Страница 50 из 68
– Очень красиво, – искренне восхитилась Клариса. – А сегодня вечером будет еще красивее. – Миллисент удовлетворенно кивнула:
– Я очень довольна. Очень. – Она вновь обратила взгляд к Кларисе и жестом указала в сторону маленького столика, заваленного листами бумаги: – Как вовремя вы у нас оказались. Мне очень хочется присесть, хотя, надо признаться, я должна оставаться здесь, чтобы присматривать за работой. Приказать принести нам чаю?
Кларисе выпал шанс помочь Миллисент, и она не могла им не воспользоваться.
– Отдохните, я все сделаю. – Она хлопнула в ладоши, привлекая внимание слуг. – Ваша хозяйка устала. Ей нужен чай и закуски. Принесите, пожалуйста, две чашки, она пригласила меня поучаствовать в чаепитии. – Клариса с удовлетворением наблюдала затем, как дворецкий, в свою очередь, щелкнул пальцами, и горничная с лакеем бросились выполнять задание. Опустившись в предложенное кресло, Клариса спросила: – У вас найдется минутка для меня и моего глупого любопытства?
– Для вас? Конечно. – Миллисент махнула рукой слугам, чтобы отошли. – Что вы хотите узнать?
Сейчас, глядя, в лицо сестре Роберта, Клариса даже не знала, что сказать. «Ваш брат меня любит»? О нет, только не это. Поэтому она начала издалека:
– Я никогда не была главной распорядительницей бала. Вы, наверное, ждете бала с приятным волнением?
– Приятным? – Миллисент, мягко говоря, удивило такое предположение. – Я как натянутая струна. Не представляю, как все это будет. Не знаю, как доживу до окончания бала.
– Но вам ведь нравится бывать на балах. Разумеется, в качестве гостьи.
Миллисент аккуратно сложила листы в стопку.
– Нет, я не люблю бывать на балах. Такого рода развлечения не для меня. Я чувствую себя на них некомфортно. – Миллисент подняла руку, предупреждая возражения Кларисы. – Я знаю, вы считаете, что я должна любить все эти балы так же, как их любите вы. Но вы красивы.
Клариса нашлась что сказать:
– Не так чтобы очень. Я маленького роста, ноги у меня короткие. – Она для вящей убедительности вытянула ногу. – Кожа у меня потемнела от солнца, и я ничего не могу с этим поделать, потому что мне приходится переезжать из города в город. Уши торчат, поэтому приходится начесывать волосы на уши и скалывать сзади. Но никто не замечает моих недостатков, поскольку я не предоставляю людям такой возможности.
Слуги принесли чай. Миллисент налила две чашки, добавила в них немного сливок и сахару и передала одну чашку Кларисс. Торопливо глотнув, она поставила чашку на блюдце.
– Что вы хотите этим сказать, ваше высочество?
– Всякий раз, отправляясь на празднество, я напоминаю себе, что я – принцесса, а также пытаюсь представить себе, будто я хозяйка бала и от меня зависит, чтобы каждый гость чувствовал себя уютно. Я представляю людей друг другу, при этом всякий раз нахожу что-то хорошее, что можно сказать, представляя того или иного гостя, а это, поверьте, не так-то просто – Клариса подмигнула Миллисент. – Я всегда нахожу минутку, чтобы поболтать с престарелыми леди. Они такие забавные, и я получаю от общения с ними массу удовольствия. К тому же всегда полезно заручиться хорошим мнением о себе тех, чье мнение считается авторитетным. И все, считайте, дело сделано: каждый уже чувствует себя счастливым и считает меня красивой.
Миллисент слабо возразила:
– Но ведь я не принцесса.
– Вы хозяйка, – многозначительно произнесла Клариса.
– Да, это верно. – Миллисент задумчиво пригладила выцветший подол платья.
Сделав глубокий вдох, чтобы набраться храбрости, Клариса приступила к главному:
– Но я искала встречи с вами не затем, чтобы утомлять вас разговорами о красоте.
Клариса прыснула, чтобы Миллисент не приняла ее заявления всерьез.
– Понятно. Итак, чем я могу вам помочь? – Миллисент пристально смотрела на собеседницу.
– Хотелось бы знать, была ли когда-нибудь у вашего брата… – Клариса глотнула чаю и едва не вскрикнула, потому что обожгла язык. – Интересно, была ли у лорда Хепберна… Ходили ли разговоры о…
– О помолвке? – догадалась наконец Миллисент.
– Да! Именно! О помолвке. – Клариса снова глотнула чаю, но уже осторожно, чтобы смочить пересохший рот. – Я подумала, что, возможно, мне стоит присмотреться к дебютанткам, чтобы увидеть ту, которая ему подходит, – торопливо пояснила она. И тут же смутилась. Ибо Миллисент не могла не понимать всю лживость и абсурдность подобного объяснения.
