Гуль

Глава 5. Сначала не понял, а потом как понял

— Эй-эй! Полегче!

Очнулся я, стоя впритык к Серову. Тот сел на лавку, вжался в угол и вытаращил глаза.

— Больно!

Я опустил взгляд. Мои пальцы сжимали предплечье Бориса и оставляли глубокие белые борозды.

— Прости, — я вырвал у него пакет с булками и вышел из раздевалки.

Вечером этого же дня, когда я поломал всё неломающееся в своей квартире и погнул — всё негнущееся, сомнения исчезли. Со мной что-то случилось. Этот монстр что-то сделал со мной. Передал какой-то дар? Во всяком случае он так его назвал. Но если этот дар означает — стать таким же, как он, то… В животе забурлило. Я словил себя на мысли, что в последние несколько дней ни разу не избавился от чувства голода. Сколько бы я не съедал, голод никуда не девался и даже наоборот — усиливался. Живот часто урчал, побаливал, жалуясь на пустоту внутри. Я вспомнил слова твари, называющей себя Эгон: «голодный гуль — плохой гуль».

За следующие несколько дней на переменах в школе, во время уроков, по ночам и вечерам я прочитал всё, что мне удалось найти о гулях. Существам, впервые упоминавшимся в арабской мифологии, приписывали разные качества, разные истории появления, разные способности. Я перерыл всё, но так и не нашел информации о том, как снять это проклятье, чем бы оно ни было. А хуже всего было то, что несмотря на разные мифы и сказания, все они сходились в одном: гуль — каннибал, питающийся человеческим мясом, и только оно может утолить его непомерно растущий голод.

Шли дни. Голод усиливался. Эксперименты с перееданием я прекратил. В них не было никакого смысла. Сколько бы я ни съел, обычная еда ни на каплю не утоляла голод. Она проваливалась в желудок и бесследно исчезала. Примерно через неделю я начал чувствовать запах… Всё то, что раньше его не имело и было едва заметным, вдруг стало отчетливым и… Каждый человек: соседка, продавец в магазине, пассажир в автобусе, уборщица, учитель и одноклассники, все они теперь имели свои отличительные запахи. От осознания происходящего я часто просился выйти во время уроков. Ходил в туалет и выблёвывал темно-зеленую жидкость, напоминающую болотную воду. Меня рвало от осознания… Все эти запахи были съедобными. Одни сносные, другие влекущие, третьи — манящие и сводящие с ума. Запахи, от которых во рту скапливается слюна, урчит живот, закатываются глаза…

Изменение тела на время остановилось. К счастью, на теле не появлялись язвы, с лица не сползла кожа, язык не превратился в живущий своей жизнью орган, а руки не обзавелись когтями. Но это не значило, что изменения прекратились. Теперь со мной что-то происходило внутри. Временами мне сильно болело в разных местах, а затем боль проходила и наступало умиротворение. Ночью я иногда просыпался от непонятного шевеления. Внутри будто что-то перестраивалось. Вскоре я заметил, что у меня изменился прикус, а глаза, кажется, чуть глубже утопли в череп. Впрочем, возможно, мне так лишь казалось.

Всю следующую неделю я искал спасения. Обращаться ко врачам было бессмысленно, как и говорить об этом с друзьями. Я перепробовал все возможные ритуалы по снятию порчи, проклятия и сглазов. Я использовал записи из книг по мистицизму и эзотерике, которые удалось найти в интернете. Всего за неделю моя квартира превратилась в убежище чокнутого шамана-фанатика. В ней появились вещи, которых никогда раньше не было. Много вещей. Колбы с жиром животных, волосы парнокопытных, клыки, рога, клоки шерсти, лапки, карты, свечи, много свечей. Благовония, бусы, ножи, кинжалы, коробки с землей, камни, бутылки с водой и многое другое. Каждый вечер, возвращаясь домой, я садился за книги, а потом в ночное время (мистики и эзотерики, почему-то особенно его любили) проводил обряды, ритуалы, церемонии. Каждое следующее утро я просыпался и замирал в кровати, надеясь, что сработало. И каждый раз я чувствовал голод. Голод теперь был не просто неудобством, он был напоминанием… Напоминанием о том, кем я стал.

— Привет, мам. Нет-нет, всё нормально! Просто решил позвонить. Ну и что, что никогда сам не звонил, а вот сегодня решил. Как у вас дела? Ничего у меня не случилось! Нормальный голос… Точно… У нас тоже жарко. Ага. А на работе как? Ясно. А папа? Угу… Ну да… Всё нормально! Да… Ну, давай, пока. Люблю тебя мам, пока.

Я положил трубку и бросил телефон на стиральную машину. В ванной было тепло и приятно. Я снова включил воду, чтобы слышать её шум, и на миг даже подумал, что в воде не так чувствуется голод. Хотя, наверно, это была лишь слабость. Страх или желание отступить. Но отступать я не собирался. От одной мысли, что рано или поздно я не выдержу и кого-нибудь… Я взял с борта лезвие и поднёс к руке. Голодный гуль — плохой гуль, мертвый гуль — хороший гуль. Вонзил лезвие в кожу, углубил на сантиметр и полосонул вдоль руки. Повторил три раза, опустил руку в теплую воду, откинулся и закрыл глаза.

Очнулся я через пятнадцать минут и нашел себя лежащим в крови. Вода сделалась розовой, а на разных её уровнях, точно подводные течения, колыхались бордовые, а где-то и близкие к коричневому, кровавые волны. Я посмотрел на руку. От кисти вниз к предплечью тянулись четыре тонких белых шрама.

… … …

— Тебя не узнать! — сказал Серов и пнул меня кулаком в плечо. — Ауч! — он потряс кисть. — Чего у тебя там?

Серов потрогал моё плечо и убедился, что ничего там, кроме мышц, нету:

— Ты когда успел так подкачаться?

— Само как-то, — я пожал плечами и пошел в зал.

Демидова, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к стене, чтобы её лицо не видели, разговаривала с Вишней. Маша пожимала плечами и мотала головой. Её кто-то обидел? Вишневская что-то убедительно говорила, а затем заметила меня и помахала рукой.

— Привет, — махнул я в ответ и пошел к своему классу.

— Ну, раз ты пришёл последним, то с тебя и начнём, — сказал физрук.

— Что? — спросил я.

— Полоса сегодня, Кононов! Давай, на старт!

Кто-то ткнул меня в позвоночник. Я развернулся и увидел проходящего мимо Ёлкина. Ниже меня на полголовы, смуглый и жилистый с россыпью прыщей на лице.

— Вот сейчас мы и посмотрим, чего ты стоишь Кононов!

— Пошёл! — крикнул физрук.