Выжить в Антарктиде

– Как в сказке. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

– Ваши русские сказки очень любопытны. Я читал немного. Иван-царевич в них всегда выходил героем-победителем. Вы никогда не мечтали стать героем?

Сергей в который раз вспомнил записку в апельсине. Он хотел изменить свою никчемную жизнь, очень хотел. И тогда Аня взглянет на него иными глазами.

– Я с вами, – сказал он Доберкуру.

Они скрепили свой союз рукопожатием.

35. После бури

Павел Долгов

Павел задыхался в этой темной комнате. Задыхался от запаха гнили и, как ему начало казаться, близкой смерти. Задыхался от вида разбитого и слегка оплывшего лица Симорского и жестоких слов Ашора. Не в состоянии больше терпеть, он выскочил за дверь, как был – в тонком свитере, и с облегчением подставил лицо холодному ветру.

Небо светлело. Солнце уже не походило на луну, но все еще являло собой круглый ровный диск, по которому бежали прозрачные завихрения дыма или мистического черного тумана – это кому как нравится. Сам Паша предпочитал иметь дело с простыми и понятными вещами, но не мог не признать, что атмосфера в долине складывается далекой от обыденности. Заброшенная станция довлела над ним, пугала неизвестностью, и Долгов чувствовал, что даже в его скептически настроенную душу вползает суеверный холодок.

Чтобы избавиться от дурных предчувствий, он огляделся, ища в неустроенном и побитом бурей индустриальном пейзаже признаки нормальной, объяснимой с точки зрения здравого смысла жизни. Однако ржавые и ободранные стены балоков, раскиданные стройматериалы и поваленный на бок квадроцикл не добавляли уверенности в завтрашнем дне. Безобразное запустение прикрывали сугробы, но и они смотрелись печально: ноздреватые, рыхлые, грязные. Блекло-серые снежные потеки украшали склоны гор. Где-то там, в складках обветренного рельефа притаилась пещера – источник их проблем.

– Ноги моей там не будет! – прошептал Павел.

Он и раньше не горел энтузиазмом соваться в ту нору, а теперь и подавно. Самое неприятное, что в истории с хранилищем Паша не проявлял инициативы, а трусливо доверился Патрисии. Даже зная, что жена ему недоговаривает, он не хотел замечать несуразности, все пустил на самотек. Он думал, будто Пат похожа на его мать, и ею движут те же мотивы, но не учел, что второй такой, как мама, нет и не будет. Он просто слепой осел.

Хотя… мама тоже его предала. Павел во всем винил отца, но если бы мама хоть немного больше думала о сыне, хотя бы на минуту представила, каково ему будет без нее, все сложилось бы иначе. Самоубийство это грех, потому что презирает ответственность за тех, кто от нас зависит.

Павел отер мокрый снег с лица. Или не снег?

Он не плакал с тех пор, как услышал, что мама умерла. Льют слезы слабаки и бездельники, а ему было некогда жалеть себя и других. Вот и сейчас срочно требовалось во всем разобраться и найти безопасный выход. У них нет вертолета, нет связи, нет в достаточной мере продуктов и лекарств, и есть лишь слабая надежда, что фокусник все придумал.

Правда, с каждой прожитой минутой крепла уверенность, что Визард прав, но верить ему все равно не хотелось. В который раз за последний месяц Павла раздирали противоречивые чувства. Стыд боролся с гневом, любовь с долгом. По их с Патрисией вине люди застряли в долине, но признавать ошибки и расписываться в собственной некомпетентности было мучительно трудно. Одно дело – искать способ выживания в качестве праведного героя, и совсем другое, когда в чужих глазах ты выглядишь пособником темных сил.

Павла вслух никто не обвинял, но рано или поздно ему придется столкнуться с осуждением. Кто-нибудь обязательно бросит обвинения в лицо, и чью сторону тогда принять? Защищать жену – или примкнуть к противоположному стану? А может, самый верный способ – это возглавить группу, перехватить власть и сразу заткнуть всем рот, чтобы бесконтрольным потоком их с Пат не смыло на самое дно? Сказать, что сейчас не время для разоблачений и протестов. Они все должны выступить как единый сплоченный отряд, а коней на переправе не меняют.

