Ведьмин глаз

Хильдер поначалу раздумывал, а не продать ли смазливого мальчишку в бордель за круглую сумму? Кудрявый, черноглазый, со смуглым стройным телом – смотрящий борделя не стал бы долго торговаться. Клецанк пытался сбежать в первую же ночь своего плена, но Хильдер, который старательно притворялся спящим, беззаботно раззявив рот, дал несколько минут форы беглецу, а потом нагнал у окраины лагеря. Долго и вдумчиво пинал по ребрам, месил кулаками тощее тело. Клецанк потом не мог встать несколько дней, глядя на Хильдера единственным глазом – второй скрылся под багровым желваком.

– В общем, так, – бросил Хильдер. – Еще раз убежишь – убью. Не грожу, предупреждаю.

Клецанк посмотрел в дубленое непроницаемое лицо наемника и кисло кивнул – больше попыток сбежать он не делал. Хильдер вскоре оценил своего первого раба – тот отлично обращался с портянками, чистил оружие и вообще был смышленым малым спокойного нрава. Хильдер решил, что такой слуга ему пригодится в его будущей усадьбе, и в обращении с Клецанком почти не обнаруживал его приниженное положение раба.

Проходя мимо женского ряда, Хильдер в сердцах плюнул – да что за мода продавать наложниц голышом! Проклятая плоть снова взбунтовалась, ведь он не молод, а кровь все еще кипит при виде голой бабы, как в юности! Одна из наложниц была особенно хороша – чуть полноватые бедра на крутом изгибе перетекали в тонкую талию, а большая упругая грудь, соски которой продавец явно подкрасил соком свеклы, зазывно колыхалась. Видя, что Хильдер уставился на бабенку, работорговец подтолкнул ее в поясницу, и красавица выпрямилась, засияла фальшивой улыбкой.

– В самом соку, – негромко сказал ему работорговец. – Недавно минуло шестнадцать, на зубах ни одной червоточинки! Иди глянь, служивый!

Он надавил пальцами девчонке на челюсть около ушей, и та раскрыла рот.

– Иди глянь! – повторил торговец.

Хильдер раздраженно отмахнулся, ему и так было сложно сдерживать плотские порывы – на баб тратить деньги он не собирался, пока не купит землю и не построит дом. Заходы в бордель стали редки, наемника раздирала жадность.

«Вот построю лучший дом в округе, куплю рабов, заведу хозяйство, тогда и потешу себя молодой женой, а не потасканной старухой из борделя», – утешал он себя. Хильдер обернулся на красотку и наткнулся на взгляд, полный ненависти. Наемник опешил от дерзости от какой-то девки, но ему не хотелось тратить время на препирания с работорговцем.

Хильдер отправился в ряды, где торговали съестным, и они с Клецанком набили походные мешки хлебом, сухарями и копченым мясом. Купили целебной мази для лечения ран и веревки – на случай, если придется преодолевать неприступные скалы вокруг Серой долины. Около прилавка с солью Хильдер замедлил ход и в нерешительности остановился, и Клецанк с удивлением посмотрел на хозяина – соль стоила дорого, такое расточительство было не в духе его патрона.

– Два мешка! – буркнул Хильдер торговцу.

Раб сунул мешочки размером с небольшую тыкву в походный баул, и, когда они отошли от лавки, спросил:

– Зачем столько?

– Пригодится, – загадочно ответил Хильдер.

На рыночной площади остановились поглазеть на не первой молодости, лет двадцати пяти, бабенку – она стояла привязанная к столбу, и зеваки кидали в нее камнями и навозом. Голова у нее была обрита, значит, наказывал муж за бесплодие. Клеймо на щеке запеклось свежей корочкой, видимо, хозяин обновил свой знак, чтобы жизнь бездельнице медом не казалась. Клецанк взял пару голышей из насыпанной рядом кучи и метнул в женщину. Один камень пролетел мимо, а второй попал чуть выше уха. Хильдер поморщился, но ничего не сказал, а когда развеселившийся Клецанк снова потянулся за камнем, ткнул его в шею кулаком:

– Ну-ка пошел, затейник тоже мне!

