Страница 42 из 53
– Ты настоящий, или я и тебя создал из воспоминаний? – спросил Фирс и протянул руку к духу.
– Настоящий, – подтвердил юноша. – Только Натт не говори. Вы искали меня с Синдом. Зачем?
– Она страдает. Посмотри вокруг. Вот где она проводит все свободное время.
Фирс обвел руками поляну, но Квелд не разделял его переживаний.
– Это красивое место. Ты создал для нее убежище, – он коснулся призрачной рукой плода платана, который тут же лопнул, а семена рассыпались на землю.
– Только это убежище убивает её, заставляет прятаться от реальности и жить в иллюзиях, – возразил Хассел. – Отговори её, покажись ей. Тебя она послушается. Как давно ты приглядываешь за Мёрке?
Взгляд Квелда остекленел и призрак долго и мучительно смотрел в одну точку перед собой, словно вопрос волшебника заставил его пережить что-то болезненное, что он не хотел бы вспоминать.
– Я рядом с Натт с тех пор, как мое сердце прекратило биться. Я не мог и не могу уйти. Бросить её, перестать присматривать. Не сейчас. Она же моя малышка, Фирс. Я буду рядом столько, сколько потребуется, пока она и я не будем готовы расстаться.
– Вот почему Синд не встретил тебя на планах мёртвых… Кто ещё знает? – изумился южанин.
– Деард. Он слишком силён и близок к смерти, я имел неосторожность показаться ему. Но он будет молчать, я попросил.
– А Мёрке? Почему ты ей не открылся, она же ищет тебя, – недоумевал Фирс.
– Именно поэтому. Если она увидит меня, то не оставит своих губительных попыток. Просто скажи ей, что я всегда буду рядом, она почувствует и поверит тебе. Ты свет в её жизни.
– Свет, – горько повторил Фирс и призвал пламя, огненные языки покорно плясали у него на ладонях. – Свет, который ввергнет её во тьму сегодня.
Квелд сорвал лист платана, улыбаясь своим мыслями, а затем подул на него, и лист тут же полетел куда-то сквозь ночь.
– С ней всё будет в порядке. Пора, Фирс, освободи моё сердце, мне тоже непросто от этой связи. Натт поймёт. Обещаю. Тебя она любит сильнее, чем твоё дерево. Ты, кстати, уже второй раз даришь ей его на день рождения. Та лампа была хороша, но в этот раз ты превзошёл сам себя.
Хассел проглотил тяжёлый ком и повернулся к платану, украшенному ёлочными игрушками. Дерево покорно склонило крону, готовясь принять свою судьбу. Южанин вскинул голову к небу, чтобы хоть немного унять слёзы, а затем вытянул дрожащие руки, и пламя устремилось к Треонде, окутывая его безжалостным огненным вихрем. Разлетелись ярки бабочки, погасли светлячки, зелёная трава под ногами начала увядать, а горящие плоды срывались с ветвей, словно кометы.
Где-то в лесу раздался крик Мёрке, увидевшей яркое зарево, но её отчаянный плач быстро унесло ветром и заглушило треском пламени. Фирс устало опустил руки вдоль тела. Он и не думал уходить. Парень остался с Треонде до самого утра, пока не истлела последняя ветвь, а последний листок не сморщился, превратившись в золу. Хассел медленно подошёл к пепелищу и вытащил почерневшую сферу памяти. Он соскоблил ногтем со стекла копоть и с удивлением обнаружил, что артефакт был цел. Парень с облегчением вытер со щёк слезы, перемешанные с пеплом и позвал Виллму.
Пустынный барс недовольно оглядела своего перепачканного с головы до пят хозяина и явно не хотела везти его в таком виде в академию. Фирсу пришлось долго упрашивать свою любимицу, чтобы она сжалилась и не бросала его одного посреди зимнего леса.
Глава 20
Натт не ходила вместе со всеми на праздники. Не стала отмечать день рождения и даже подарки не вскрывала. Коробки так и лежали в углу спальни. Большая от родителей и Аби, бутылочка с чем-то подозрительным от Кренеса Льонта, книга от Гостклифа Анда. Синд грозился лично передать подруге свой подарок, а Фирс безуспешно искал встречи с некроманткой. Она же трусливо заперлась у себя в комнате и бесконечно разглядывала не желтеющий лист платана, в котором она поддерживала жизнь и не давала увядать, как пальцу Стига Моббера после происшествия в столовой. Полезный навык. Да и много ли нужно простому листику, чтобы оставаться вечнозелёным? Она взмахнула им, а затем провела себе по щеке, словно ладонью. Ладонью вполне себе конкретного человека. Только листок не передавал и тысячной части его тепла.
