Заставь меня остаться

Глава 8

Марат смотрит на меня. Взглядом своим колючим что-то требует, а что — непонятно.

Я в шоке от его рассказа. Мне не больно. Я просто в шоке.

— Не поверила? — поинтересовался он спокойно.

Я призадумалась. Рассказ этот… гадкий. Да, именно гадкий. Верю или нет? Верю ли я в то, что мой отец был подонком, или верю в его порядочность?

Боже мой. Господи Боже!

— Алика?

— Не знаю.

— Я не солгал тебе ни в чем. Многое не рассказал, но я не хочу, чтобы ты выслушивала жесть. Ты в положении, всё же.

— Как благородно, — поднялась, достала печенье, снова села на стул, и начала крошить «Юбилейное».

Я много книг прочитала, и почти в каждой встречалась фраза типа: «Я запуталась в своих чувствах». Это такой глупостью казалось, ведь чувства-то внутри, не чужие они, как можно запутаться?

Однако, можно. Я вот запуталась. Наверное, мне нужно разумом решить, что чувствовать. Или же просто всё это отбросить. Кажется, я определилась.

— Это не имеет значения, уж прости, — прохрипела я.

— В смысле?

Марат озадачен. Надо же! Аж глаза сощурил, маска дала трещину.

— В прямом. Мне пофиг, Марат. Не понимаешь? — я тоже прищурилась. — Если бы ты рассказал мне это, когда папа был жив, я бы спросила с него. Потребовала ответов, оправданий. Упрекала бы, истерику бы закатила. Может, проорала бы, что он мне больше не отец. А сейчас что мне сделать? Пойти, вытащить его прах, и плюнуть в него? Или на площадь выйти, и публично отречься? Фамилию и отчество сменить? Ах, да, еще имя, ведь его мне папа выбрал. И от матери тоже, наверное, следует отречься, раз она с таким монстром жила. Да и самой мне стоит убиться, во мне-то его гены. Но видишь ли, есть такой нюанс — папы нет.

— О мертвых либо хорошо, либо ничего кроме правды. Правду я тебе рассказал, и ты знала, что рассказ будет не лайтовый, — недовольно парировал Марат.

— Если всё это правда, мне жаль тех, кто пострадал. Правда, жаль. И папе место в тюрьме, но он уже не сможет ответить за сделанное. А значит, судить его я не стану. Постой-ка, — я ахнула искренне, но прозвучало это гротескно, — ты это серьезно?

— Что? — нахмурился он.

— Марат. Ты, блин, серьезно? Ты мне это рассказал, чтобы я не расстраивалась, что такого ужасного человека больше нет?

Молчит. И молчание это выразительное. Через чур. Только разойдясь с Маратом, я научилась его читать.

— Я от тебя в шоке.

— А я от тебя, — рыкнул он, подавшись ко мне. Злится. — Он тебя не растил. Не воспитывал. Отнял у любящего человека, не дал даже попрощаться, созвониться с твоей бабушкой. Ты сама рассказывала про его придирки, замечания, окрики. Что было хорошего? Раз в пару месяцев на рыбалку с ним съездить, и на матч? А в остальное время он тебя ломал, Алика!

— И что теперь? Я всё равно его любила!

— Да прям, — сжал он кулаки. — Родителей вроде как принято любить, ты свыклась с этой мыслью, и сама в нее поверила. Любила бы его, не сбежала бы к этому поляку жить. Любила бы, вернулась бы к отцу после первого тумака, которыми тебя ублюдок награждал. Или я не прав?

Я тяжело дышу. Шумно. Марат не понимает! Да и никто, наверное, не поймет, ведь он верные факты излагает, но выворачивает их.

Папа был жестким родителем, даже жестоким, хоть и не бил меня. Изводил, кричал, доставал как мог. Иногда наказывал игнором. Любил маму, а меня, как мне иногда казалось, ненавидел. И в то же время на несколько дней в месяц он превращался в идеального папу — тайком водил по кондитерским, где мы объедались сладостями, утаскивал меня на рыбалку, шутил, смеялся… не было бы этих моментов, может, я бы и разлюбила, но были же! И да, я сбежала от него! Почти сразу после смерти мамы, которую он безумно любил. Нормальная дочь бы осталась, утешала бы, поддерживала, а я сбежала, чтобы не свихнуться.

Но папу я любила.

— Отчасти прав, но я тебе еще раз говорю — ничего это не меняет.

— Жалеешь, что я тебе рассказал?

— Нет.

— Почему же, раз это ничего не меняет?

— Хочу подумать, как исправить хоть что-то из того, что он натворил, — устало выдохнула я.

Злость испарилась, будто её и не было. Я до сих пор не понимаю, верить в слова Марата, или не верить. Наверное, придется принять этот рассказ за аксиому, разнюхивать правду и подтверждать факты я не стану, это как в грязном белье рыться. Отвратительно.

— Если ты рассказал мне это, чтобы меня вернуть, то ты сволочь, Марат. И абсолютно не понимаешь людей.

— Должен же я был попытаться, — также устало бросил он. — Была идея подарить тебе цветы, но это как-то мелко.

— Цветы, — фыркнула, — ты же богатый… кстати, ты миллионер, или миллиардер? Столько спала с тобой, даже жила, и до сих пор не знаю.

— До миллиарда осталось всего-ничего. Разочарована, что спала с «всего лишь» миллионером?

Он усмехается. Я тоже. Не хочу сейчас думать о том, что узнала, я лучше буду действовать, но чуть позже. А сейчас я хочу расслабиться, иначе сойду с ума.

— Разочарована ли я? Есть немного. Цветы, блин, — закатила я глаза. — Идеи у тебя только такие: либо цветы, либо ужастики?

— Думал над украшениями, — улыбнулся Марат.

— Скучно. Купил бы мне Бугатти, что ли. Думаю, именно так извиняются почти миллиардеры — Бугатти с бантом у подъезда, — пошутила я.

— А цвет? — тон у Марата тоже несерьезный.

— Хамелеон! И хром! И огроменный бант!

Боже, да мы оба чокнулись. Я хихикаю, будто две бутылки Кристинкиного марочного вина выпила, а Марат словно бабулиного самогона напробовался. Мне не до шуток, я всем телом чувствую дрожь как эхо от оргазма, когда пик позади, но еще потряхивает, вибрирует. Только это не оргазм, а стресс. И шутки нервические, дурацкие. Бугатти, блин. А всё соседский сынок, целыми днями смотрящий видео с обзорами машин.

Но меня и правда уже достала драма. Я должна грустить, сейчас самое время, и даже неприлично смеяться вроде бы, но… достало. Хочу жить! Хочу смеяться! Хочу шутить! Как Кристина хочу быть — легкой, несерьезной. Живот хочу наглаживать, ждать когда он начнет расти, рисовать на нем рожицы, фотографироваться. В парках гулять, ожидая осени, когда можно будет в желтые листья упасть, как на мягкий плед. Оттого и шучу, потому что иначе как вообще жить?

— Я всё проебал, Аль? Ты разлюбила меня? — спросил Марат уже у двери.

— Ты всё проебал, Марат. Я тебя не разлюбила, но я могу без тебя жить. С тобой — не хочу, — ответила я честно.

— А я без тебя не могу. И хочу с тобой.

— Жизнь несправедлива.

— Я тебя верну.

— Не стоит. Оба будем несчастливы, если силой вернешь, как грозил.

— Я не грозил. Я обозначил варианты.

— Ужасные варианты, — вспомнила я его слова про шантаж ребёнком. — Ты должен пообещать, что так не поступишь!