Страница 9 из 21
Глава 5
Все происходящее напоминало Ухтомскому сеанс в кинематографе, на котором он побывал в прошлом году. Тогда лента порвалась, потребовалась минута, чтобы показ снова пошел, причем с начала фильма. И он вместе со всеми зрителями несколько минут смотрел уже виденную картину и мог каждый раз сказать, а что же произойдет дальше. Так же и сейчас — он заново переживал обстрел, под которым словно был когда-то, и мог с уверенностью сказать, куда упадет очередной японский снаряд.
— Василий Арсеньевич, сейчас попадут в верхний броневой пояс под кормовыми казематами — только звон пойдет!
Кровь буквально забурлила в жилах, била толчками, и Павел Петрович произнес предсказание непроизвольно, внутренне сжавшись в ожидании разрыва. И он тут же последовал, громкий и хлесткий, но четыре дюйма брони выдержали удар, как он и видел то ли во сне, или наяву — Ухтомский уже сам не мог разобраться, будто память шла странными наслоениями, как две одинаковых страницы раскрытой перед ним книги.
— А вот сейчас достанется вон той барже, что прикрывает собой «Ретвизан». Ничего себе…
Но этот кадр оказался совсем иным, необычным, непохожим на тот, что подставляла ему память. Черное непроницаемое взгляду облако буквально накрыло корабль, хотя раньше была вначале вспышка, потом клуб дыма. П теперь завеса, сквозь которую не видно ни зги. И тут же сообразил, что на барже уголь, а не пушки, Вильгельм Карлович распорядился, руководствуясь своими соображениями. Ну что ж — тогда броненосец пойдет в бой с полным комплектом шестидюймовых пушек, две из которых теперь не обретут вечный покой на дне гавани.
— Надо же — у Щенсновича сейчас не броненосец, а негр какой-то. Ничего — после погрузки угля корабль помоют, — чуть слышно произнес князь, тут же мысленно сделав в памяти зарубку — нижние чины еще больше устанут перед боем, а ведь он завтра днем начнется. Командам нужно сутки на отдых дать, но упрямство Вильгельма Карловича никакими доводами не переломишь, когда он уверен в свое правоте.
— А он всегда считает себя правым, — пробормотал Ухтомский, и поднял бинокль, прижав окуляры к глазам. Флагманский «Цесаревич» словно подпрыгнул навстречу, неимоверно разросся в размерах. Навел на адмиральскую рубку, вспомнив про Витгефта. Сомнений не осталось — командующий был там, на что Павел Петрович и рассчитывал вчера. И через 7-8 минут именно туда прилетит снаряд, который тогда убил рулевого квартирмейстера и ранил флаг-офицера. И никто сейчас, кроме его одного, не догадывается, что он заманил Витгефта в западню.
Жаль Вильгельма Карловича, человек он хороший, порядочный, даже добродушный — но в расписании Российского императорского флота нет такой должности. Это контр-адмирал совершенно чуждый флоту элемент, если примется им командовать как с мостика, так и с кабинетной тиши. Столько бестолковых распоряжений по эскадре никто кроме него не отдавал. И если при вице-адмирале Макарове был настрой драться с врагом, победить его, то за три с лишним месяца при Витгефте произошло обратное — почти все офицеры и матросы впали в горестное уныние, последние уже открыто говорили, что победить неприятеля может «орел», а не «мокрая курица». В кубриках и кают-компаниях повсеместно ходили разговоры, что трус не должен командовать эскадрой.
Вот только в этом Вильгельма Карловича напрасно упрекали — прегрешений и глупостей у него было много, но вот трусом он не был. А потому завтра прикажет поставить на мостике кресло, усядется и будет ждать разрыва 12-ти дюймового снаряда над головой, сам погибнет и весь свой штаб погубит. И возникает вопрос — ты кому и что решил доказать?!
Матросы и солдаты, офицеры должны иметь храбрость, а генералы и адмиралы благоразумие и мужество. И не нужно бравировать показной отвагой, когда решается итог сражения и судьба эскадры. Ведь один разрыв снаряда и все — поверившие в свои собственные силы команды потерялись, впали в уныние, начался раздрай от потери управления. И он тогда отчаянно пытался перехватить командование, но никто не слушал.
Раненный Шенснович со своим немилосердно избитым «Ретвизаном» первым покинул бой, направившись обратно в Порт-Артур. Но на отход он имел приказ Витгефта, что если поставленная наспех заплатка от снаряда, который поразил броненосец накануне, не выдержит напора воды и даст течь, то уходить немедленно, прихватив с собою госпитальное судно «Монголия». Гордый поляк и пошел обратно…
— А вот и этот снаряд прилетел!
Ухтомский оторвался от мыслей — закрывавший «Ретвизан» пароход чуть ли не подскочил из воды, сотрясенный сильным взрывом. Улегшаяся на него угольная пыль снова взметнулась пеленой, пусть и не такой густой, как несколькими минутами раньше.
Смертельно раненый транспорт стал погружаться в воду, такой удар и броненосец прежде не сдюжил. Но буксир «Сибиряк» уже спешил на помощь — тросы ловко забросили, и спустя несколько минут заметно осевший пароход потянули к прибрежной отмели, к которой его вскоре и приткнули, благо совсем близко, восточная часть за кончиком «хвоста» небольшая, место всего для десятка броненосцев, не больше.
— Все происходит, как и видел прежде, — пробормотал под нос Ухтомский, захваченный зрелищем, буквально поглощенный им. И не видел, что стоявший за его спиной Бойсман смертельно побледнел, и с такими же вытянутыми физиономиями стоят два сигнальщика. У нижних чинов уши буквально вперед выдвинулись, как у слонов, и матросы улавливали любой шепот контр-адмирала, не обращая внимания на взрывы.
— Сейчас по нам прилетит, аккурат в плиту кормовой башни — только краску взрывом сорвет, чего девяти дюймам брони будет…
И действительно — не успели отзвучать слова, как по башне шарахнуло так, что стальной настил под ногами чуть завибрировал. Странно, но ноги сами напряглись и возникло ощущение, что он сам раньше это ощущал. прямо дежа вю какое-то — слышал он от врачей как бывает с больными. От подобной мысли Павел Петрович вздрогнул, утер платком выступивший на лбу пот — ему показалось, что его самого охватило легкое безумие, помешательство — видеть сейчас то, что наблюдал раньше, и чего просто не могло быть. Но как не верить своим собственным глазам!
— Сейчас, сейчас…
Вспышку на адмиральской рубке «Цесаревича» он заметил — снаряд разорвался там, где он и