Страница 1 из 19
Отданная вампиру
Глава 1. Суженый ли?
— Стань моей суженой, — тихо сказал Аякс. Улыбнулся, задорно сощурив синие круглые глаза и забавно сморщив круглый конопатый нос. — Через пару недель свадебку справим, а, Ларушка, куда тянуть-то? По всем правилам, как положено…
— Ну, коли уж «как положено», — засмеялась я. Выплюнула сухую травинку, потянулась. Запах сена успокаивал, как и неспешная возня нашей хуторской живности за тонкой амбарной стенкой: куры квохтали, корова мычала, изредка всхрапывала отцовская лошадёнка, — так и говори, как положено! А то уж который день мнёшься!
Аякс встал, отряхнул с мягких деревенских штанов прилипшие соломинки. Протянул руку и взял меня за ладонь. Вид у него был торжественный и забавный: вроде и крупный парень, рослый, выше меня на голову, а лицо как у немного обиженного ребёнка: вот-вот спросит, где его леденцовый петушок?!
— Лария Фойтенайт, любимая, готова ли ты делить со мной жару и стужу, радости и горести, богатства и лишения, ломать хлеб пополам, ложится в одну постель, растить детей и внуков… — юноша не выдержал и сгрёб меня в охапку, приподнял, закружил, а я снова засмеялась, щурясь от проникавших сквозь щели в стенах солнечных лучей.
— Согласна?!
— Уже и до внуков дошёл, надо же, какой резвый! Надо у отца сперва спросить… Да поставь ты меня, неугомонный!
— Да что там спрашивать, лой Франц счастлив будет! Вчера сам расспрашивал, да когда же уже…
— Так ты из-за отца?!
— Глупая! Я же люблю тебя, сил нет дождаться, когда сама догадаешься! Согласна?
— Согласна, — сами сказали мои губы. Потому что ответить так было правильно: мне уже восемнадцать два месяца как стукнуло, а других кандидатов вроде бы и нет. Да и лето заканчивается, самое время свадьбу играть...
Аякс вдруг сжал мои плечи, заглянул в глаза и потянулся к губам.
— Ты что! — я шутливо шлёпнула его по плечу. — До свадьбы как можно!
— Очень даже можно, — хрипло сказал новоявленный жених, мой верный друг лет с семи, то есть уже целых одиннадцать лет, — Ларушка, я с ума по тебе схожу! Ну нельзя же быть такой недотрогой… Все вокруг милуются, одни мы с тобой, как дети малые, всё за ручку ходим да в камушки играем. Ну хоть поцелуй меня что ли...
— Все остальные хоть в Лойше утопиться могут, — строго ответила я. — В щёку — целуй! Я тебе не какая-нибудь там…
Да уж. Мать моя умерла в младенчестве, зато бабка, царствие ей погранное, воспитала в надлежащей строгости. Лария Фортенайт хоть и незнатная девица, но честь свою блюдет. Выйду замуж, как предки повелели: чистой и непорочной, за самого лучшего и единственного мужчину. А этот мужчина смотрит на меня так умоляюще, оттопырив пухлую нижнюю губу, будто жеребёнок, аж сердце разрывается!
— В щёку целуй! — повторила, сжалившись, я, и Аякс осторожно коснулся щеки мягкими тёплыми губами, а я прикрыла глаза. Хуже девки, право слово, ласку выпрашивает! Да и что в ней, в этой ласке?
Может, оттого, что меня отец растил да суровая бабка, я и не склонна ко всяким там трепетным нежностям. Другие и в танце норовят к партнёру прижаться, и нет-нет, да и чмокаются украдкой, а кое-кто из моих подружек в лесе напротив нашего хутора уже и девичество потерял. Но я…
Крепкая ладонь Аякса неожиданно легла на спину, погладила тугую толстую косу и скользнула на ягодицу, обхватывая и сжимая мягкую округлость.
— А ну-ка, руку убрал! — возмутилась я, но впервые в жизни Аякс меня не послушался. Более того — с неожиданной силой вдавил в шаткую стену амбара, а вторая рука начала резво задирать платье.
— На солнце перегрелся?! — попыталась я обратить всё в шутку, внезапно ощущая какой-то липкий страх. Аякс сильнее меня, амбар на краю деревни, а случись что — никто и не вступится, отец моего друга детства давно в женихах видит, только крякнет да по плечу его похлопает… — Прекрати! С ума сошёл?!