Долгов вдохнул стылый воздух поглубже и спрыгнул с низкого крыльца. Он направлялся за углем- где-то там, возле металлической коробки старой электростанции находился навес...

Юра Громов маячил возле туалета, поджидая свою подругу. На скрип снега он обернулся:

– Паш, погода в Антарктиде коварная.

- Все нормально, я человек закаленный.

- Не переоценивай себя. Хочешь, чтобы Ашор лечил тебя от какой-нибудь пневмонии? Здесь это быстро.

– Да пошел он, этот Ашор! – сказал Долгов. – Весьма подозрительный тип и много на себя берет. Я точно знаю, что впервые он попался на глаза Патрисии на фестивале в Монте-Карло, а теперь вдруг выясняется, что у него медицинское образование, он связан с каким-то полковником и знает о «черном солнце» больше меня. Вот скажи, Юр, разве это может быть совпадением? По всем статьям выходит, что они следили за Пат, за мной, и за моим отцом долгое время. А может, Ашор причастен к убийству? Там документы из сейфа пропали. Кому еще, как не новоявленному Гарри Гудини, вскрывать сейфовые замки?

– Ашор многое знает и многое может. А то, что ты про него говоришь, это фантазии и, я бы сказал похлеще: неприкрытая клевета. Он и Патрисия - вот две наших надежды.

– Я сомневаюсь, что стоит действовать по его указке. Каждый должен знать свое место.

– Многие здесь не доверяют твоей жене, но это не повод заткнуть ей рот и запереть в чулане.

Но Паша его почти не слушал.

– Даже мой собственный телохранитель оказался не тем, за кого себя выдавал, - то ли жаловался, то ли накручивал он сам себя. - А его, между прочим, Вова рекомендовал! Никому верить нельзя!

Юра вздохнул:

- Вова и меня рекомендовал. Мне ты тоже не доверяешь?

- Не знаю. Ты меня поддержишь в случае чего?

– А конкретней? Что ты задумал?

– У нас, если мы хотим выжить, должен быть один вожак, который возьмет на себя всю ответственность. И вожак обязан четко понимать, кто прав и кому верить. За кем пойдут люди, Юр? Посмотри: у нас двое военных, привыкших отдавать приказы, фокусник, который совсем не фокусник и я – как официальный организатор всего этого бедлама. Сюда же стоит прибавить командира вертолета и скрытого, теневого лидера Доберкура - этот тоже своего не упустит. Но мы не можем себе позволить внутреннюю борьбу и не можем насаждать демократию. Вот только кого выбрать? У нас разные цели и мотивы, и может получиться как в басне про лебедя, рака и щуку. Нужен компромисс.

Со скрипом отворилась дверь, и Вика стала осторожно спускаться к стоящим поодаль мужчинам.

– Простите, что вмешиваюсь в разговор, - сказала она, - но если кому-то интересно мое личное мнение, то я здесь больше всего доверяю двум людям: Юре и Ашору.

Павел хмуро уставился на девушку:

– И чем мотивировано ваше доверие?

– Женской интуицией и уверенностью, что они умеют достойно нести бремя ответственности. И вот еще что, – Вика оперлась на руку Громова и смело взглянула Павлу в глаза: – Вы сами неплохой человек, но, судя по тому, что среди ваших друзей оказались предатели, лжецы и извращенцы, вы для вожака совершенно не разбираетесь в людях.

- Ясно, - Паша повернулся к Громову. – А ты что скажешь?

- Извини, но я солидарен с моей невестой: в людях ты разбираешься так себе и слишком часто рубишь с плеча. Речь все-таки не о бизнесе, где нужна хитрость, напор и наглость, а о физическом выживании. Ты, конечно, Паш, экстремал и спортсмен, но этого мало. Нам нужен человек способный удержать ситуацию в коллективе. Сам сказал: у нас слишком много поводов для конфликта.

- Короче, ты за Ашора.

- Для начала, следует спросить самого Ашора, хочет ли он командывать.

- Что-то мне подсказывает, что он откажется, - вставила Вика. – И вообще, я не согласна, чтобы важные решения принимал только один человек.

- К сожалению, к единогласным решениям мы, скорей всего, прийти не сможем, поэтому придется довериться кому-то одному.