Бывшие

Плевал он на мои просьбы.

Меня сегодня все хотят довести до ручки.

— Игорь, — прошипела я у лифта, и попыталась отобрать чемодан.

— Номер квартиры? — нагло спросил он.

— 145, — ответила мама, и он пошел впереди нас. — Открывай, — скомандовал он мне, остановившись у двери.

— Поздно, — вздохнула я.

Бабуля караулила у дверного глазка, и уже открыла дверь.

Игоря она узнала. Как же не узнать того, кто отобрал у неё любимую внучку? Её лицо исказилось от ярости, и я отчетливо поняла две вещи:

Первая: сейчас будет полный пи-пи-пи

Вторая: я настолько истончена и лишена любой брони, что к этому пи-пи-пи я сейчас не готова. У меня сорвет кран, и в итоге меня увезут добрые дяди-санитары.

— Ты-ы-ы? А ну вон пошёл, пёс! Анна, быстро домой, и объяснись. Юлия, что за вид? Ты весь полёт не чай пила, а что-то покрепче? От тебя несёт! — разразилась бабушка.

— Мам, это духи.

— Это сивуха. БЫСТРО В ДОМ! ОБЕ! — гаркнула бабушка.

Игорь открыл рот, чтобы ляпнуть очередную неуместность — он это умеет. Но я оказалась быстрее. Трясущимися руками вырвала у него чемодан и сумку, наклонилась и протолкнула их в коридор.

— Бабуль, мне домой пора, прости. Потом заеду, как договаривались. Мам, сегодня посидеть с вами не смогу, тороплюсь. Всем пока, — протараторила, схватила Игоря за руку и потащила к лифту.

— Анна, домой, живо! Как это понимать? Ой, сердце… АННА, СКОРУЮ ВЫЗОВИ! — неслось мне вслед.

Игорь притормозил, за что был мной жестоко бит.

В лифт я его затолкнула сама, и немного расслабилась только когда он пришел в движение.

— А вдруг ей плохо? Ань, надо вернуться. Или снова притворяется? — мрачно спросил Игорь. — До сих пор меня ненавидит за то что тебя из дома увел? После стольких лет?

Всегда.

Я молчу. Горло сжимается. Знаю что если заговорю сейчас — дам петуха или разревусь. Это ненормально в моем возрасте — так бояться родную бабушку. Но я не могу с собой справиться.

В детстве я её обожала той самой любовью, которой могут любить только дети. Хвостиком за ней ходила, постоянно обнимала, могла заснуть только с ней. Иногда мама порывалась забрать меня, но я устраивала сцены, и она отказывалась от этой мысли.

А в двенадцать лет началось! Любой мой самостоятельный поступок означал скандал от бабушки с криками что я испортила её жизнь, что я дрянь неблагодарная и не ценю то, что она на меня горбатилась тогда как шаболда-мать по мужикам гуляла. И прочее-прочее-прочее.

После первого скандала я была в ужасе и ходила как по струнке целую неделю. После второго я резко поняла что мое детство закончилось. После третьего я начала мечтать быть как Фиона из романа «Поющие в терновнике» — научиться не чувствовать ничего.

— Ладно, прости что не послушал тебя. Нужно было позволить отнести чемоданы вам самим, — пробурчал Игорь. — Ань. Ну Ань. Ну А-а-а-ань. Не дуйся.

— Я не дуюсь, а токсично молчу, — буркнула я.

— Лучше скажи что-нибудь.

— Сказать я могу лишь что-то пассивно-агрессивное.

— Хм, это прозвучало весьма пассивно-агрессивно, — хмыкнул Игорь. — Нет, к черту агрессию. Лучше поговорим как мудрые взрослые люди. Хочешь?

— Как мудрые? Хаос — это лестница, — козырнула я цитатой из любимого сериала. — Достаточно мудро?

— Анька, — расхохотался Игорь, и вдруг обнял меня. — Я скучал по твоей вреднючести. Хочешь, поднимемся к твоей бабке, и я позволю ей отмудохать меня вместо тебя?

От бабушки меня ждет допрос и скандал.

От Фила — тоже.

Не хочу домой, Господи, как же мне всё надоело!

— Игорь, а поехали в центр, — попросила я, плюнув на то как это может быть навязчиво. — Хочу в кафе. И по набережной погулять. Составишь компанию?

— Спрашиваешь, — фыркнул он, и открыл передо мной дверь авто. — Прошу в карету, моя леди.

Вот ведь шут, — улыбнулась я, но в «карету» села.

И мы поехали в центр.