Страница 35 из 90
Глава 12
«Молодец, красавчик, хороший гол забил!» — «Я вообще-то вратарь».
Из сериала «Молодёжка».
2 мая 1952 года. Москва.
Утром читаю в «Спорте» перепечатку из западной прессы про нравы заокеанских хоккеистов. Пишут про драки на поле и вне поля. Про кутежи и женщин.
Хоккеист Элмер Лак, став рекордсменом НХЛ по набранным очкам, получил в подарок автомобиль, моторную лодку, телевизор, холодильник, набор мебели.
Перед дневной тренировкой зашёл на репетицию к «Акварелям». Они обкатывают песню к «Евровидению». Получается уже неплохо, почти как в том моём мире… https://youtu.be/j9-ugYd3dHg
Тренеры сборной Коротков и Чернышов на пресс-конференцию перед началом Московской серии взяли Боброва и меня. Сёву взяли для солидности, а меня для плезиру. Чтобы отвести от себя кучу неприятных вопросов и позабавить корреспондентов.
Главное внимание — заокеанским гостям. Их, судя по всему, напугали нашим КГБ. Вот всеведущий зятёк Хрущёва Аджубей спрашивает о вчерашнем происшествии в гостинице. Морис Ришар, несмотря на шипение тренера и сопровождающих, рассказывает душещипательную историю о том, как двое его товарищей по команде, обнаружив на полу номера прикрученную к чему то гайку, решили, что это подслушивающее устройство. И решили его убрать. Нашли гостиничного сантехника, взяли разводной ключ и открутили гайку. В номере этажом ниже с потолка упала люстра. Хорошо, что никого не прибила.
Раздались смешки. Обстановка в зале разрядилась. Вратарь Терри Савчук сказал, что, несмотря на шрамы, он пользуется популярностью у красивых советских девушек.
Горди Хоу, бросив камешек в мой огород, посмеялся над нашими шлемами. Мол, у них шлемы носят только травмированные и трусы. (нам) «Вы травмированные?»… Хохотание в зале.
Журналисты задают гостям вопрос про работу в межсезонье.
— Зарплаты у хоккеистов небольшие, — говорит канадский тренер, — Экономика США и Канады настолько поднялась в военные и послевоенные годы, что хоккеисты в межсезонье устраивались на предприятия на денежную подработку коммивояжёрами, рабочими, грузчиками. Средняя зарплата хоккеистов «Великой Шестёрки» около тысячи долларов в месяц, как у рядовых сотрудников ведущих компаний. Суперзвёзды, конечно, получают в разы больше, но таких в НХЛ можно по пальцам пересчитать…
Затем поговорили про различия в размерах поля, в правилах. Например, в НХЛ удалённый игрок не выходил на поле после пропущенного его командой гола и это порой приводило к двойному наказанию за удаление.
Вот настала наша очередь. Бобров, как капитан, рассказал про новичков в команде. Чернышов про готовность сборной. А меня спросили про женщин.
— Скёлькё женщин нужнё сёвьетик спёртсмен? — на корявом русском спрашивает шведский журналист.
— Одна, — отвечаю я без раздумий, — Нужна одна любимая и ненаглядная. Та, ради которой мы устанавливаем рекорды и добываем победы. Та, которая ждёт нас, чтобы лечить наши травмы и снимать боль. Та, увидев улыбку которой, мы радуемся, что встретили в жизни именно её…
— А у вас были женщины в США, Англии, Финляндии? — спрашивает американец, — Можно подробности знакомств?
— Всё! — говорит наш партийный куратор поглядывая на часы и бросая на меня укоризненный взгляд, — Время конференции вышло. Приглашаем всех на завтрашний матч в наш новый Ледовый Дворец.
Вечер. Еду с Шуваловым к нему домой. Он закимарил в автобусе, уткнувшись в свой спортивный баул. Круговой автобусный маршрут. Это именно то, на что похожа наша жизнь. Круг. Ты обманываешь себя, думая, что куда-то идешь, но ты всегда возвращаешься к исходной точке и открываешь дверь из нашего мира в другую сторону. Всю жизнь ты просто идёшь по кругу. Наша жизнь — это один большой, бесконечный круг.
Я, задремав, бьюсь лбом о поручень переднего сидения и, очнувшись, толкаю Витька в бок.
— Хорошевка. Пора вылезать.
Заходим. В квартире Шувалова новая казённая железная сеточная кровать с белым масляным номером у основания. «Мой» матрас скрученный в трубочку стоит у стены. На шкафу стоит чемоданчик с обитыми железом углами. Над кроватью модный коврик с оленем. В углу стоит телевизор КВН. На стене — «тарелка» радио и часы-ходики с гирьками. Фаянсовый матрос с гармошкой стоит на подоконнике в окружении слоников. В покоцаном казённом серванте полка с посудой и каким-то Кубком. Рядом висит полка с книгами, а под ней круглый трёхногий лакированный стол с деревянной хлебницей и парой гранёных стаканов в подстаканниках. Над окном с карнизов свешиваются шторы частично закрывающие гармошку некрашеной чугунной батареи. На небольшом письменном столе у окна расположились патефон с пластинками и настольная лампа — типичное логово мужчины-холостяка. Кухня, душевая и туалет находились в общем коридоре. Иду готовить ужин. Здороваюсь с соседями по этажу. Две новенькие четырёхконфорочные газовые плиты были ещё не угвазданы совместным пользованием. В большой кухне восемь столиков(по числу квартир) и над ними полки для посуды. В центре кухни стоит массивный грубосколоченный стол. Возле мойки единственным украшением является кадка с фикусом, в которой на земле валяется несколько смятых папиросных гильз. На подоконнике лежит ленивый кот Васька, который с явным превосходством посматривал в окно на дворовых котов и кошек, типа гордясь своим кухонным местоположением. В углу стоит два массивных чугунных утюга и здоровенный бак для мусора и отходов, который предстояло вечером выносить дежурному, определявшемуся графиком, висящим у чёрного карболитового выключателя. Я, сделав неловкое движение, чуть не сбросил с крюка висящую на стене ванну. В ней вероятно мыли детей и замачивали бельё для кипячения в баке, который использовали по очереди.
Разбиваю четыре яйца на шкворчащее сало. Холостяцкий ужин готов.
3 мая 1952 года. Москва.