Страница 12 из 13
– Привидений. Даю слово. Призраков, если вам так больше нравится. У нас самые качественные призраки…
– Вы забываете милые истории о привидениях на Рейне и в Шварцвальде, – перебила мисс Ван Ренсселер с женской непосредственностью.
– Я помню Рейн и Шварцвальд и все другие пристанища эльфов, фей и гоблинов, но для хороших честных привидений нет места лучше дома. И что отличает нашего призрака – spiritus Americanus – от обычного литературного призрака, так это то, что он отвечает американскому чувству юмора. Возьмем, к примеру, рассказы Ирвинга. "Всадник без головы" – это комическая история о привидениях. И “Рип ван Винкль” – подумайте, какой юмор, и какой хороший юмор, есть в рассказе о его встрече с командой гоблинов из людей Хендрика Хадсона! Еще лучшим примером этого американского способа обращения с легендами и тайнами является чудесная история о призраках-соперниках.
– Призраки-соперники! – хором спросили герцогиня и малышка Ван Ренсселер. – Кем они были?
– Разве я никогда не рассказывал вам о них? – ответил дядя Ларри, и в его глазах вспыхнул огонек приближающейся радости.
– Поскольку рано или поздно он обязательно расскажет, нам лучше смириться и услышать это сейчас, – сказал дорогой Джонс.
– Если ты не будешь более терпимым, я вообще не буду этого рассказывать.
– О, расскажи, дядя Ларри! Ты же знаешь, я просто обожаю истории о привидениях, – взмолилась малышка Ван Ренсселер.
– Давным-давно, – начал дядя Ларри, – на самом деле, несколько лет назад, в процветающем городе Нью-Йорк жил молодой американец по имени Дункан – Элифалет Дункан. Как и его имя, он был наполовину янки, наполовину шотландец, и, естественно, он был адвокатом и приехал в Нью-Йорк, чтобы пробить себе дорогу. Его отец был шотландцем, который приехал, поселился в Бостоне и женился на девушке из Салема. Когда Элифалету Дункану было около двадцати, он потерял обоих своих родителей. Его отец оставил ему достаточно денег, чтобы начать жизнь, и сильное чувство гордости за свое шотландское происхождение; видите ли, в Шотландии в семье был титул, и хотя отец Элифалета был младшим сыном младшего сына, все же он всегда помнил и всегда просил своего единственного сына помнить, что его родословная была благородной. Его мать оставила ему свою полную долю "янки" и маленький старый дом в Салеме, который принадлежал ее семье более двухсот лет. Она была Хичкок, а Хичкоки обосновались в Салеме с 1-го года. Это был пра-пра-прадед мистера Элифалета Хичкока, который был выдающимся человеком во времена увлечения салемским колдовством. И в этом маленьком старом доме, который она оставила моему другу Элифалету Дункану, водились привидения.
– Призрак одной из ведьм, конечно? – перебил дорогой Джонс.
– Ну, как это мог быть призрак ведьмы, если все ведьмы были сожжены на костре? Ты никогда не слышал, чтобы у кого-нибудь, кто сгорел, было привидение, не так ли? – спросил дядя Ларри.
– Во всяком случае, это аргумент в пользу кремации, – ответил дорогой Джонс, уклоняясь от прямого ответа.
– Это так, если тебе не нравятся призраки, а мне нравятся, – сказала малышка Ван Ренсселер.
– И мне тоже, – добавил дядя Ларри. – Я люблю призрака так же нежно, как англичанин любит лорда.
– Продолжай свою историю, – сказала герцогиня, величественно пресекая все посторонние разговоры.
– В этом маленьком старом доме в Салеме водились привидения, – продолжил дядя Ларри. – И очень выдающийся призрак, или, по крайней мере, призрак с очень выдающимися качествами.
– Каким он был? – спросила малышка Ван Ренсселер, дрожа от предвкушения восторга.
– В нем было много особенностей. Во-первых, он никогда не показывался хозяину дома. В основном он ограничивался посещениями незваных гостей. За последние сто лет это отпугнуло четырех свекровей подряд, но никогда не вторгался в жизнь главы семьи.
– Я предполагаю, что этот призрак был одним из мальчиков, когда он был жив и во плоти. – Это был вклад дорогого Джонса в рассказывание истории.
