Страница 17 из 62
Одному из этих вольных крылатых созданий, этих старых друзей, ежегодно прилетающих из-за края света, я вскоре доверю этот рассказ. Может быть, она никогда не достигнет человека. Птицу может постигнуть катастрофа, а может, она никогда не посмотрит на цивилизованного человека. Или, опять же, хотя десятки, сотни моих собратьев видят этих существ, все же это может пройти незамеченным, и сообщение может не быть прочитано. Но есть шанс, что с металлическим цилиндром, в который я помещу свой рассказ, свисающим с его ноги, альбатрос привлечет чье-нибудь внимание. Возможно, его гнездовье находится рядом с какой-нибудь группой китобоев или даже рядом с поселением, и я цепляюсь за этот шанс. Я не боюсь, что цилиндр отделится или даже сломается, несмотря на грубое обращение, которое он, несомненно, получит, и даже если птица не будет найдена или цилиндр не будет обнаружен в течение многих лет, он и его содержимое будут целы. Я выбрал для цилиндра самый прочный и твердый из многих сортов металла, металл, который намного тверже стали и который может быть открыт или сломан только огромной силой или жаром, большим, чем огонь, и я использовал прозрачный сорт металла, чтобы любой, кто найдет его, мог увидеть, что он содержит рукопись, потому что я хорошо знаю, как любопытны человеческие существа, чтобы прочитать любой клочок письма, который подобран в плавающей или выброшенной на берег бутылке. Герметичный цилиндр сохранит рукопись, а надпись сделана жидкостью, которую я нашел среди отходов или побочных продуктов серной фабрики. Она несмываема и не выцветает, а шнур, которым я прикреплю цилиндр к моей птице-вестнице, сделан из самого прочного плетеного металла и не может быть разорван никакими обычными средствами.
А что, если мой рассказ найдут и прочтут? Поверит ли в это хоть один смертный? Будет ли искатель, если искатель есть, кредит такой истории, которая будет раскрыта? Нет, наверное, нет. Это слишком невероятно, слишком нелепо, чтобы сойти за что-то большее, чем вымысел или бред расстроенного ума. Они подумают, что писатель сумасшедший, сумасшедший, который поверил в заблуждение своего мозга, или подумают, что кто-то пытается совершить небывалое надувательство.
Но опять же, возможно, если Богу будет угодно, мой рассказ попадет в руки какого-нибудь человека, которого привлечет странность его содержимого. Прозрачный металлический цилиндр, возможно, вызовет любопытство, материал, на котором я пишу, может придать правдоподобие моему рассказу. И если это так, то несомненно будет известно, что это не дикая фантазия, не продукт сумасшедшего человека, ибо нигде в мире людей не известны такие материалы. Часто я улыбаюсь про себя, думая, какая сенсация будет произведена, когда газеты напечатают сообщения об открытии странной рукописи в еще более изумительном контейнере. Без сомнения, в этом случае мою историю прочтут тысячи, а может быть, и миллионы моих собратьев. И все же цилиндр, в котором я его посылаю, может оказаться для мира более интересным и ценным, чем моя история. Я могу представить волнение ученых, когда они анализируют металл, и горячие дискуссии о его происхождении, в то время как изобретатели стремятся создать тот же материал на благо человечества.
Такие мысли — развлечение и утешение для меня, и много часов я провожу, пытаясь представить себе результаты моей истории и ее влияние на мир, если она когда-нибудь достигнет цивилизованных людей.
Но я должен прервать свои фантазии, свои надежды и страхи, ибо все это в стороне от моего рассказа, и я должен ограничиться повествованием о своей жизни здесь, на этом неизвестном, окруженном горами континенте, среди этих странных существ.
С тех пор как я в последний раз брался за рукопись, произошло много событий, но самое важное, хотя существа сейчас мало что понимают, — это побег пленных муравьев из зоопарка, где они находились в заключении.
Для меня в этом есть что-то угрожающее, и я не могу избавиться от ощущения надвигающейся страшной беды. Меня всегда завораживали гигантские насекомые, и я проводил час за часом, наблюдая, как они трудятся и мечутся, сверлят, совершают странные эволюции, маршируют и контрамаршируют, казалось бы, бесцельно, внутри своего огороженного загона.
