Страница 18 из 64
Марысенька скучала в Замостье, особенно в Парке (по-польски Zwiеrzyniеc), летней резиденции своего господина и супруга. Однако, она находила себе там, о чем свидетельствуют её письма [Переписка Марысеньки с Собесским была издана: письма до 1665 года Ключицким в Сборнике Краковской Академии наук (1880 -- 1881), остальные -- Гельцелем в Сборнике библиотеки Мышковского (1859)], множество самых разнообразных развлечений: охоту, верховую езду, даже фехтование, балы и маскарады, не считая забав, о которых можно только догадываться. Ян Собесский стал очень рано предметом одного из подобных развлечений.
Они уже встречались, как было сказано выше, понравились друг другу; быть может, даже обменялись теми клятвами, на которые так расточительны молодые люди, вероятно из сознания, что у них еще много времени впереди для того, чтобы не сдержать их. Но Собесский, по-видимому, еще не придавал тогда всему этому серьезного значения. Если в самом деле в глазах Марии де-Гонзагa он не был подходящей парой для её воспитанницы, то с своей стороны он не мог не видеть серьезных препятствий для своего брака с этой иностранкой, родители которой были неизвестны: темное происхождение, сомнительное воспитание, наклонности, способные вызвать тревогу, и все богатство -- в непостоянность покровительстве королевы. К тому же выступил Замойский во всем блеске своего громкого имени, своих бриллиантов и денег, и сразу затмил своего безвестного соперника. Последний появился теперь опять на сцене. Они были друзьями и военными товарищами. Земли их соприкасались на протяжении десятка миль. Соседи видались, встречались также и в Варшаве во время частых поездок туда пани Замойской.
Собесский был в полном расцвете своей мужественной красоты, той красоты, которая через некоторое время стала предметом поклонения всей Польши. Высокий, сильный, хорошо сложенный без преждевременной полноты, с немного грубыми чертами лица, выдававшими чувственность, которая в нем позже обнаружилась, но облагороженными природным и до известной степени унаследованным героизмом. "Мы родились", -- говорил он о себе и о своем брате Марке, "fortes ex fortibus" -- сильными из сильных; а великий Баторий, которому преждевременная смерть помешала исполнить свое назначение, выразился однажды о его деде: "Если бы судьба моей короны зависала от поединка, то я не пожелал бы лучшего противника". Этот предок положил начало той славе и счастью, которые с тех пор шли ускоренным темпом в роду. Отец Яна был уже в состоянии содержать на свой счет эскадроны, которым, благодаря роскоши их снаряжения, дали название "золотых гусар". С материнской стороны -- еще более славное происхождение: тут предком Собесского был тот самый гетман Жолкевский, который, вернувшись с Московского похода, привез в Варшаву в числе пленников самого царя и заставил провозгласить на его место сына короля Сигизмунда. Позже, будучи окружен турками при Цекоре, он приказал своей кавалерии спешиться, убил своего коня и умер на ногах, "stando, как подобает imperator'y". В силу особой привилегии в замке Жолкевских было разрешено чеканить монету из фамильного серебра для выкупа из плена сына, раненого рядом с отцом, а на могиле героя была начертана следующая надпись:
"Ехоnаrе aliquis nostris ex ossibus ultor".
Ultor -- этот ожидаемый мститель, появления которого требовала высшая справедливость, -- будущий освободитель Вены, родился 17 августа 1629 года в Олеско, орлином гнезде, в одной из долин Карпатов. Разразилась гроза, татарское вторжение угрожало замку, и залпы небесной артиллерии, перемешанные с дикими криками потомков Тамерлана, приветствовали его появление на свет так громко, что оглушили одну из женщин, оказывавших ему первые услуги.
Воспитание ребенка, предназначенного судьбой к великой роли, было таким, каким только могло быть при подобных условиях. Его мать, из семьи Даниловичей, внучка славного героя, побежденного при Цекоре, объясняла ему фамильный герб, изображавший щит, при помощи спартанского девиза: Vel cum hoc, vel super hoc -- или с ним, или на нем. В 1645 году Ян в сопровождены своего старшего брата Марка совершил путешествие по Европе, как это требовалось по традиции от аристократической молодежи страны. Программа путешествия менялась сообразно обстоятельствам. Так, объявление брака Владислава с Марией де-Гонзага предписывало, казалось, более продолжительное пребывание во Франции. Это внушило беспокойство отцу молодых Собесских, и он решил снабдить их подробной инструкцией, свидетельствующей об его опасениях:
"Что касается до разговоров с жителями этой страны, то я предупреждаю вас, как отец, и прошу per omnia sacra -- ради всего святого -- быть осторожными, как с огнем, так как это легкомысленная, беспокойная нация, plerumque -- больше чем -- несерьезная".
Обычай смешения языков, исказивший польскую литературу XVII и ХVШ веков, господствовал уже тогда во всей своей непривлекательности.
"Эти французы превращают всякий пустяк в вопрос чести и сейчас же готовы умереть из-за него или драться на дуэли. Самое скверное то, что все, и старые, и молодые, одинаково настроены. Они легко дружатся со всяким, но также легко и отворачиваются от него".
Помимо всего прочего, молодым Собесским рекомендовалось не играть в карты с этими опасными иностранцами и не вступать с ними в вооруженные столкновения. Во всем же остальном они должны были мириться с судьбой, утвердившей в данное время за этой "непостоянной и несерьезной нацией" неоспоримое первенство во всем христианском мире. "Французский язык превосходит итальянский и надо согласиться, что даже в латыни французам "принадлежит первое место" -- primas partes in stilo". Поэтому уроки риторики на берегах Сены фигурировали в программе путешествия. В области же искусству достигших не меньшего совершенства, путешественники предоставлялись себе самим. Танцы? Да, пожалуй, чтобы понравиться будущей королеве. Но впоследствии приятнее было бы видеть сыновей развлекающимися в битвах с турками или татарами. Музыка? Отчего же, если подобное шутовство доставляешь им удовольствие; но они, слава Богу, могли бы свободно обойтись и без неё.
Пребывание Марка и Яна в Париже продолжалось около года, от июня 1646 г. до мая 1647 года. Что за благоприятный случай для автора этой книги для того, чтобы превзойти господина де-Сальванди! Ян Собесский в салоне мадам де-Лонгвилль, подающий реплики Басомпьеру, Гонди и даже самой мадам де-Севинье; Ян Собесский в роли мушкетера короля, берущий уроки у великого Кондэ -- какой ряд пленительных картин! К сожалению, я испортил удовольствие себе и своим читателям злополучным употреблением чересчур точных дат. Даты -- это вечные и непримиримые враги легендарной истории. В 1646 г. мадам де-Лонгвилль покинула Париж, чтобы встретиться с своим мужем в Мюнстере; Соббесскому в то время было всего 17 лет и он не знал ни одного слова по французски. Затем у меня под рукой документ, -- о, эти документы, досадные разрушители живописующей истории! -- путевой дневник [Издан вместе с инструкцией в сборнике Ключицкого] одного из членов свиты, сопровождавшей молодых людей. Он до невозможности подробен и банален. Обязательное посещение памятников, паломничество в Венсенский лес (несчастный пишет: вместо Bois de Vinee