Страница 10 из 15
— Я так рада! — сказала она. — Не слушай Севку — он, как всегда, говорит ерунду. Где ты пропадал всю ночь? Мы беспокоились! А утром Валерий Николаевич весь лагерь поднял на уши из-за того, что ты пропал. Ты что, правда, хотел купить янтарь?
— Да нет, зачем? — машинально ответил я, ошеломлённый таким натиском.
Девушка ещё что-то спрашивала, но я почти не слушал. Глубоко дышал, чтобы успокоить нечаянно восставший молодой организм и одновременно старался не забыть их имена. Оля, Севка...
Судя по всему, это и были те самые мои друзья, о которых упоминал майор.
Я не помнил всех своих сокурсников. Всё-таки, пятьдесят лет прошло. Да и жизнь немало пошвыряла меня по свету.
Но вот здоровяка я узнал сразу. Мишка Торопецкий — друг юности и коллега. Мы мало работали вместе, но приятельствовали с учёбы в институте и до самой Мишкиной гибели в девяносто седьмом. Он погиб в автокатастрофе — ночью не справился с управлением на скользкой дороге.
А сын Мишки, Никита, учился у меня. Потом мы с ним вместе работали. А потом...
От размышлений меня оторвал Севка. Он подошёл и бесцеремонно ткнул меня в бок острым кулаком.
— Что ты им разболтал? — спросил он, подозрительно глядя на меня.
— О чём? — удивился я.
— Сева, прекрати немедленно! — нахмурилась Оля. — Саша никогда бы ничего не разболтал.
— Вы сами-то что про меня наговорили? — перешёл я в атаку. — Какой-то краденый янтарь, преступники! С ума сошли, что ли?
— Тише! — шикнул на меня Севка и тревожно обернулся. — Вот что, пошли отсюда!
Я был полностью с ним согласен. Очень хотелось свалить как можно дальше от комендатуры.
Мы перебрались через ров и пошли в сторону проспекта Ленина.
— Так ты встречался с ними? — напряжённым шёпотом спросил меня Севка.
— С кем? — обозлился я. — Слушай, я вообще ничего не помню! Похоже, мне по башке врезали. Очнулся только утром, на моле. А тут патруль!
— На моле?
Севка подпрыгнул от возбуждения.
— Ну, правильно! Там мы с ними и договаривались!
— Да с кем «с ними»? Объясни по-человечески!
— А ты не помнишь?
— Говорю же — нет! Так врезали, что память отшибло.
Про себя я твёрдо решил держаться этой версии. Про свою молодость я помнил ровно столько, сколько и должен был — розовый туман, отдельные подробности, и больше ничего. А память молодого Александра Гореликова совершенно не спешила возвращаться.
Через десять минут расспросов и пререканий мне удалось выяснить, что Севка решил сделать Оле особенный подарок ко дню рождения. Возле станции он наткнулся на каких-то местных гопников, которые предложили студенту из Ленинграда купить у них по дешёвке большой камень янтаря.
— Они сказали — с кулак!
Встречу назначили ночью на том самом моле. У Севки хватило ума рассказать эту мутную историю мне. Я сначала отговаривал его, а потом решил идти с ним вместе. Но Севка воспротивился.
— Договорились, что я приду один!
И тогда я, как дурак, вызвался идти вместо него. Понадеялся, что меня шпана разводить поостережётся. И либо никто не придёт, либо я и впрямь добуду необычный подарок.
Слушая Севку как бы со стороны, я не уставал изумляться собственной дурости. Очевидно же, что это банальный развод! А если и нет — что бы мы стали делать с этим янтарём? Под матрасом прятать?
И вроде бы взрослый человек, в армии уже отслужил. А ума — как у школьника!
— Слушай, а деньги? — вспомнил Севка. — Деньги целы?
— Извини, денег тоже нет.
Я пожал плечами. Понятно же, что по голове меня стукнули не просто из любви к искусству. Нападавшими двигало вполне понятное желание поживиться за счёт заезжего идиота.
— А сколько денег было?
— Тридцать рублей, — грустно ответил Севка. — Мы по десятке скинулись.
— Я же говорила, чтобы вы ничего не выдумывали! — упрекнула его Оля. — Всё ты, Севка! Саша, покажи голову!
Несмотря на мои протесты, Оля сняла с меня шляпу.
— Ну, ничего себе! Тебе надо немедленно показаться врачу — тут такая ссадина!
— Да не надо, — отмахнулся я и поморщился.
Голова, всё-таки, болела.
— А куда мы идём? — спросил я своих неожиданно обретённых товарищей.
— Как куда? — удивился Севка. — В «казарму», конечно! Ох, Михалыч тебе и выдаст!
Я даже остановился — так ясно вспомнил Валерия Михайловича Строгова, руководителя нашей экспедиции.
Совершенно седой в свои сорок три года, он всегда ходил в военной форме без знаков различия. В войну Валерий Михайлович потерял всю семью. Четырнадцатилетним пацаном прибился к партизанам в Белоруссии, попал в окружение. Чудом выжил и выбрался к своим. Немного подлечился и стал снова проситься на фронт, но не успел. Война закончилась.
Историю своей жизни Валерий Михайлович рассказал мне намного позже, когда я под его руководством закончил аспирантуру и успешно защитил кандидатскую.
Казалось невероятным, что сейчас я снова увижу своего преподавателя, услышу его чёткий, хорошо поставленный голос:
— Студент Гореликов! Где вы изволили пропадать всю ночь?
Утром Адальберт столкнулся с новой неожиданностью. Он надеялся, что Болеслав даст им хотя бы простую повозку и несколько людей в сопровождение. Но на замковом дворе епископа и Радима ждал только невысокий коренастый монах. На верёвке, которую монах носил вместо пояса, висел небольшой нож в кожаных ножнах. Монах держал под уздцы понурую гнедую лошадь, навьюченную двумя тюками.
Едва сдерживая гнев, Адальберт оглянулся на замок. И в окне княжеских покоев увидел тень. Болеслав сквозь стекло наблюдал за их печальным отъездом.
Неужели князь не понимает, как опасно путешествовать по Польше троим монахам? Если они погибнут, не добравшись до Пруссии — как Болеслав объяснит это Риму?
Холод пробежал по спине Адальберта. Ясно же, что Риму нет никакого дела до опального епископа. Не станет папа из-за него ссориться с могущественным польским князем. Адальберт отвернулся от окна и посмотрел на нового спутника, которого явно приставил к нему князь.
Монах неторопливо поклонился епископу.
— Меня зовут Бенедикт, — негромким, но уверенным голосом сказал он. — К услугам Вашего преосвященства. Я плохо знаю дорогу до Гданьска, но надеюсь, что господь будет милостив к нам. Нам лучше поспешить, чтобы не пришлось ночевать в лесу.
Ну, что ж... Значит, так тому и быть.
Епископ не просто сдержал досаду на князя. Вопреки ей, он поднял руку и благословил княжеский замок. Что бы тебе не сделали — всегда отвечай добром. Эту заповедь епископ Адальберт ставил выше других.
— Идём! — кивнул он ожидавшему Бенедикту. — Идём, Радим!