Страница 9 из 13
– Саин, – тихонько так. Но рекомый не отзывался. Я позвал громче. Безрезультатно. Меня сопротивление стимулирует на активность. Так что через минуту мысленных воплей в голове у меня раздалось:
– Чего тебе?
Ничего умного в голову не пришло, и я сказал:
– Здравствуйте, – вежливо так.
– Твоими молитвами, – буркнули мне в ответ.
– Как поживаете? – мудро поинтересовался я.
– Ты у меня спрашиваешь? – ответили мне вопросом на вопрос.
– У тебя, у тебя, – заверил я.
Со смешком прозвучало:
– Спокойно так поживаем. Отдыхаем, можно сказать. Вспоминаем, думаем. А что еще делать прикажешь? – И вдруг сорвался на крик: – Ты откуда взялся на мою голову? А? Откуда? Ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу! Смотрю, как ты над моим телом измываешься! Тебя где биться учили? Самоубийца хренов, – уже простонал.
– Тивас вызвал, – грустно поведал я.
Последующее словоизвержение цитировать не буду, потому как являлось оно насквозь нецензурным. Матерным. И все в адрес Сергея Идонговича. Могучим филологом, стихийным, но квалифицированным, оказался мой внутренний собеседник. Долго он выражался. Наконец иссяк.
– Так мне рассказывать? – робко поинтересовался я.
– О чем? – горько так вопросили.
– Откуда взялся. И как мне отсюда убраться?
– Рассказывай, – дал санкцию голос.
В общем, из ванны я выбрался где-то через час, взбодренный, до ушей накачанный свежей информацией и очень довольный приобретением нового, чрезвычайно квалифицированного союзника. И лег спать. И в эту ночь никаких треволнений, к огромному своему удивлению, не испытал. Просто спал. Крепко так.
Утро было доброе. Солнечное. В ванну я все-таки влез. А то кто ж его знает, куда и когда труба позовет. Благами, ими сразу надо пользоваться, а то ведь другого раза может и не случиться. Вылез. Оделся. Вооружился. Пальцы по-новому мазнули по манжетам с сюрикенами. Как ни бился Тивас, не желал мой организм к этому оружию привыкать. А тут вдруг пальцы нырнули под сероватую ткань и вырвали оттуда три небольшие, круглые, хорошо заточенные пластинки. Короткими молниями блеснули они и впились в твердую древесину двери. Ровненько так. Столбиком. Порадованный новым талантом, я сказал внутрь:
– Спасибо, Саин.
И сразу же был в ответ покритикован:
– Бросай по одной. И нечего всей рукой размахивать. Не меч. Кистью работай. Ладно, потом научу.
Есть хотелось зверски. Очень вчера нервный день оказался. С серьезными энергетическими затратами. Ошибку, совершенную в Замке Шарм’Ат, повторять не стал. Шинельку через руку перекинул, так чтобы привязанный к поясу шлем видно не было. Бастард на ремне за спину забросил, охлопался, убеждаясь, что все на месте, и пошел питаться.
За одним из столов, уставленных закусками, уже устроились Тивас с Баргулом. Довольные такие. Тинэйджер прихлебывал из большой кружки молоко и морщился, как котенок, от удовольствия, отрывая белыми зубами солидные куски от булки, щедро помазанной маслом с медом. Тивас прихлебывал из большого стеклянного кубка густо-красное вино, заедая его полосками местной бастурмы. Лицо его как-то неуловимо изменилось, и хотя это был, несомненно, он, вряд ли его смог бы узнать не очень близко знакомый человек. Появление мое он встретил радушной улыбкой человека, у которого нет проблем, чем немало меня удивил, затем щедрой рукой наполнил вином еще один кубок и протянул его мне.
– Отведай.
Отведал. Очень недурно. Полусухое. Бодрящее. После чего уселся и отдал должное закускам. А Тивас уже наливал новый бокал подоспевшему Граику, выглядевшему тоже весьма умиротворенным. Он, подбоченясь, выпил, уселся и сообщил:
– Сколь милы и любезны девицы в этом чудном заведении.
Довольные улыбки соратников указали, что они солидарны с точкой зрения Магистра. Вот почему у них такие рожи довольные! Это значит, пока я самокопанием занимался, они местный генетический фонд пополняли. Меня аж обида взяла, и я недовольно буркнул:
– А мне свинюшку какую-то прислали. И как она сквозь закрытую дверь просочилась, не понимаю.
