Баламут

Следующие несколько минут пришлось провести в объятиях Марии Матвеевны — обхватив руками мою талию, вжавшись лбом в середину грудины и сотрясаясь от рыданий, целительница делилась со мной своей болью. Потом как-то взяла себя в руки, подняла голову, поймала мой взгляд и виновато вздохнула:

— Мне предложили уйти в Слуги рода. К Шубиным. Я согласилась. И пусть не знаю об этом роде ровным счетом ничего, там будет всяко лучше, чем тут…

— Владимир Игнатьевич вполне вменяемая личность… — сглотнув комок, подкативший к горлу при мысли о том, что прерванная фраза должна была закончиться словосочетанием «…без Танюшки», успокоил ее я. — Я с ним поговорил… Там, в Зоне… Уверен, что он вас не обидит.

— Я тоже так думаю… — грустно улыбнулась она. — Хотя не запомнила ни слова из того, что он наобещал. Да и плевать. Кстати, номер комма дашь?

Я молча отправил ей визитку», дождался кивка, подтверждающего получение файла, а затем ответил на вопрос, который уже слышал. Правда, в другой формулировке:

— А что планируешь делать ты?

— Сейчас уйду на Базу. Там объясню родителям ситуацию, попрощаюсь, вернусь обратно и улечу в Большой Мир. Так, как предсказывала Таня. И попробую хоть как-нибудь забыться.

Громова уткнулась лбом в мою грудину и зябко поежилась:

— Он не под твой характер и не понравится. Постарайся не озлобиться, ладно?

— Постараюсь.

— И звони. Хоть иногда. Да, мы с тобой не всегда находили общий язык, но самозабвенно любили одного и того же человека. А раз он любил нас также сильно, значит, мы чем-то похожи и можем друг друга не только понять, но и простить.

— Мне не за что вас прощать… — ничуть не кривя душой, сказал я, снова заглянул в глаза этой женщины и грустно улыбнулся: — А после этой ночи не требуется и понимание: я чувствовал, что вы своя, а все остальные — чужие. Так что буду звонить и изредка навещать. Обещаю…