– Во-вторых, – продолжал дядя Ларри, – его появление никого не пугало в первый раз. Только во время второго визита видящие призрака пугались так, что они редко набирались смелости для третьей встречи. Одной из самых любопытных особенностей этого благонамеренного ведьмака было то, что у него не было лица – или, по крайней мере, никто никогда не видел его лица.
– Возможно, он скрывал свое лицо под вуалью? – спросила герцогиня, которая начала вспоминать, что ей никогда не нравились истории о привидениях.
– Это было то, чего я так и не смог выяснить. Я расспросил нескольких людей, которые видели призрака, и никто из них не смог мне ничего рассказать о его лице, и все же, находясь в его присутствии, они никогда не замечали его черт и никогда не замечали их отсутствия или сокрытия. Только потом, когда они попытались спокойно вспомнить все обстоятельства встречи с таинственным незнакомцем, они осознали, что не видели его лица. И они не могли сказать, были ли черты скрыты, или им чего-то не хватало, или в чем была проблема. Они знали только, что этого лица никто никогда не видел. И независимо от того, как часто они могли видеть призрака, они никогда не постигали эту тайну. По сей день никто не знает, было ли лицо у призрака, который раньше обитал в маленьком старом доме в Салеме, или что у него было за лицо.
– Как ужасно странно! – сказала малышка Ван Ренсселер. – И почему призрак ушел?
– Я не сказал, что он ушел, – ответил дядя Ларри с большим достоинством.
– Но ты сказал, что раньше он обитал в маленьком старом доме в Салеме, поэтому я предположила, что он переехал. Не так ли? – спросила молодая леди.
– Всему свое время. Элифалет Дункан проводил большую часть своих летних каникул в Салеме, и призрак никогда его не беспокоил, потому что он был хозяином дома – к большому его отвращению, потому что он хотел сам увидеть таинственного арендатора. Но он никогда его не видел, никогда. Он договорился с друзьями, чтобы они звонили ему, когда он появится, и он спал в соседней комнате с открытой дверью; и все же, когда их испуганные крики будили его, призрак исчезал, и его единственной наградой было услышать укоризненные вздохи, как только он возвращался в постель. Видите ли, призрак думал, что со стороны Элифалета было нечестно добиваться представления, которое было явно нежеланным.
Дорогой Джонс прервал рассказчика, встав и поплотнее укутав ноги малышки Ван Ренсселер тяжелым пледом, потому что небо теперь было пасмурным и серым, а воздух – влажным и пронизывающим.
– Одним прекрасным весенним утром, – продолжал дядя Ларри, – Элифалет Дункан получил замечательную новость. Я говорил вам, что в Шотландии у семьи был титул, и что отец Элифалета был младшим сыном младшего сына. Так вот, случилось, что все братья и дяди отца Элифалета умерли, не оставив потомства мужского пола, за исключением старшего сына старшего сына, и он, конечно же, носил титул и был бароном Дунканом из Дункана. Итак, прекрасная новость, которую Элифалет Дункан получил в Нью-Йорке одним прекрасным весенним утром, заключалась в том, что барон Дункан и его единственный сын катались на яхте на Гебридских островах, попали в черный шквал и оба погибли. Итак, мой друг Элифалет Дункан унаследовал титул и поместья.
– Как романтично! – сказала герцогиня. – Так он был бароном!
– Ну, – ответил дядя Ларри, – он мог бы стать бароном, если бы захотел. Но он не выбирал.
– Он еще и большой дурак! – назидательно сказал дорогой Джонс.
– Ну, – ответил дядя Ларри, – я в этом не так уверен. Видите ли, Элифалет Дункан был наполовину шотландцем, наполовину янки, и у него были два взгляда на эту удачу. Он придержал язык о своей неожиданной удаче, пока не смог выяснить, достаточно ли шотландских поместий, чтобы сохранить шотландский титул. Вскоре он обнаружил, что это не так, и что покойный лорд Дункан, женившись на деньгах, поддерживал такое состояние, какое мог, за счет доходов от приданого леди Дункан. И Элифалет решил, что предпочел бы быть сытым адвокатом в Нью-Йорке, безбедно живущим за счет своей практики, чем голодающим лордом в Шотландии, скудно живущим на свой титул.