Выжить в Антарктиде

– Судя по тому, что ткань на палатках не выцвела на солнце, лагерь совсем свежий, – сказал Ишевич, занимавший сейчас кресло штурмана.

– Это точно, – подтвердил Саня. – Второй год они тут появляются, а прежде наездами бывали.

– А говорят, раньше тут была советская станция, – тихо заметил Ишевич.

– Может, и была, – не стал спорить Петрушецкий. – Знаете, сколько объектов мы в последние годы иностранцам переуступили?

– И сколько проектов законсервировали, – с грустью поддержал Громов.

Ему было известно, что у СССР некогда было самое большое количество научных баз на шестом континенте, но большинство из них проработали недолго. В настоящее время у России осталось только пять постоянных станций, а прежде было больше двадцати[3].

– На «кровавый водопад» хотите взглянуть? – предложил Саня, оглядываясь на Ишевича. – Как раз мимо следуем, небольшой крюк не крюк.

– Давай, – согласился тот.

А Громов, чтобы прогнать невольную грусть, рассказал забавную историю из жизни:

– Как-то играл я со своим племянником в «крокодила» и решил загадать слово «водопад». Сижу-думаю, как понятно изобразить? Мальцу всего-то лет пять было. Ну, я взял стакан с водой, поболтал им в воздухе, а потом завалился на спину – упал вроде как. Слова «вода» и «падать» совместил. А племяш вдруг запрыгал от возбуждения и выдал: «Знаю-знаю, это водка!»

Саня рассмеялся и, заложил в воздухе небольшой вираж, провозгласил:

– Эй, пассажиры! Внимание на половину второго. Перед вами Кровавый водопад Драконьего Зуба – самый впечатляющий феномен Земли Королевы Мод!

Дима и Юра приникли к окнам.

– Где? – уточнил Ишевич. – Не вижу..

– Да вон, сразу за вышками канатной дороги. Они тут комфортно устроились: с одной стороны вид на водопад, а с другой лыжная трасса и спуск на перевал, где альпинизмом занимаются.

– Занятно, – протянул Громов, поправляя солнечные очки. – Слышал, но прежде лично столкнуться не довелось.

С небольшого уступа срывалось неширокое, странного алого цвета полотно воды и терялось где-то в камнях. Вокруг все тоже было алым: лед, скалы, тени. Они выглядели зловещими мазками на холсте безумного художника. В ложе речушки за столетия намерз плотный слой льда такого же кроваво-красного цвета, тогда как вокруг ледник был привычно-белым. Из-за этого вопиющего контраста водопад походил на открытую рану, и складывалось впечатление, будто кровоточит сама земля.

– А чего это он такой? – с удивлением спросил Дмитрий.

– Ржавчина, – пояснил Юра. – И какие-то особые микробы, которые дышат железом, забыл их название. Они берут его из окружающих пород. В процессе железо становится нерастворимым и выпадает в осадок.

– Жутковато смотрится, правда? – подмигнул Саня.

Сейчас вертолет летел не по прямой, а лавировал среди вершин скалистого перевала Шаповалова. Справа и слева вверх тянулись изрезанные ветрами стены, резко переходящие в каменные осыпи. Снег попадался только изредка, да и то лишь на южной стороне. Впереди вздымался высоченный пик, давший название всему оазису.

Преодолев перевал, вертолет снизился и пошел над соседней долиной, которая местами больше напоминала распадок – узкий, темный и с отлогими склонами. От ветра, поднятого винтами, по поверхности прозрачных озер шла мелкая рябь, а от серо-желтого песка поднимались причудливые пыльные воронки. В туманных парах, стелющихся у подножия Драконьего Зуба, бил из разогретых недр теплый источник.

– Симпатичненько тут у вас, – одобрил Петрушецкий, – но тесновато. А вот и ваш груз.

Белая ткань парашюта лежала на земле причудливой сдувшейся змейкой, уползая частично в тень, частично в мелкий ручей.

– Смотри-ка, меткие какие, едва всю вашу еду не утопили, – произнес Саня в адрес неведомых летчиков.

Юра пригляделся к очертаниям контейнера, почти развалившегося от удара об землю:

– Это не наш, а того историка. Наши еще не прибыли.

