Страница 2 из 13
Смущенные столь эффектным появлением моих соратников встречающие, одетые в черные плащи, попытались скрыться. Но двоих сбили стрелы Баргула. А на остальных напал Граик. Серьезно раненный при попытке отбить плененных арфанов, он по понятной причине считал их своими личными врагами. И существовать с ними в одном мире отказывался. Что и доказывал со всей возможной убедительностью.
Рогоглазым надоело, что в них стреляют. Они остановились, сбили щиты, присели, и второй ряд влупил по моим друзьям из арбалетов. Так мне вначале показалось. Когда с подставки слетел один из шандалов, я понял, что ошибся. Ребята просто не хотели, чтобы к нам поступило подкрепление. И дым сразу стал прозрачнее. Добившись своего, улаганы не бросились вперед, имея в виду не подставляться под стрелы. Медленно, на этот раз прикрывшись щитами, поползли они в атаку. Хамыц метнул стрелу. С гулом прорезала она воздух и врубилась в щит. Тот качнулся. Но не упал. В коробе довольно зарычали. И тогда Хамыц атаковал. Впервые я видел, чтобы один с таким энтузиазмом набрасывался на множество. Причем множество, закованное в доспехи и идущее в строю. Сначала я решил, что это такая форма самоубийства. Экзотическая. Хамыц так не думал. Баргул тоже. Потому что, подхватив Высокую Сестру, бросился за побратимом. Вмиг певец сорвал расстояние шагов до тридцати, на бегу растянул лук и, остановившись, выпустил стрелу. Черной молнией мелькнула она и до оперения вошла в щит, отшвыривая его вместе с владельцем, а коллеги ее летели с невероятной скоростью, с убийственной точностью находя цели. Убегать было бессмысленно, и улаганы пошли в атаку. Еще троих бойцов поразили стрелы, и Хамыц, отбросив лук, вырвал меч и, как кречет в стаю селезней, ворвался в раздерганный строй. В открывшуюся брешь тут же вломился и Тивас, и сразу клинки его кнопочной глефы, крутящейся подобно мельничному колесу, окрасились кровью. Я бросился было на помощь, но наткнулся взглядом на Баргула, безучастно снимающего тетиву с лука Хамыца.
Увидев меня, он тихо обрадовался:
– Ты цел, самый старший!
– Цел, – бросил я и совсем уж собрался продолжить свое движение, но меня остановило удивленное:
– Куда ты?
– Помочь.
Юный степняк посмотрел на меня с уважением.
– Ты великий воин, коль не насытился сегодня боем.
Это я-то не насытился? Но предложил:
– Надо помочь.
– Кому? – искренне удивился мой собеседник.
– Им.
– Зачем?
Действительно, зачем. Пока мы препирались, Хамыц с Тивасом в прямом смысле слова уничтожали улаганов. Те пытались сопротивляться. Неудачно. Уровень умения был разный. Очень.
– Мой старший давно не дрался в полную силу. От этого он может заболеть. Лежит и песни поет, – с затаенной гордостью сообщил Баргул. – На. Возьми, – протянул мне мой же нож. – Ты только возле дыма шестерых убил. Одного, правда, ранил. Я дорезал его, – успокоил меня друг степей.
Подошел Граик. Как всегда невозмутимый.
– Мой яр. Они должны были встретить одного человека. Ты его убил. – Он помолчал. – И мне показалось, что миссия их была тайной.
– Странно, хотя нам это на руку. Чем дело тише... – начал было я, но осекся. Хамыц с громким скрежетом развалил надвое последнего улагана. Да уж, тише! Эхо схватки еще металось меж трибунами. Оказывается, мы высадились на стадионе.
Граик изучающее смотрел на меня. Потом слегка улыбнулся.
– Ты правда болел. Это же Арена.
Я непонимающе уставился на него. Арена, и что?
– За ее пределами ничего не слышно. Это Арена, – добавил он значительно. – И ночью здесь никого не бывает.
Подошли Хамыц с Тивасом. Доспех из копыт на певуне был порублен, он свою конную кольчугу поверх змеистой одежки натянул. Предусмотрительный парень. А рожа довольная.
– Пусть Артагу служат, – пояснил, а потом заехал по плечу Тиваса. – Наш гуру – великий воин, – сообщил. Нахватался словечек. Шутник.
– Мы где, Тивас? – поинтересовался я.
Тот устало глянул.
– Это Столица, Саин.
Вот же правда. Кто ищет, тот всегда найдет.
