Страница 17 из 20
– А этот – идет или нет? – Винни села за стол, кивнув в сторону комнаты Дипломата, и бросила в Лешего салфетками, намекая, что есть руками жирнющие блины и пачкать скатерть ни хера не по этикету.
– Идет, – сказал Шиза и повернулся к Антону, который сидел как школьник за партой, сложив руки. – Антох, ты чё?
– Надо чтоб все, – ответил тот упрямо. – Как в мандариновый день. Пока не все – не буду.
В эти откровенно говоря херовые дни все были готовы исполнять его капризы, хотя обычно никто такой покладистостью не отличался. Леший со вздохом положил половину блина обратно на тарелку. Шиза собирался встать, чтоб снова идти за Дипломатом, – пожрут они сегодня нормально или чё? – но Антон сам встал раньше и умотал, размахивая руками. Шиза ждал, что они вернутся вместе, но прошло минут пятнадцать, а их все не было. Поэтому он снова, несмотря на цоканье Винни, поперся к Дипломату, уверенный, что найдет его вместе с Антоном за какой-нибудь ерундой. Однако в комнате присутствовал один Антон, самозабвенно крутящий в руках кубик Рубика. И даже успел собрать уже всю красную сторону.
– А где?.. – Шиза обвел глазами комнату.
– А? – Антон заморгал, будто только проснулся. – Ушел. Надо.
– К-куда ушел? – напрягся Шиза. – К… к плохому человеку?
Антон втянул голову в плечи и насупился:
– Не скажу. Я обещал не говорить. Нельзя говорить улицу.
– Так ты знаешь даже у-улицу, на которую он п-поехал? Антош, па-а-асмотри на меня, – Шиза сел на корточки, глядя снизу вверх и держась за подлокотники компьютерного кресла. – Это п-п-плохой человек. Если ты мне не скажешь, то у Дипа т-тоже будет ды-ды-дырочка в г-голове. Ты же не хочешь, чтобы у него б-была д-дырочка в голове? Д-да?
Антон издал звук, похожий на мычание, и завертел кубик с еще большим усердием. Если начать его допрашивать дальше, то он станет раскачиваться взад-вперед и вообще перестанет реагировать на что-то, кроме своих любимых разговоров о мощности движков летающих тачек будущего и еще какой-нибудь фигне в стиле кружка юных «выдумщиков», как их любила называть Оля. Он уже почти не реагировал, судя по глазам, и Шиза не умел с ним таким разговаривать. Никто не умел – кроме Оли.
– С-сиди тут, – приказал Шиза, как будто Антон мог куда-то уйти в таком своем состоянии, затем зашел в спальню, заперся, достал из ящика комода спрятанный под шмотками уродский флакон духов с белой пумпочкой, купленный Олей на барахолке, – «Ландыш серебристый». Почему-то она была без ума от них, а еще от песен Вертинского, которые Шиза знал наизусть тоже благодаря ей. Про кружевные трусы он старался не вспоминать.
– Да где, сука… – он шарил рукой под кроватью, пока не нашел маленький квадратный чемоданчик – внутри хранился патефон, приобретенный на все той же барахолке. Шиза щелкнул крышкой, открывая его, и взялся за ручку, чтобы завести механизм. Граммофонная пластинка осталась тут с прошлого раза.
«Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?»
От искажённого, трещащего голоса ушедшей эпохи у Шизы всегда сводило скулы и чувство личного вкуса. Он морщился, быстро черкая записку для Оли в блокноте и оставляя его раскрытым на кровати, – на запись голосовухи или видоса времени не было, Оля так сразу в телефон посмотреть может и не догадаться, хорошо бы эта затея вообще сейчас сработала, ведь действовать нужно быстро, что Шизу очень, мягко говоря, нервировало. Придурок, сука, Дипломат, герой гребаный. Духи Шизу сейчас тоже бесили – после них он пах, как институтка, как выражалась Оля, но все равно с остервенением втирал в кожу на запястьях, а после вдыхал глубоко, словно собирался нырнуть на большую глубину.
