Страница 6 из 99
Глава 3. Чужая душа — потемки
Влад на кухне задорно напевал:
Тореадор, смелее в бой!
Тореадор, тореадор.
Все познания оперы «Кармен» для него ограничивались этими словами. Но и их было достаточно, чтобы понять — у парня боевой настрой. Он азартно звенел посудой, готовил завтрак. Я же обыскивал квартиру.
Что мне хотелось найти? Да черт его знает. Хоть что-то. Любую мелочь, любую ерунду. Лишь бы понять, что такого натворил этот ненормальный Маринич. Лишь бы узнать, что я должен отдать и кому. С каждым обысканным метром настроение у меня становилось все мрачнее и мрачнее.
Ничего полезного обнаружить я не смог. Нет, ясное дело, в дорогой Югославской стенке Маринича лежала куча самого разного барахла. На одной из полок я увидел целую коллекцию порнографических открыток и склад презервативов. Причем не изделие № 2, изготовленное Баковским резиновым заводом, а натуральный импорт — престижный забугорный продукт.
Нашел охотничий нож ручной работы с наборной ручкой. Два трофейных лифчика, в которых запросто можно было носить арбузы. Ракушки от рапанов, покрытые лаком. Коробочку с игральными костями. Еще кучу разной занимательной ерунды, но ничего нужного.
Открытки были на удивление хорошего качества, сделанные с фантазией. Я сунул их в карман штанов, а все остальное барахло распихал по полкам, а после переключился на софу. Слабая надежда, что хозяин квартиры устроил тайник под ее пружинными подушками, улетучилась уже через пару минут. Там тоже было пусто.
— Все, с меня хватит!
Я плюнул на бесполезное занятие и направился к Владу. С кухни доносились аппетитные ароматы, и мысли мои сразу переключились на более насущную проблему. Правильность такого решения подтвердило и страдальческое завывание в животе.
Я уселся на табурет, порадовался, что добрый Влад уже разлил по чашкам чай, схватил кусок сыра и принялся жевать.
Влад обернулся.
— Нашел? — Спросил он на всякий случай.
— Нашел. — Я плюхнул на стол фотокарточки. Пикантной стороной кверху.
— Ого! — Глаза у него округлись, а ложка выскользнула из рук и торжественно утопла в кастрюльке. — Ого-го!
Парень забыл о завтраке, уселся и придвинул каринки к себе. Я только усмехнулся. Какое счастье, что молодняк в союзе был таким неиспорченным. Жаль, это продлится совсем недолго.
— Откуда это у тебя?
— Из шкафа.
На плиту полилось молоко. Я встал и выключил газ. Влад перелистал открытки, глянул на меня с надеждой, спросил:
— Тебе нужно?
— Обойдусь. — Я сделал широкий жест. — Забирай.
— Хех! — Влад заржал, потер руки. — Потом верну.
Он сгреб открытки, убежал в прихожую, вскоре вернулся с пустыми руками.
— А важного чего отыскал?
Я покачал головой.
— Хреново.
Влад подпер кулаком щеку, задумчиво оглядел кухню, потом вдруг встрепенулся.
— Погоди!
И вновь метнулся к холодильнику.
— Ты чего?
— А вдруг! — Загадочно произнес он, открывая морозилку.
Искомое обнаружилось под брикетом дрожжей и пачкой с пельменями. Маринич обернул пухлый блокнот в коричневую бумагу, сверху для надежности замотал пакетом. Мы с Владом набросились на находку, как голодные шакалы. Сняли обертку, открыли. Заглянули внутрь и переглянулись с досадой. Что-то это, конечно, значило, вопрос что?
Цифры, буквы, значки. Четко определялись только даты и то из-за специфики написания. Все остальное…
— И что сие значит? — Выдал Влад витиевато.
— Для нас ничего.
Я захлопнул шифрованные записи, отодвинул блокнот в сторону и вернулся к завтраку. От него сейчас пользы было куда больше. Правда, поесть мне опять не дали. Влад встрепенулся:
— А давай, — он вновь ринулся к холодильнику достал упаковку яиц, налил воды в миску, поставил передо мной, попутно сдвинул в сторону недоеденную кашу и расплескал чай, — давай узнаем. Вдруг получится? Как ты это делаешь?
Я даже ругнулся:
— Слушай, дай спокойно поесть. Потом все узнаем.
— Неужели тебе не интересно?
Он стоял совсем рядом, смотрел просительно. Я плюнул, все равно не отстанет. Встал, дотянулся до тряпки, протер со стола чай. Потом придвинул миску к себе и невольно засомневался. Кто знает? В этом теле мне еще не доводилось заглядывать ни в прошлое, ни в будущее. Я вовсе не был уверен, что шаманские способности переехали вместе со мной из Сереги Корнеева в Олега Маринича. И спросить было некого. Только пробовать самому.
— Ладно, давай.
Ладонь моя задержалась над укладкой яиц. Черт его знает, какое выбрать? Никаких магических ощущений у меня не возникало. Пришлось попросту взять первое. Какая, собственно, разница? Я покосился на Влада и мысленно ответил себе: «Никакой!»
Скорлупка клацнула о край посудины и послушно развалилась надвое. Содержимое яйца булькнуло в воду. Даже не размешалось — желток остался целехонек. Я обреченно вздохнул, зажал ладонями миску и закрыл глаза.
Влад снова нервически завел:
Тореадор, смелее в бой!
Тореадор, тореадор.
— Слушай, заткнись, — не выдержал я.
— Молчу-молчу, — заверил парень и, правда, замолк.
Накатило сразу. И сразу стало понятно, что к Мариничу это не имеет никакого отношения.
Я вновь оказался на кладбище. Люди вокруг были чужие, незнакомые. Над закрытым гробом рыдала немолодая женщина. Чуть в стороне, практически у меня над головой, раздался громкий шепот. Голос был мужской. Слышалось в нем болезненное любопытство.
— Говорят он очень неудачно упал. Там от лица сплошное месиво осталось. Видишь, даже хоронят в закрытом гробу.
Испуганный женский голос его осек:
— Тише, тише, неудобно, вдруг мать услышит.
Мужчина замолк. Мне захотелось обернуться, увидеть их, но у вечности на мой счет были другие планы. Время перелистнуло страницу вперед. Вместо гроба, вместо разрытой земли я увидел скромную плиту. Словно что-то толкнуло меня в спину, переместило в пространстве, остановило аккурат возле надписи. Я без труда прочел:
Герман Андреевич Ранцев.
Потом посмотрел на годы жизни и ощутил в горле ком. Это было чертовски несправедливо. Мальчишка оказался совсем молоденьким. Викин ровесник — едва исполнилось восемнадцать.
— Что же с тобой, бедолага, такое приключилось? — Расстроенно прошептал я.
Ответа, как обычно, не получил. Провидение решило, что кино затянулась, и выкинуло меня в реальность. Я открыл глаза.
Рядом сидел Влад, смотрел жадным взглядом, пока молчал. Миска у меня в руках почему-то стала горячей. Я со стуком опустил ее на стол, заглянул внутрь — под водой, на самом дне темнел могильный крест. От него ощутимо несло серой.
— Получилось?