– Ну, может с утречка, – обнадежил Саня. – Погода-то шепчет, грех не воспользоваться.

– Давай поищем заброшенную советскую станцию, если она еще существует, – предложил Юра.

– Давай, – согласился Петрушецкий и развернул машину в воздухе. – Если судить по карте, в противоположной стороне долина расширяется и, кажется, я вижу там что-то вроде грунтовой посадочной полосы. Смотрите-ка, даже светосигнальное оборудование у них имелось, ну надо же!

Несколько грязно-синих домиков, больше похожих на строительные бытовки, отыскались почти сразу за посадочной полосой. Неподалеку стояли брошенные и давно проржавевшие трактора, громадный тягловоз на гусеничном ходу и даже небольшой строительный кран – его стрела упала и лежала рассыпавшейся грудой. В самом конце полосы приткнулся носом в землю небольшой самолет, на месте люка в корпусе зияла черная дыра.

Саня садиться не стал, увел машину обратно – туда, где бил горячий источник и валялся выброшенный с самолета груз. Он выбрал более или менее ровную площадку и аккуратно посадил машину в притирку к контейнеру Белоконева.

– Который час? – спросил Ишевич.

– Сложно сказать, мы преодолели значительное расстояние от места старта, – откликнулся Громов. – Где-то в районе часа.

– Дня?

– Ночи, – усмехнулся Юра. – Антарктида не делится на часовые пояса, так что все условно[4].

– То-то я чувствую себя таким разбитым, – Дима отстегнул фиксатор и потянулся.

Юра и сам с огромным удовольствием покинул вертолет, разминая ноги на ровной, покрытой сухим серым песком площадке. Под подошвами ощущалась твердость древних каменных пород, воздух был свеж, но легкие не обжигал, а пронзительно-чистое небо уводило прямо в космос. Последнюю ассоциацию закреплял кометный след, тянущийся за астероидом – здесь он казался ярче и ближе.

– Тебе не кажется это странным? – тихо поинтересовался Дима, вставая плечом к плечу с Громовым и тоже разглядывая астероид. Ишевич, как и Громов, был без шапки, и ветер тотчас принялся ерошить его шевелюру. – Разве комета может быть так хорошо видна в светлом небе?

– Понятия не имею, но говорят, он очень близко к планете подошел, – Юра перевел взгляд на долину: – Где палатки разбивать будем?

Долина в этой части была зажата меж отвесных хребтов и полностью скрывалась в их тени. Горы в оазисе имели причудливо изломанную линию, состоящую из одинаковых острых верхушек, и напоминали хребет спящего динозавра. И только один-единственный выпирающий пик – тот самый Драконий Зуб – выбивался из ряда. В низине стелился темный песок с вкраплениями массивных камней, рассыпанных в полном беспорядке. Песок лишь слегка припорошил их, создавая обманчивое впечатление, будто они вросли в землю. Но это было не так: почва оставалась жесткой и совершенно бесплодной. Ни лишайника, ни пышного кустика мха не пробивалось сквозь многочисленные трещины. Повсюду господствовали серые, черные, коричневые и грязно-оранжевые краски, подчеркнутые опрокинутой светлой чашей небесного свода. Чуть впереди поблескивало маленькое озерцо, образованное вытекающими из теплого источника струйками. От него поднимался пар; ветер рвал его на части и затыкал туманными клоками трещины в скалах, отчего казалось, будто горы слегка дымятся.

– Прямо тут и встанем, – вынес вердикт Ишевич. – Отойдем от озера, чтобы влажность не беспокоила, и поставим палатку ближе к тому откосу, там камней меньше.

– Ладно, – согласился Юра. – Сегодня одну поставим, а остальные утром. Я тоже после долгого пути слегка притомился.

Тут Громов вспомнил свою бессонную ночь и глаза Вики, полные любви и счастья, и на душе в него стало спокойно и хорошо. Он был уверен, что их разлука не продлится долго. Эх, как было бы здорово поговорить с ней сейчас! Жаль, что он не догадался пригласить ее на сеанс связи.

– Кстати, сеанс! – воскликнул он, сообразив, что Грач сейчас наверняка нетерпеливо мается в радиорубке, ожидая вестей. – Дим, ты со своим начальством общаться будешь?