Страница 4 из 21
Глава II
Материалы мистера Кларка
Мистер Кларк, джентльмен, выбранный доктором Раймондом для того, чтобы быть свидетелем странного эксперимента, связанного с богом Паном, был личностью, в чьем характере причудливым образом смешивались осторожность и любопытство. По здравому размышлению он понимал сомнительность и эксцентричность этого отвратительного опыта. Однако в глубине души у него неизменно присутствовала неуемная жажда познания всех наиболее замысловатых и эзотерических сторон человеческой сущности. Именно вторая черта преобладала в нем, когда он получил приглашение от Раймонда, хотя он всегда пребывал в твердом убеждении, что идеи доктора отличаются дикой нелепостью. Тем не менее, его фантазия втайне сохраняла доверие к этой теории, и Кларк был бы рад получить подтверждения его вере.
Ужасные события в лаборатории, свидетелем которых он стал, имели и определенный полезный результат: Кларк осознал свою вовлеченность в недостойное предприятие. В течение многих лет после этих событий он твердо придерживался устоев нормальной жизни, отвергая все возможности пуститься в оккультные изыскания. И действительно, разделяя некоторые принципы гомеопатии, Кларк одно время посещал сеансы выдающихся медиумов, надеясь, что неуклюжие выходки этих клоунов вызовут в нем отвращение к мистицизму любого рода. Однако это средство хоть и было весьма противным, не вызывало никакого эффекта.
Кларк осознавал, что по-прежнему изнывает от тоски по непознанному, и мало-помалу, по мере того, как искаженное и потрясенное неведомым ужасом лицо Мэри медленно изглаживалось из его памяти, старая страсть вновь начала утверждать себя. Занимаясь каждый день важной и нужной работой, Кларк испытывал сильное искушение в вечернем отдыхе, особенно в зимние месяцы, когда огонь распространял тепло по его уютным холостяцким апартаментам, а бутылка элитного бордо стояла наготове у него под рукой.
Как-то раз, хорошо поужинав, он собрался немного почитать вечернюю газету, но заурядный перечень новостей вскоре надоел ему, и Кларк почувствовал, что бросает жадный, полный желания, взгляд в направлении старого японского бюро, которой стояло на порядочном удалении от камина. Подобно ребенку, пробравшемуся к буфету, он еще в течение нескольких минут в нерешительности колебался, но, в итоге, желание, как всегда, победило, и Кларк прекратил валяться в кресле, зажег свечу и сел за стол.
Ящики бюро были забиты материалами на самые жуткие темы, вдобавок там покоился большой рукописный том, в который Кларк складывал наиболее ценные находки из своей с трудом добытой коллекции. Кларк испытывал сильное презрение к изданной литературе; любой рассказ, вызывавший в нем воодушевление, переставал интересовать Кларка, стоило ему быть напечатанным. Его единственным увлечением было чтение, сбор и классификация того, что он называл «Материалы, подтверждающие существование Дьявола», и когда Кларк вновь занялся этой работой, казалось, стремительно пролетел вечер, и ночь наступила слишком быстро.
Одним отвратительным туманным и промозглым декабрьским вечером Кларк поторопился разделаться со своим ужином и едва удостоил вниманием традиционный ритуал — взять и положить обратно газету. Он два или три раза прошелся по комнате, открыл ящик бюро, минуту постоял и, наконец, сел в кресло, где, откинувшись назад, ненадолго растворился в одной из тех грез, что была посвящена самому себе. Затем Кларк некоторое время листал свою книгу, в итоге открыв ее на последней записи. Три или четыре страницы были густо испещрены его круглым четким почерком, а в начале текста крупными буквами было написано:
«Необыкновенная история, рассказанная мне моим другом доктором Филлипсом».
«Доктор Филлипс гарантирует мне, что все факты, изложенные здесь, полностью и точным образом соответствуют истине, но отказывается сообщить как фамилии указанных персонажей, так и места, где происходили эти экстраординарные события».
Мистер Кларк принялся в десятый раз перечитывать это сообщение, периодически встречая карандашные пометки, которые он сделал, слушая и записывая рассказ своего друга. Собственный несомненный литературный талант вызывал в нем ощущение гордости; он высоко оценил стиль своих записей, в которых он, подобно драматургу, старательно изложил все рассказанные Филлипсом события. Итак, он читал следующее повествование:
«Личностями, упоминаемыми в этом сообщении, являются: Элен В., которой, если она еще жива, должно быть двадцать три года; Рэчел М., ныне покойная, бывшая на год младше предыдущей персоны; и Тревор В., в настоящее время слабоумный юноша восемнадцати лет. Эти лица на момент описываемых событий проживали в деревне на границе с Уэльсом. Это место имело большое значение в эпоху римского господства, но ныне превратилось в мелкое разбросанное поселение с не более чем пятью сотнями душ. Деревня расположена на возвышенности примерно в шести милях от морского побережья и окружена большим живописным лесом.
Около одиннадцати лет тому назад Элен В. прибыла в деревню при своеобразных обстоятельствах. Известно, что она, будучи сиротой, в раннем детстве воспитывалась у отдаленного родственника. Он содержал ее в своем доме до тех пор, пока девочке не исполнилось двенадцать лет. Полагая, однако, что Элен будет лучше иметь друзей-ровесников, он разослал несколько писем в места, где находятся комфортабельные сельские дома, подходящие для двенадцатилетней девочки. На одно из этих обращений ответил мистер Р., зажиточный фермер из описанной выше деревни. Его справочные данные выглядели удовлетворительно, и джентльмен, воспитывавший ребенка, направил свою приемную дочь к Р. Он сопроводил ее письмом, в котором оговорил условие, что у Элен должна быть своя собственная комната, а также что новый опекун не должен испытывать материальных затруднений с ее образованием, пока она не овладеет в достаточной мере той профессией, которой будет заниматься во взрослой жизни. Фактически мистеру Р. дали понять, что девочке должно быть позволено выбирать для себя занятия самой и проводить время так, как она пожелает.