В груди все ещё саднило, но боль была другой, словно обещанный покой, наконец, начал побеждать ту безудержную бурю в душе. Треонде не было Квелдом. Синд рассказал ей все через дверь, умолял простить их за предательство во имя любви. Да она сама обо всем догадалась. Только не хотела верить, потому что ей было хорошо в той сладкой иллюзии, что помогла ненадолго вырваться из суровой реальности, и вновь побыть маленькой девочкой, сидящей на плечах у брата.
Фирс отчаянно пытался попросить прощения. Он даже наведался прямо в комнату отдыха факультета некромантии и призыва, наплевав на все былые предосторожности. Только Натт ему не открыла, нырнула под подушку и не слушала, что он говорит.
– Вставай, – строго скомандовала Эн Ню Вэн, когда Мёрке уже потеряла счет дням. Возможно, прошел всего один, а, может, даже весна наступила. Да кто считает дни?
– Мне и так хорошо, – лениво отозвалась Натт и накрылась с головой несвежим одеялом.
– Ну уж нет, – подруга сдёрнула его и нависла над хандрящей соседкой. – Ты мне обещала. Мои родители вот-вот приедут. Ты забыла?
Натт и правда запамятовала о своем обещании познакомиться с папой и мамой Эн Ню Вэн. Это словно было в другой жизни. В той, где она не чувствовала себя настолько разбитой и подавленной.
– Я только настроение всем испорчу, Эн. Зачем я вам? Это же семейные посиделки, а я... кто я? – Натт попыталась накрыться обратно, но подруга поджала губу и выглядела жутко обиженной.
– Ты обещала, Натт, – упрямо повторила она. – Я же ничего у тебя не просила, помогала по первому зову. Я так много хочу? А вдруг для меня ты тоже семья?
Мёрке стало стыдно. А ведь Эн Ню Вэн действительно ни о чем никогда не просила её, да и проблемами своими не делилась, а что-то сильно мучило её с самого осеннего бала и не отпускало. Только Натт была слишком занята собой, чтобы уделить время подруге.
– Я успею принять душ? – виновато спросила некромантка.
– Да, но только быстро. Мои родители очень пунктуальны и ценят каждое мгновение своей жизни. Я пока одеяло твоё в стирку кину. Воняет ужасно. И одежду тебе подготовлю. Сегодня морозно на улице, а ещё надо лошадей в сани запрячь. – засуетилась Эн. – Синд разрешит нам взять его Литу?
– Думаю, да. Я попрошу.
Прошел ровно год, с тех пор как Натт так же неслась на санях в Рискланд с братом, Синдом и целителем Кренесом Льонтом. Тогда она была слегка захмелевшей от пряного вина, потому что неугомонный Льонт всё-таки напоил самую частую посетительницу лазарета. Тот день был одним из лучших в её жизни: скрип под полозьями, ветер в лицо, специи на языке и разрывающиеся в небе салюты. В груди не было зияющей и ноющей пустоты.
Этого уже не вернуть и не повторить никогда. Только двигаться дальше. Открывать своё сердце чему-то новому, учиться отпускать и искать, чем залатать эту дыру.
Некромантка сегодня была предельно честна сама с собой, ей действительно стало легче после того, как Фирс уничтожил дерево, но простить парня она была пока не готова. Натт все ещё злилась и никак не могла отпустить ситуацию. Этим двоим для начала стоило поговорить с ней, объяснить всю ту чушь про сердце-филактерию и сферу памяти, а уж она всё бы поняла. Кто ещё испытывает такую символическую одержимость платанами, кроме Хассела? Тем более, в прошлом году во время турнира для первокурсников его этап испытаний был связан именно с этим растением.
Эн была непривычно молчалива и даже строга. Она то и дело разглаживала ладонями несуществующие складки на своём пальто, заправляла за ухо невидимую прядь. Её осанка изменилась, девушка словно длинную жердь проглотила и боялась пошелохнуться.
– Твои родители настолько суровые? – спросила Натт, когда Эн в очередной раз стянула со своих рук варежки и принялась разглядывать длину ногтей.