Никому и в голову не приходило, что они могут сбежать, ибо, как я уже сказал, они были окружены сетью материалов, смертельно опасных для них. Но они сбежали, и ни один муравей не остался в загоне, и не было мертвого муравья, чтобы рассказать о насекомых, коснувшихся смертельной сетки. Нет, они были слишком умны для этого, и их, казалось бы, бесцельные труды были всего лишь хитрой уловкой, средством скрыть свою истинную цель — проложить туннель на большую глубину и с помощью скрытого подземного хода исчезнуть неизвестно куда. И я уверен, что их постоянное бурение, их военные действия были не более бесцельны, чем их работа. Конечно, их немного — не более двухсот, — и жителям нечего не боятся. Они уверяют меня, что муравьи скоро будут пойманы, что на воздушных кораблях эти существа могут обнаружить беглецов и либо схватить, либо уничтожить их, и что даже если такие средства не помогут, муравьев можно уничтожить, разбросав смертоносную смесь по их убежищам и не дав им добыть пищу.
Более того, они указывают, что муравьи немногочисленны и не представляют угрозы, если их не очень много, и что задолго до того, как они смогут размножиться настолько, чтобы стать опасными, они снова будут под контролем.
Но я не могу отбросить свои страхи, свои предчувствия. Кто может сказать, куда ушли муравьи? Кто может сказать, сколько их может быть? Насколько известно, они могли увеличиваться тысячами под землей, могли ждать месяцы или годы, пока не соберут орду себе подобных в темных, невидимых подземных ходах. И их сила, активность и неутомимость огромны. Одно из гигантских насекомых обладает силой двух десятков человек или мускульной силой нескольких гигантских существ, похожих на омаров. И они размножаются с удивительной быстрота. Даже сейчас они могут насчитывать бесчисленные тысячи, могут ждать своего часа в каком-нибудь скрытом подземном логове, запасая пищу, строя планы, проводя учения; только и ждут того времени, когда они будут готовы и в силах сокрушить страну своими армиями. И самое странное, что такие мысли беспокоят меня. Почему для меня должно иметь значение, превосходят ли эти омарообразные существа или гигантские муравьи. Почему меня должно волновать, что происходит в этой стране, которая меня не интересует и к которой я испытываю ненависть и отвращение? Это не страх личного увечья или смерти, но я содрогаюсь при мысли о том, чтобы быть плененным или уничтоженным муравьями, ибо смерть, я чувствую, может оказаться лучше, чем жизнь среди этих существ. Я пытался проанализировать свои чувства, понять причину своих тревог и, хотя это звучит смешно, хотя даже мне кажется невозможным, все же я уверен, что это связано с чувством патриотизма.
Патриотизм к земле, которая является моей тюрьмой, к расе существ, с которыми у меня нет ничего общего! И все же это так. Хотя меня раздражает моя вынужденная жизнь здесь, хотя я жажду быть вдали от страны и ее обитателей, хотя их жизнь, образ жизни и личности мне отвратительны, все же человеческий разум так странен, что я чувствую себя так же сильно обеспокоенным надвигающейся опасностью, как если бы эти существа были не из другого мира, а моя раса и моя страна.
Да, и если дело дойдет до битвы, до войны между муравьями и этими супер-ракообразными, я знаю в глубине души, что мне придется сражаться против муравьев, используя все свои усилия, чтобы помочь этим чудовищным существам свергнуть их наследственных врагов.
Когда я писал несколько месяцев назад, мне и в голову не приходило, что даже война будет желанной, как скоро мои слова подтвердятся, ибо война, кровавая, беспощадная, безжалостная и ужасная, которую невозможно выразить словами, я уверен, уже близко.
Прошел месяц или больше с тех пор, как я писал в последний раз, и за это время события развивались быстро. Муравьи были обнаружены. Разведчики нашли их, и мои худшие опасения более чем оправдались. Неисчислимыми тысячами они роятся на обширной необитаемой территории на севере, бурят, собирают огромные запасы и, очевидно, готовятся к походу. И все же эти существа не обеспокоены, не испытывают страха и не прилагают особых усилий, чтобы отразить или уничтожить своих врагов. С дирижаблей большое количество химикатов было сброшено на муравьев, но с небольшим результатом. Несколько человек были убиты, но тут же была объявлена тревога, и муравьи исчезли, как по волшебству, ища безопасного убежища в подземных норах. Я убеждал этих существ идти в атаку, атаковать муравьев, сбрасывать взрывчатку с дирижаблей и таким образом разрушать норы и уничтожать обитателей. И я пытался побудить их окружить себя барьерами муравьиного яда. Но мои слова до сих пор не услышаны. Так долго эти существа жили в мире, так долго они были под полным контролем, и так много прошло лет с тех пор, как они сражались с муравьями, что они забыли страшную силу и возможности своих врагов и недооценивают их. Слишком поздно, я чувствую, они проснутся.