Страница 76 из 79
Глава 22
Попрошайки у ворот были в том же составе: калеки, женщины с младенцами, босоногие оборванцы. Вот только той женщины, которая могла быть Элайной, среди них не было.
Я направился к ним, к тому месту, где она сидела в последний раз.
Один из калек — старик с деревянной ногой сразу меня узнал и расплылся в широкой улыбке, обнажив гнилые коричневые зубы.
— Господин! Вы так добры к обездоленным! — он явно решил, что я снова решил дать милостыню.
Остальные попрошайки впились в меня заинтересованными хищными взглядами.
— Тут в прошлый раз сидела женщина, знаешь, где она? — обратился я к безногому.
Мой вопрос вызвал у него разочарование.
— Немая Айна? — спросил он с явным недовольством, покосившись на свою соседку — толстую женщину с уродливым шрамом вместо левого глаза.
Я задумался. Немая Айна. Эл — Айна. Теперь все больше походило, что эта нищенка именно та, кого я ищу.
— А на что она вам сдалась? — спросила сварливо одноглазая, плохо скрывая то ли зависть, то ли раздражение.
— Личное дело у меня к ней, — сказал я и достал из кармана серебряный: — Дам монету тому, кто скажет, где она.
Произошло нечто странное. Я был уверен, что уж за серебряную монету мне не только расскажут, где Эл, но еще и проведут к ней. Но не тут-то было.
Вся толпа нищих как-то резко замолкла, они начали обмениваться странными нерешительными или даже затравленными взглядами. Дети и вовсе резко двинулись с места и направились в сторону рынка, попутно что-то тихо обсуждая и умудряясь клянчить деньги у прохожих.
Все это настораживало.
— Что с ней? Она жива? — я уставился на одноглазую бабищу. Учитывая ее гонор, вероятно, она здесь всеми заведует. И я уже начал догадываться, в какой кошмар вляпалась Эл.
— Да жива она. Жива. Чего орешь? — недовольно протянула одноглазая, а затем нехорошо уставилась на меня: — Ты вот только скажи, что тебе надобно от нее, а мы тогда и подумаем, стоит тебе говорить за нее или нет. Может ты помешанный и решил бить ее, или чего хуже — надругаться.
— Она моя мать, я хочу забрать ее домой, — сказал я.
Бабища громко и нарочито наигранно прыснула со смеху.
— Сын! Вы поглядите! — звонко и возмущенно шлепнула она себя по толстым бедрам. — Родственничек объявился! А где же ты раньше был? А, сын? Твоя мамка чуть с голоду не померла! А мы ее выходили, приютили. Теперь мы ее семья, выходит! Усек? Проваливай давай! Тебя, виреборнийского подонка, издалека видать. Наша Айна не из Виреборна.
Я спокойно выслушал ее вопли и только хотел было ответить, как в разговор вклинился одноногий:
— А что ж ты сын сразу-то не признал мать? — зло сощурив глаза, поинтересовался он. — Ты ведь к ней подходил в прошлый раз. И что? Не узнал? А почему же? А потому что нет у Айны никакого сына! Никого нет. Понял? Она сама нам сказала!
— Немая и сказала? — проигнорировал я его визг, здесь что-то явно не сходилось.
Одноногий агрессивно скривился и потянулся к деревянной ноге, явно желая снять ее и использовать как оружие.
Я словно бы невзначай раздвинул плащ и положил руку на рукоять меча.
— Не советую, — холодно предупредил я.
Одноногий и бабища покосились на стражников у городских ворот. Неужели собираются звать на помощь?
Нет, драться с калеками или объясняться с городской стражей в мои планы никак не входило. Поэтому я решил поступить иначе.
— Дам десять золотых, если отведете меня к ней, — сказал я.
Бабища как-то странно сверкнула глазом, а затем заглянула мне за спину.
Одна из женщин с младенцем, который, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, был просто искусно сделанной куклой, резко двинулась с места и направилась вдоль улицы, пока не скрылась в подворотне.
— И что это значит? — поинтересовался я у одноглазой. — Неужели вам не нужны десять золотых?
Она зло зыркнула и сердито проговорила:
— Засунь себя в зад свои десять золотых. Айна за неделю приносит в два раза больше.
Ну, теперь мне окончательно стало ясно, что происходит. А еще я понял, что одноглазая едва ли главная. У попрошаек есть хозяин. А еще догадался, куда так быстро шмыгнула женщина с куклой. Потому без промедления двинулся следом под недоумевающие взгляды попрошаек.
Быстро я нагнал женщину, которая уже не притворялась, а несла куклу как сумку с продуктами. Слежки она не замечала, слишком спешила, петляя укромными улочками и то и дело сворачивая в закоулки.
В конце концов, она привела меня в квартал, где жили зажиточные горожане Агармы. Возле одного из домов с высоким каменным забором, из-за которого едва виднелась высокая черепичная крыша, она и остановилась. Женщина занесла руку, чтобы постучать в ворота, но прежде чем это сделать, вдруг задумала осмотреться.
Мы встретились взглядами.
Перепугавшись, она громко затарабанила в дверь, а я быстро двинулся к ней.
В тот миг, когда я оказался рядом, ворота чуть приоткрылись и женщина только было хотела шмыгнуть внутрь, как я, резко ухватив ее за плечо, отодвинул и протиснулся в проход сам, попутно вытаскивая меч.
Я сразу преодолел несколько метров от ворот, чтобы застать находившихся во внутреннем дворе врасплох, а заодно выиграть для себя время и успеть оценить обстановку. И сделал я это явно не зря, за воротами топтались двое крепких парней в легких латах и при оружии. Мое вероломное вторжение для них явно стало неожиданностью.
— Ты чего, ошарганел? — быковато спросил один из них и начал тянуться к мечу.
В этот же миг во все еще не закрывшиеся ворота протиснулась женщина и завопила:
— Он виреборниец, ходил и расспрашивал про нашу Айну! Он явно задумал скверное! Денег предлагал! Работать мешал! Вынюхивал все!
Лица парней в мгновение приняли суровый враждебный вид. Медленно они двинулись на меня.
— Мне бы не хотелось вас убивать, я просто пришел забрать свою мать, — спокойно произнес я, нарочно не занося меч, а держа его в расслабленной руке. — Позовите вашего главного — уверен, мы сумеем договориться.
— Договориться ты сможешь с крысами в подвале, виреборнийская сволочь, — ответили мне, и оба парня уже более уверенно двинулись на меня.
Приблизиться я им не позволил.
Резкий выпад и взмах меча и один из парней лишился руки, которую уже занес, чтобы атаковать. Второй даже не успел понять, что произошло — четкий выверенный порез прямо по подколенному сухожилию уложил его корчиться от боли на землю.