Страница 15 из 39
8
Я проснулась. Знаю что скоро заиграет мелодия будильника, глаза не открываю. За стеной слышу как собачатся соседи. Это так странно, дома они кроют себя последними словами, а затем
Прелесть какая.
Мама, помню, одного из своих мужчин тоже так крыла. Сколько мне было? Четыре года? Пять?
Она забрала меня к себе тогда, выдержала бой с бабушкой и мы стали жить втроем: я, мама и какой-то безымянный дядька. Сначала я плакала, по бабуле скучала, но привыкла. Мама ласковой была, и жили мы хорошо, пусть я и пугалась иногда скандалов мамы с её мужчиной.
А затем однажды мама не забрала меня из детского сада. Я следила за стрелками на часах, ждала, а мамы не было. До сих пор это одно из самых кошмарных воспоминаний моего детства. А утром я уже была у бабушки. И мама приходила к ней после, рыдала, на коленях стояла. Просила меня позвать. А бабуля запретила выходить из комнаты, где я и сидела, слушая мамины крики.
Не знаю, что тогда произошло. До сих пор.
Бабушка вроде смягчилась через какое-то время. И мама смогла навещать меня. Я и ей и бабушке все уши прожужжала про приставку «Сега» — бегала к соседке снизу играть в неё и мечтала что мне тоже подарят. Бабуля считала все эти игры пустой тратой денег, а мама принесла однажды. И приставку, и кассеты с играми. Мы подсоединили её к телевизору, мама побыла со мной и ушла.
А вот бабушка осталась.
— Тратит деньги на ерундистику. Нет бы одежду ребенку купить, или долги раздать. Приставку купила, надо же, — ворчала тогда бабушка. — Что, Анька, продалась за приставку? Бабушка теперь не нужна, раз мать тебе игрушку купила. Подумаешь, я всего-то кормлю тебя, обуваю, по поликлиникам таскаюсь. А надо было всего-то ерунду эту купить, чтобы ты меня любила…
Бабушка долго выговаривала мне претензии. В итоге я так и не смогла притронуться к той приставке. Мама приходила, предлагала поиграть вместе, а я… не могла. Казалось, что я бабушку предам.
Через полгода эта приставка оказалась в ломбарде. А мама принесла билеты в цирк. И я ждала! Очень! Фокусы, зверей, сладкую вату, и чтобы с мамой за руку…
Не помню, что мне тогда сказала бабушка. Что-то плохое. Но я помню как мама пришла за мной, чтобы отвести в цирк, а я забилась под кровать, рыдая и крича что никуда с ней не пойду. А мама в итоге кинулась на бабушку с претензиями что та настраивает меня против неё.
— Аня, я хоть слово плохое про твою мать сказала? — вытащила меня бабушка из-под кровати. — Настраиваю я тебя против неё? Отвечай!
Конечно же, я сказала что бабуля меня не настраивает против. И я действительно так думала.
— Я отсужу у тебя квартиру и детей, урод, — проорала соседка.
Снова воспоминания:
— Если будет суд, ты должна выбрать меня. Не мамашу свою. Если не хочешь жить в хибаре с меняющимися мужиками, конечно, — говорила мне в детстве бабушка.
— Я отсужу часть квартиры, заберу тебя, и мы уедем, — обнимала меня мама в свои визиты. — Мне просто нужно немного времени.
Я боялась и того что мама меня заберет. И того что будет суд. И сейчас меня накрывает постоянно: зачем они меня делили? Неужели не понимали что я всего лишь ребенок?
В пятнадцать я сбежала жить к маме, когда стала хоть что-то понимать в этой жизни. Дошло до меня, что бабушка очень тонко играла на моих чувствах и настраивала меня против мамы. И я сбежала, а мама приняла. Сначала с радостью, но… у неё появился мужчина. Хотя, какой там мужчина? Он младше мамы был, ему 22–23 было. Шутил что он теперь мой папа. А затем полез ко мне не как отец, и не как отчим.
Поверила мама не мне.
— Ненавижу! — проорала соседка.
И я ненавижу. Не бабушку и не маму. Я ненавижу всё это вспоминать.
Фил в душе. Я, придерживая тюрбан из полотенца, достаю тарелки.
В последнее время я готовлю только яичницы и каши. Хотя готовить я вообще-то обожаю.
В детстве никто меня к плите не подпускал. Бабушка из тех кто «всё сама», правда иногда она попрекала меня что не могу ужин ей приготовить. Но когда я порывалась помочь, или спросить как готовить те или иные блюда, она махала рукой и отгоняла меня.
Научилась я готовить, когда начала жить с Игорем. И мне зашло это занятие так, что Гарик на режим забил, и мышцы его начали заплывать. Сначала я готовила простые блюда, они получались сразу и очень вкусно. Затем я усложнила задачу, и даже до десертов дошла.
Ах, какой я умею делать «Наполеон», ммм…
Но сейчас мне отчего-то противно готовить. Все равно никто не оценит. А кормить мне хочется любимых людей.
— Приятного аппетита, — кивнула севшему за стол мужу.
Он кивнул в ответ. Молчит.
Вчера тоже молчал, ни слова мне не сказал, хотя гребаные молоко и морс я купила, всё же.
— Ты хотел поговорить со мной про резюме, — напомнила я. — Фил, давай еще раз объясню свою позицию: мне и самой было бы неприятно, если бы ты составил за меня резюме и рассылал его без моего ведома. Я тебя понимаю. Но ты сейчас не в той ситуации, чтобы злиться. Ты уже давно без работы, на тебе кредиты. То резюме, которое ты составлял сам — слабое, прости. Оно типовое, в нём не отражены твои навыки так, чтобы это было привлекательно для работодателя. Да, я составила его за тебя! Да, разослала! Но телефон я указала твой, и отклики скинула именно тебе. И тебе же и решать — договариваться с эйчарами насчет интервью, или нет. Я помогла тебе как мужу.
Фил макнул кусок хлеба в яичный желток, и продолжил жевать.
Когда я ем, я глух и нем?
— Может, скажешь хоть слово?
Молчит.
— Детский сад, — припечатала я. — Злишься что я вчера поздно приехала? Ну, злись дальше. Чтобы я и сегодня приехала не вечером а ночью. Сюда же так «приятно» возвращаться. Тишина как на погосте.
— Так не возвращайся, — взвился муж. — С кем шлялась — к тому и вали!
— Подумаю над этим, — опустила тарелку в раковину и пошла в ванную сушить волосы.
— Ты нормальная вообще? Что ты за баба такая? Я должен сидеть как лох и тебя ждать? — проорал мне вслед Фил.
Я остановилась в коридоре, обернулась и посмотрела на мужа — он взбешен.
— А кто заставлял тебя ждать?
— Нужно было не ждать, собрать вещи и уйти?
— Может быть. А может, нужно было поехать со мной встречать маму вместо того чтобы ругаться насчет кокосового молока. Ты сам выбрал сидеть дома, обижаясь из-за разосланных мной резюме.
— Ты меня ни во что не ставишь! — Фил покраснел, на лбу бьётся венка.
Да и я сама сейчас — канистра с бензином.