Клариса была влюблена в Роберта, а влюбленность и глупость – две стороны одной медали.
Но Миллисент даже глазом не моргнула.
– Я так не думаю, но спасибо, что спросили. Роберт ни к одной юной леди никогда не относился серьезно. Однако человек он весьма решительный. Он сам выберет себе жену, я знаю брата. В женщинах он ценит доброту и жизнерадостность. А вот приданое и отношения с ее родственниками Роберта нисколько не интересуют.
– Хорошо. Это хорошо. Я хочу сказать… – Господи, какой дурой она себя чувствовала! – Это хорошо, потому что он выглядит таким… одиноким.
– Да. Я постоянно за него переживаю, особенно с тех пор, как он вернулся с войны. Но за последние несколько дней он изменился к лучшему. Не хмурится, как раньше, и жизнь в нем бурлит. Признаться, я боялась, что больше никогда его таким не увижу. – Миллисент протянула Кларисе блюдо с угощением – Печенье?
– Нет, спасибо. – Усталость прошлой ночи внезапно начала сказываться, и Клариса едва одерживалась, чтобы не зевнуть. В глаза хоть спички вставляй. – Мне надо прилечь перед балом.
– Конечно. – Миллисент проводила Кларису взглядом. На губах ее играла улыбка. Выбрал ли Роберт себе невесту? Миллисент считала, что выбрал. Она также считала, что внесла свой значительный вклад в то, чтобы этот выбор состоялся.
Бальный зал был в полном порядке. Настало время привратникам переодеться в парадные ливреи, горничным – идти помогать дамам с нарядами и прическами, а повару приниматься за приготовление ужина. Но вначале… Миллисент поднялась и хлопнула в ладоши.
– Пойдите выпейте чаю. И помните, сегодня семейство Маккензи полагается на вас. На вас всех. А теперь поторапливайтесь!
Слуги пошли пить чай.
Миллисент с улыбкой смотрела им вслед. С помощью слуг и принцессы Кларисы, даст Бог, бал пройдет гладко. Миллисент чувствовала себя гораздо свободнее, чем обычно перед балом, хотя и не посмела бы притвориться принцессой.
За спиной у нее раздался голос Роберта:
– Миллисент, ты не поможешь мне?
Миллисент вздрогнула от неожиданности, стремительно обернулась и прижала руку к груди.
Он был одет скромно, как простой помещик, в коричневый твид и черные сапоги. Взгляд у него был прямой и пристальный, выражение лица – серьезным.
– Разумеется, помогу. Выполню любую твою просьбу. – Миллисент обвела взглядом пустой зал и сказала: – Пойдем в мою гостиную. – И повела его в небольшую комнату, выходившую окнами на восток.
Хепберн жестом пригласил сестру сесть на диван и сел рядом с ней. Наступило неловкое молчание.
Как бы поступила принцесса? Предложила бы свою помощь. Миллисент набралась храбрости и спросила:
– Роберт, что у тебя случилось? Я непременно тебе помогу, если это в моих силах.
Он встал и пристально посмотрел на нее.
Что-то она сегодня слишком храбрая.
– Если, конечно, ты готов принять мою помощь.
Роберт хотел взять ее за руку, но не посмел и убрал руку. Тогда Миллисент схватила его руку и пожала.
– Я всегда рада тебе помочь.
– Ты и в самом деле мне помогаешь. Постоянно. Ведешь хозяйство, после смерти отца весь дом на тебе. – Роберт с горечью усмехнулся. – Ты растила Пруденс после моего отъезда, и я не настолько глуп, чтобы думать, будто отец тебе в чем-то помогал.
Миллисент никогда не жаловалась – никому нет дела до повседневных забот старой девы.
– Мне было не так уж трудно. – Роберт пропустил ее ложь мимо ушей.
– Каким ужасным человеком был отец! – Миллисент и Роберт сидели рядом, глядя прямо перед собой. Оба хорошо помнили человека, который постоянно портил им жизнь. Отец был солдафоном, отдавшим службе в армии многие годы. Он получил дворянский титул случайно, в результате целой серии несчастий с прямыми наследниками. Он был совершенно не подготовлен к той ответственности, которую налагает привилегированное положение в обществе и богатство, но в то же время хорошо понимал свой долг перед семейством Маккензи. Он должен был продолжить род. Он женился на матери Роберта, девушке из знатной, но обедневшей семьи, бесприданнице, и результатом регулярного выполнения Хепберном-старшим супружеского долга стало шесть беременностей его супруги. Три из них закончились выкидышами. Она умерла, рожая Пруденс, и Миллисент горько оплакивала смерть матери, ибо мать была единственной защитницей детей, она одна стояла между детьми и их отцом. Разумеется, отец счел слезы Миллисент проявлением слабости и воспринял их с раздражением и досадой.