«И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная
Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма…»
– Как м-меня это все зад-д-драло, – произнес Шиза, завершив манипуляции с духами, и, взявшись обеими руками за шкаф, со всей силы приложился об него лбом.
Глава 10. Кусок жизни, когда все покатилось к известной матери
Хром ожидаемо заболел – начал еще тем вечером, когда приперся Зарецкий, продолжил в подвале, когда перемерз, потом его дожали догонялки в шубе нараспашку и валяние с Шизой на снегу, но самый приход случился со снежного «ответа пиявки», после которого его пробрало холодом до печенок, будто от поцелуя мертвеца. Плюс ко всему – полтора километра по обочине пешком, пока не появилась попутка. Мужик на «калине», видимо, очень хотел узнать, откуда у него такой не популярный на районе прикид, но бумажная деньга, сразу брошенная на панель перед мордой водилы, а также разукрашенное и хмурое лицо обеспечили Хрому спокойную поездку почти до самого дома. В подъезд он проскочил крадучись, боясь напороться на позднюю бабу-сраку или собачника-соседа, узрей они его в таком виде, утром бы знал весь двор, что Хромов из шестьдесят девятой квартиры точно сутенер – мало что разных людей у себя принимает, так еще и ходит в розовом и леопардах.
Дома Хром, как после тяжелой пьянки, засунул все размышления и впечатления подальше: поздоровался с буфетом и ковром, потом сразу скинул шубу на диван, взял домашние шмотки и закрылся в ванной на час или больше, отмокать в горячей воде. После нее наконец нажарил картошки с размороженными в микроволновке опятами, сожрал разом всю сковородку, залил крепким сладким чаем и наболтал в стакане отдельно порошок «от соплей», которые у него лились уже не прекращая. Когда он вошел в комнату, шуба на диване не валялась, как ее бросили, а будто сидела, сложив рукава на груди.
– Ха-ха, – произнес Хром с хмурым лицом. – Очень смешная шутка, Ковер Петросяныч.
Хотя он действительно шутку оценил, буфет несколько раз подряд коротко подребезжал, имитируя смех как в дурацких комедиях.
Сил на разговор с Богданом, от которого нашлась тонна пропущенных, у Хрома не было, поэтому уже в ночи он отправил ему голосовое с просьбой подменить, потому что снова не сможет выйти на смену – а он не сможет, это было очевидно. Учитывая, что его начало ломать от темпы и заложило горло и нос, единственное путешествие в эти дни ему светило от койки до туалета, даже продукты придется заказывать или жить на одной картошке. Хотя, честно говоря, в таком состоянии на все было глубоко наплевать, дожить бы до следующего дня. Богдан в ответ поворчал, как обычно, но согласился, и не только потому, что торчал ему смены. Хороший он был мужик. Еще эсэмеснул Дядька: вроде как кто-то про него в ментовке спрашивал, но Хром решил ответить потом, не до разборок сейчас. От начальника пропущенные были тоже. Ему Хром написал, что заболел, и попросил отлежаться пару дней, чтобы не брать больничный. Тот согласился, но Хром все равно ощутил за этими словами какой-то пиздец – пока смутный, но возможный почти на сто процентов. Но сил не нашлось и на это, он упал на диван и отключился за минуту.
***
– Согласен, – не проговорил, а прокаркал, увидев утром на ковре смайлик с высунутым языком и глазами-крестиками, какими обычно в юморе обозначают труп. – Ощущения именно эти.
За окном валил снег, в квартире было холодно – либо Хрома так сильно морозило, что в процессе поиска шерстяных носков он аж затрясся от озноба. Еще надо было пожрать перед тем, как выпить таблетки, но мысли даже о простой яичнице нагоняли тоску, ведь сковородка была одна на все случаи жизни и сейчас лежала в раковине не вымытая. Махнув рукой, Хром набрал в стакан воды и уже собирался закинуть таблетки в рот, как вдруг, судя по звуку, дверцы буфета открылись. Подойдя к нему, Хром увидел стоящие на полках металлические ванночки с табличками: «Цезарь», «Оливье», «Московский», «Гнездо глухаря», «Сельдь под шубой», «Мимоза», «Граф», «Гранатовый» и еще несколько, без табличек.