– Дела-а-а... Где Унго и Эдгар? – вспомнил я о командирских функциях.
– Они не успели шагнуть, самый старший, – ответил на мой вопрос Баргул. – Вот, – протянул он мне обрубок алебарды нашего рыцаря. Срез был ровный-ровный.
Да, опрометчиво это я. Но хорошо все, что хорошо кончается.
– Баргул, Хамыц, соберите стрелы. Уходим.
Столица оказалась совершенно очаровательным городом. Во всяком случае, та его часть, которую я в настоящее время обозревал. Приятно освещенные симпатичными фонарями, широкие даже, на мой взгляд, мощенные плиткой улицы. Симпатичные трех– и четырехэтажные дома, в цокольных этажах которых размещались магазины. Или лавки, если вдруг сердцу вашему ближе средневековая экзотика. Или духаны, если, скажем, в связи с происхождением и религией в душе вашей преобладает восточный подход. Доброжелательные дяденьки у дверей, с приятностью улыбающиеся каждому посетителю. Между домами милые глазу скверики, где прямо под сенью деревьев расставлены столы. За одним из них мы и расположились. Фонарики разноцветные в ветках. Уютно донельзя. Люди хорошо одеты. Мужчины при оружии. И женщины, поражающие разноцветьем тканей и множеством фасонов. Закрытых и открытых. Коротких и длинных. С разрезами и без. А цвета, а оттенки! Похоже, какой-то единой концепции моды не существовало. Но одеты все отнюдь не бедно. Платья длинные и короткие, со шлейфами и без, декольтированные и строгие – под горло. Одеяния мужчин тоже разнообразием поражают. И свободные, и обтягивающие, и шляпы, и тюрбаны, и кожа, и бархат. Ткань простая и вышитая...
Отовсюду слышится музыка, негромкая, бокалов звон. А люди кругом вежливые, на нас и не смотрит никто. Ну оделись люди в черное. Ну и на здоровье! Ну обвешались оружием. Так вон за соседним столом вообще какая-то реклама оружейной лавки расположилась. Даже в причудливой чалме два кинжала торчат. Но вот на Граика поглядывали. Он надменностью осанки и богатством одеяния, того самого, выданного мне подземной родней, даже среди всей местной тихой роскоши выделялся. Но никто не суетился, пальцем не тыкал, милицию звать не бежал. Сидит себе принц в окружении верного гоарда, пиво пьет.
Я только сейчас понял, насколько устал за сегодняшний, столь богатый событиями день. Руки-ноги – как не свои. Слабость по членам растеклась. А коллеги мои ничего. Сидят, напитки потребляют. По сторонам смотрят. Но вежливо так, ненавязчиво. Амуницию на травку мягкую сложили, релаксируют. Сидят. Вид приличный. Кровищу мы в каком-то фонтане смыли, пока от Арены перемещались. Там вокруг местного стадиона служебные постройки во множестве расположены. Но не трущобы. Чисто, аккуратно. Только безлюдно. Ну а нам это на руку. Свидетелей нет. И на стадионе нас вроде никто не видел. А то, конечно, отсутствие связи с группой порубленных товарищей доказать бы было трудно. Но гражданин Тивас клятвенно меня заверил. Никого. Некий даже не запрет, а древняя традиция не рекомендовала после наступления темноты находиться ни на Арене, ни на территории, к ней прилегающей. И славно. Так что традицию древнюю мы со всей ответственностью подтвердили. Не стоит нарушать заветы предков. Убить могут.
Вывел нас сюда Граик такими партизанскими тропами, что у меня даже возникли серьезные сомнения в законопослушности дядюшки лорда Сагат’Ат. Ну скажите, зачем целому Магистру целого Ордена так хорошо знать освещенные, но безлюдные проходные дворы и площади со странными скульптурами явно нездоровых авторов. Как зачем? А пробежки, укрепляющие здоровье? А беседы при луне с адептами Ордена? Да мало ли что. Гулялось.
Во всяком случае, в эту кафешку Граик нас вывел, как по азимуту. Ни ветка не хрустнула, ни собака не гавкнула. Фигурально, конечно. Не случилось у нас по дороге ни собак, ни веток сухих. Тишина стояла. Какая-то прицеливающаяся.
А почтенного Магистра в заведении знали. Да так, что когда хозяин углядел, какой посетитель завернул в его ресторацию, лицо его непроизвольно вытянулось. Но репутация у Граика была, похоже, хорошая. Улыбку ресторатор состроил, когда в себя пришел, очень доброжелательную. Без дураков. Радостью сочился.