Они свалили мешки с провизией на крутом берегу пересохшей реки, и Клецанк достал из кустов припрятанную заранее бочку, которую принялся набивать песком. Хильдер вынул свою видавшую виды кольчугу – ее пятнали дыры, кое-где тронула ржавчина. Наемник сунул кольчугу в бочку и столкнул ее с кручи, а Клецанк, охая и ворча, прикатил бочку обратно и снова сбросил с берега. Когда Хильдеру показалось достаточно, он дал знак запыхавшемуся потному рабу остановиться, и тот достал из бочки очищенную от ржавчины кольчугу. Клецанк взял из мешка инструмент и принялся латать в полотне дыры.

– Мы сложим там свои головы, – уныло произнес Клецанк, ловко цепляя кольчужные колечки. – Про Серую долину и пещеру рассказывают неладное.

– Кто рассказывает? – сплюнул под ноги Хильдер.

– Люди. Говорят, там живет бес, сшитый из кусков тел тех храбрецов, кто рискнул войти в пещеру. А еще говорят…

– Эти байки я тоже слышал, – оборвал его Хильдер. – Только если эти враки про чудовищ правда – значит, кто-то все-таки выжил после похода в пещеру… А если не выжил – то кто это рассказал?

Клецанк досадливо махнул рукой и склонился над работой.

Виллейский лес они преодолели быстро – к пещере вела полузаросшая тропа, петлявшая среди низкорослых елей. Всю дорогу Клецанк ворчал и сетовал не неразумного хозяина, который, как пить дать, станет причиной его страшной смерти. Хильдер молча морщился, но, в конце концов, не выдержал:

– Заткнись, иначе я тебя прибью!

Пуще всего Клецанк распричитался, когда они спешились около входа в пещеру и привязали лошадей к деревцу.

– Бедная моя Ворона, – стонал он, поглаживая шею своей клячи. – Тебя сожрут волки, а я паду от лап чудовища!

Хильдер дал ему затрещину, и Клецанк, потирая затылок, вынул масляную лампу из мешка.

От скудного света лампы по стенам пещеры протянулись гигантские тени, и Клецанк пугливо вздрагивал при каждом шорохе, усиленном каменными гулкими сводами. Под ногами среди камней и пыли белели косточки мелких животных и птиц.

Чем дальше углублялись они в пещеру, тем больше становилось костей, среди них стали попадаться крупные. Хильдер остановился и приподнял концом меча массивный череп, просунув его в глазницу.

– Кажется, это осел, – упавшим голосом произнес Клецанк. – Тварь, сожравшая его, наверняка размером с медведя.

Хильдер присмотрелся к груде костей и начал раскидывать их ногой. Показался человеческий череп и останки торса, на ребра, облепленные присохшей плотью, намоталась цепочка, за которую и потянул наемник. Глухо звякнуло, и Хильдер вытащил позеленевший медальон с изображением Извечного Отца.

– Священник! – прошептал Клецанк. – Что тут делал священник?!

– Священники, – поправил Хильдер и указал на второй скелет, на котором еще сохранились остатки пышного церемониального облачения. – Идиоты. Потащились в пещеры, думая, что их уберегут молитвы и все эти побрякушки.

Хильдер бросил медальон обратно в груду костей и поднял лежащую рядом палицу, чей конец был искусно выполнен в виде головы льва.

– Оружие они все-таки взяли, не такие уж идиоты, – тихо проговорил Клецанк. – Только оно им не помогло.

– Оружие! – презрительно бросил Хильдер. – Где ты видишь оружие? Палица – такое же барахло, как медальон, она не для боя. Эта штука для проведения обряда поклонения Извечному Отцу. Давай, возьми, замахнись!

Хильдер сунул оружие Клецанку, и тот несмело махнул дубинкой.

– Неудобно…

Центр тяжести у палицы был смещен в сторону, где у металлического льва располагался затылок, и облегчен в районе оскаленной пасти.

– Вот еще, – Хильдер обошел груду костей и поднял длинный, не меньше двух метров, меч с обильно украшенной камнями и металлическими завитками рукоятью. – Ну как этим рубить? Руку же в кровь изотрешь. Да и длинен… Нет. Святоши наверняка взяли это для проведения обряда над безумными бабами, дабы вразумить их. Ведь церковь считает, что свободолюбивые женщины одержимы злым духом.

Клецанк вздохнул:

– И все-таки что-то убило этих несчастных, и это были явно не бабы!

Он откинул носком сапога кусок полусгнившей парчи, и на бедренной кости священника обнаружились глубокие рытвины. Клецанк громко сглотнул и попятился: