел.
Путь пролетел, как одно мгновение. Намотался на колеса серой туманной лентой, выплюнул меня на въезде в Калачовку, пережеванного морально, готового на все.
Машину я кинул чуть загодя, возле соседского дома, самую малость не доехав до их калитки. Вдоль забора прокрался до поворота, схоронился за кустом, бросил взгляд на собственный дом. У ворот стояла одна машина — Владова пятерка. Никого чужого. Никаких следов. Лишь калитка приветливо открыта.
Я закрыл глаза, задержал дыхание, притянул к себе силу. Зачерпнул ее у самой природы — у небес, у земли, у воды. Дотянулся до всего сущего. Наполнил закрома до самого верха, до маковки, до кончиков пальцев. Выплеснул часть наружу, накрыл все вокруг невидимой сетью и усмехнулся — в силки мои угодила неосторожная птаха. Как кстати.
Я произнес заклятие, выждал мгновение, открыл чужие глаза, расправил чужие крылья, пронесся над землей, уселся на окошко и заглянул внутрь. Плохо. Там было все плохо. Вика с Верой сидели за столом. Бледные. Испуганные. Связанный Влад лежал на кровати. Во рту кляп. Под глазом фингал.
Кроме них в комнате было двое. Явно с оружием. Злые. Решительные. Цепные псы, которых спустили с привязи. С того места, где села птица, их было плохо видно. Мне удалось разглядеть пистолет. Правда, не было видно, что в других комнатах и коридоре. Но мне стало как-то все равно.
Я отпустил пичугу, вернул себе свое. Потом просканировал округу и довольно хмыкнул. Бандитская машина нашлась совсем недалеко — в двухстах метрах по улице. Была она припаркована возле чужого забора, за раскидистым кустом акации. В салоне никого не было.
Значит все в доме и ждут меня. Захотелось сделать глупость, крикнуть, что есть мочи, как в идиотских боевиках: « Я тут! Встречайте!» Понятно, что делать так я не стал. К жизни паршивые фильмы не имели никакого отношения. Просто пошел к соседской калитке, здраво рассудив, если лезть к тигру в пасть, то с черного хода. В парадные ворота прут только победители, а до победы мне оставалось ох как далеко.
Деда во дворе видно не было. Я этому только порадовался. Баба Нюра Что-то штопала, сидя на крыльце. Меня она встретила, как родному, замахала рукой, закричала:
— Доброго денечка, сосед!
Я в ответ отсалютовал, приложил к губам палец, попросил:
— Тише-тише, сюрприз хочу сделать.
Если подумать, даже не соврал. Чем не сюрприз? Бабка довольно заулыбалась, махнула, мол, беги, конечно, дело молодое. За домом меня встречал Макарушка. Важный, серьезный, молчаливый. Увидел, рванул навстречу, к сетке. Чувствовалось, что рад родному лицу.
От него пришлось отмахнуться:
— Потом, Макар, потом. Некогда мне.
Гусь обиделся, отвернулся, пошел к своим женам, ворчливо жалуясь на ходу.
Я проскочил мимо вольера, преодолел овражек, ручей, оказался у родной калитки. Здесь немного застопорился. От того, что ждало меня в доме, было не по себе. Я распахнул калитку, зашел во двор. На этот раз тихонько, крадучись, не спеша. Пробрался вдоль заброшенных грядок, встал под стеной дома, прислушался.
Ответом мне была полная тишина. Не было слышно даже птиц. Лишь ветер еле уловимо шелестел листвой.