— По тебе давно с ума схожу, — каким-то незнакомым, хриплым голосом прошептал Аякс, продолжая поднимать подол платья. — Не бойся, не обижу… Но и мне чуть-чуть нежности подари, не могу я так больше! Не по подружкам же мне твоим ходить, век бы их не видать… Но тело просит, Ларушка, а ты всё как ледышка… Пусти, чуть-чуть, Ларушка моя…
Я словно застыла, не зная, как поступить, а уверенные руки жениха своё дело делали. Скрутили юбку на талии, стянули панталоны до середины бедра, огладили ягодицы. Аякс продолжал шептать мне на ухо какие-то непристойные жаркие слова, в которые я, замерев от страха, стыда и неожиданного предвкушения, от которого немели запястья, только сильнее вжималась в стену.
— Не обижу… приласкаю чуть-чуть… и ты меня… а свадьбу справим, и всё остальное будет, как у всех, по-настоящему, — уговаривал то ли себя, то ли меня Аякс. Его мозолистые пальцы легли на треугольник внизу живота, покрытый мягким редким пушком. А потом скользнули ниже, куда я даже и сама-то себя не трогала!
— Ноги раздвинь, ещё, пусти меня, Ларушка, девочка моя нежная, чистая, нетронутая, пусти… Вот так, не бойся…
Я почувствовала прикосновение между укромных складочек, он двигался пальцем вперёд, назад. Голова закружилась. Быть такого не может, чтобы это всё со мной происходило, вот так вот…
— Влажная, горячая, Ларушка… так и знал, что ты жаркая, моя, как нам хорошо будет, — продолжал бормотать Аякс. Если бы не действительно невесть откуда взявшаяся влага, наверное, мне стало бы больно от этих ускоряющихся поглаживаний. Но нет, больно не было, только накатывало ужасно глупое желание чего-то ещё, какая-то неправильная тяга, которой я не могла дать названия. Что-то скручивалось внизу живота, будто перетянутуя струнка виолины. Словно подслушав мои мысли, Аякс вдруг сжал пальцы на крохотном набухшем бугорке в самом низу треугольника, и я сунула кулак в рот, чтобы не застонать в голос. Не заметила, как он расстегнул штаны, а в следующий миг жених ухватил меня за руку и потянул к себе.
— Ты чего! — опомнилась я, вырываясь и резко опуская юбку. — Совсем уже, что ты творишь, прикройся, срам какой!
Штаны юноша успел стянуть, и я старательно отводила взгляд от кустистых тёмных волос внизу его живота, из которых торчал его мужской орган. Член я уже видела — у коней и быков, а ещё у младших мальчишек, иногда купавшихся в деревне голышом, хоть бабы их за это и гоняли вениками. Но вот так, у взрослого, рядом стоящего мужчины — никогда.
И век бы ещё не видала!
— Я тебя приласкал, теперь твоя очередь, Ларушка. Видишь, я слово сдержал, тебя не обидел, только приятно сделал. А теперь твоя очередь, а то нечестно получается! Я тогда вообще заболеть могу, слышишь?
— Что ты хочешь? — всё плыло в голове, как в предрассветной туманной дымке, а между ног по-прежнему горело огнём странное, неудовлетворённое желание. Но попросить Аякса продолжить — просто уму невообразимо!
— Погладь меня тоже там, Ларушка… Давай, просто потрогай, осторожно… Я покажу, — он положил мою чуть влажную ладонь на свой горячий напряженный орган. Горячий… упругий, увенчанный багровой шапочкой, как у гриба, подрагивающий, будто живой. — Сожми пальцы… крепче… а теперь гладь, вот так, мне хорошо от этого будет, ты же хочешь сделать мне хорошо, ты же любишь меня, Ларушка…
Я подчинялась ему, как в каком-то забытьи. Ничего страшного или особо противного в прикосновении к этому самому главному мужскому органу не было, но меня отчего-то колотило как в лихорадке от осознания запретности собственных действий, от чувства, что я почти перешла некую незримую грань в какую-то новую, неведомую мне жизнь. И только последний вопрос Аякса вывел меня из чувственного забытья: люблю?
А любила ли я его, хоть когда-нибудь?
— Сильнее, быстрее… — шептал Аякс мне в ухо, толкаясь членом в ладонь, постанывая и дыша так, словно в одиночку всё поле вскопал. — Вот так в тебя скоро вобьюсь… будешь на весь хутор голосить, просить меня… вот так, Ларушка!