– Какую такую свинюшку? – вдруг привычно построжали желтые глаза Тиваса.
– Да мерзенькую такую. Шею все хотела помять.
– Шею, говоришь, – протянул он. – Пойдем-ка, спросим у хозяйки, что за свинюшки у нее завелись. Или других на тебя не хватило? – мотнул он тяжелым подбородком в сторону симпатичных спортивных девчушек, что ловко носились по залу, без видимых усилий перемещая тяжеленные, уставленные едой и питьем подносы.
«Действительно, – подумалось мне, – а почему?»
Было в какой-то степени досадно, но причин устраивать скандал на сексуальной почве я не видел. Да впрочем, и оснований не имелось. Но Тивас, вероятно, думал иначе.
– Итак, где же она?
– А вон, со старшим спускается, – помог ему Баргул.
Она не спускалась, она нисходила по лестнице с Хамыцем под ручку. Хозяйка потрясала величавостью осанки и довольным выражением лица. Как у сытой мартовской кошки. А уж формы. 120-80-120. Почти при двухметровом росте! Представили? И кирпично-красное шелковое платье, нескромно подчеркивающее все изгибы могуче-прекрасного тела. И декольте. Нет. Декольте! Это можно писать только с большой буквы. Потому что обнаженные плечи демонстрировали полное отсутствие устройств, поддерживающих могучий бюст. И корсет эта престарелая хулиганка не носила.
Ну и Хамыц рядышком. Широченная улыбка, широченные плечи, кожей перевитая рукоятка меча высоко так над плечом торчит.
Лица у обоих сияющие. Нашлись, поди, общие темы для беседы.
Такой очаровательной паре навстречу как не встать. Естественно, роль выразителя народных восторгов взял на себя галантный Граик. Говорил долго и прочувствованно, причем настолько, что хозяйка посмотрела и на него заинтересованно, а Хамыц, напротив, сделал недовольные глазки. Поэтому Магистру пришлось фонтан красноречия быстро затыкать, и, завершая свой спич изящным оборотом, он таки вставил элемент критики.
– И все мы пленены красотой и весельем воспитанниц ваших, тетушка, – сделал он округлый жест рукой, обводя зал, по которому, ловко сервируя многочисленные столы, шустро перемещались стройные, спортивного сложения девчушки. Приятная такая униформа. В не очень длинных юбках, удобно лежащих на веселых бедрах, и свободных блузах, открывающих плечи и, как пишут англоязычные юристы, дающих основание полагать, что под этими блузами имеется нечто чрезвычайно волнительное. Очень они романтичный флер придавали милитаризированному учреждению. Мне даже обидно стало: здесь такие симпатяшки шмыгают, а мне поросенка подослали. – Лишь один друг наш, – теперь пальцы руки изящно указали на меня, – оказался недоволен особой, присланной ему в радость.
– А я ему не посылала никого, – немедленно возразила хозяйка, – достойный яр совершенно явно выразил желание отдохнуть в одиночестве. В отличие от остальных. И перепутать я не могла.
– Достойная хозяйка, – вмешался вдруг Тивас, – нет ли в твоем хозяйстве маленькой толстушки...
– В моем? – недоуменно подняла бровь хозяйка. – Ты, достойный, во всем Бирагзанге не найдешь ни толстяка, ни толстушки и тем более маленьких, ибо это – Бирагзанг.
И действительно, откуда в городке, население которого поколениями кормится войной, могут взяться толстячки и толстушки? Скорее уж, такие ражие молодцы, как те, что у ворот, и такие воинственные красавицы, как тетушка Марта и ее атлетические воспитанницы.
– А нет ли в твоем хозяйстве толстушки, что умеет проникать сквозь запоры? – продолжил Тивас.
– Да ты глумишься! – сверкнул гневом, но вдруг сменился пониманием огромный голубой глаз. – Или ты хочешь сказать, – неуверенно вдруг добавила она, – нежить!
– Сказать не хочу, а вот проверить стоит, – пружинисто поднялся со своего места Тивас.
– Погоди, погоди, – вдруг остановила его хозяйка, – да ты никак маг?
– Маг, – согласился наш гуру, но тут же поправился: – Начинающий.