Страница 10 из 32
Какое-то время милорд не осмеливался нанести последний удар, способный уничтожить меня. Но моя поддержка, оказанная его брату, – главному противнику в военном противостоянии, стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Желал ли он моей смерти настолько, чтобы сожалеть впоследствии о постигшей неудаче? Или мое «воскрешение» принесло не сожаление, а облегчение? Тогда почему он снова тратит время и силы, чтобы уничтожить меня?
Однажды милорд сказал, что я сильная, но он дойдет до того предела, за которым его ждет либо моя покорность, либо моя смерть. Он всегда получал то, чего добивался. Я потеряла все, что было мне дорого; я лишилась того, кого любила; я осталась одна и меня некому даже утешить. Я не знаю, какую смерть он приготовил для меня. Будет ли она скорой и безболезненной или нет. Но одно не дает мне покоя. Снова и снова я спрашиваю себя – правильно ли я поступила, стоила ли жизнь Алекса жизни милорда, стоит ли его жизни моя собственная, и так ли невозможен выбор, при котором несколько жизней меняются на одну единственную – жизнь милорда?
Я задаю себе эти вопросы и возвращаюсь в своих воспоминаниях к прежней жизни, которая кажется мне такой нереальной и далекой, что я начинаю сомневаться в ее существовании…
Мое детство и юность были бесконечно долгими. Окружающий меня мир часто соединялся с миром книжных героев и подвигов, делая его настоящим. Я жила в двух разных, но параллельных вселенных, и они воспитывали меня больше, чем мои собственные родители. Мне казалось, что я проживала несколько жизней одновременно, и это удлиняло прожитые годы, которые не имели своего значения, поскольку их количество не совпадало ни с моей внешностью, ни с моим умом, ни с приобретенным опытом. И в этом было свое преимущество, использовать которое мне приходилось, но я никогда не манипулировала людьми.
Вместе с тем, несовпадение возраста и ума породило одиночество, ибо, несмотря на все мои усилия, мои глаза, как и мой длинный язык, не могли скрыть истинного облика, не совпадающего с тиканьем биологических часов. Я была «слишком умной», но мне не было одиноко.
Когда мне исполнилось двадцать три года, милорд вторгся в мою жизнь долгим и мучительным сном, события которого надолго отпечатались в моем сознании. Мне снилось, что я иду к огромному черному замку по узкой лесной тропинке, и ночная прохлада пыталась согреться, прижимаясь к моим обнаженным плечам. На пути к замку меня сопровождали две серые тени, неслышно скользившие вдоль тропы, и я затруднялась ответить сама себе, были ли они людьми?
Замок неумолимо приближался и тяжелые черные облака проплывали над ним с огромной скоростью. Они торопились покинуть это страшное место и убегали, даже не оглядываясь, рождая во мне страх и беспокойство. В моем собственном сне я вдруг потеряла власть над своей душой, оцепеневшей и затаившейся перед неведомой опасностью.
Я приблизилась к замку и вошла в него, и две тени последовали за мной, а затем остановили меня в огромном пустом зале с высокими потолками и черными колоннами, идущими вдоль стен. В этом зале я впервые увидела милорда. С первого мгновения, когда встретились наши глаза, я поняла, что затаившаяся в них тьма способна увлечь меня за собой, утянув на самое дно бездны, где протекает река скорби и вечного забвения.
Миллионы душ подчинены течению этой реки, но их молчание – не искупление, а осознание собственной судьбы, влекущей их к неизбежному небытию. Ничто, которое никогда не вернется к жизни.
В моем сне милорд не казался мне человеком из плоти и крови, существующим в реальной жизни, а воспринимался хозяином этой реки, обладающим способностью разрушать и уничтожать все живое. Во сне я вдруг отчетливо поняла, что моя настоящая жизнь находится в его руках и я могу никогда не проснуться.
Глаза милорда поглотили меня. Бесконечная ночь пряталась в них, не позволяя выжить даже свету далеких звезд. И они были такими же холодными, как и его красота – гордая и совершенно невыносимая в своем высокомерии. Но он чувствовал холод и кутался в длинный плащ, накинутый на плечи, и это сделало его настолько реальным, насколько реальным могло быть любое человеческое существо, посещающее наши сны.
Я не могла не смотреть в глаза человека, стоявшего напротив меня, но мне хотелось скрыться от них и никогда больше в них не заглядывать. Мы смотрели друг на друга и холод в моей груди, как и страх в моем сердце, становились все сильнее, потому что я ощущала силу милорда и начинала понимать, сколь гибельна она для меня. Подобное знание сродни тому, что рождается в нас при виде незнакомого оружия. Мы не знаем его названия, мы ничего не знаем о нем, но совершенно точно знаем, что оно создано убивать, и рождено с единственной целью – разрушать.
Милорд продолжал смотреть на меня и в этом немом поединке я стала проигрывать. Страх превращался в какой-то необъяснимый мистический ужас, постепенно охватывающий меня, словно я находилась в абсолютно темной комнате, ничего не видя и не слыша, лишь ощущая рядом присутствие чего-то настолько враждебного, что разум ретировался и признавал свое поражение, не в силах объяснить порожденный тьмой ужас.
Я первая закрыла глаза, пытаясь обрести спокойствие, совершенно не подозревая, что прежняя жизнь покидает меня вместе с последними остатками моего мужества. И когда он подошел ко мне, мой страх победил все остальные эмоции. Я даже не понимала, что все происходящее является сном.
Его прикосновение заставило меня открыть глаза и снова посмотреть на него. Мне не было больно, но мои усилия, прилагаемые для того, чтобы не рухнуть на колени к его стопам, были слишком очевидны. И это поразило его и заставило нахмуриться:
– Вы очень сильная… – Слова впечатались в мозг, хотя он говорил негромко, почти шепотом.
Его ладони легли на мои плечи, а затем сдавили кости так, словно пытались сломать их. Темные, непроницаемые и пугающие глаза смотрели, не мигая.
– Мне казалось, что нежность делает вас слабой, но я ошибался! – Голос эхом отражался от стен зала и проникал не только в мои уши, но и в мое сердце.
Слова милорда пугали и страх побеждал мою душу. Его пальцы причиняли мне боль, впиваясь в кожу и мышцы, словно острые ножи. Но физическая боль была ничем по сравнению с той болью, в которой корчилась моя душа. Осознание того, что зло имеет определенные формы, и уже не является абстрактным понятием писателей и философов, потрясло меня сильнее, чем его болезненное прикосновение. Ужас от его присутствия и необходимость собрать всю свою волю, чтобы не быть поглощенной тьмой в его глазах, замедлили мою реакцию на боль и сковали неподвижностью мое тело.
Он продолжал говорить. Его голос мне нравился и я чувствовала себя живой, пока он говорил, хотя смысл его слов пугал и тревожил меня.
– Впервые мне стало трудно дышать во время войны между мною и правителем Элидии. Словно чужое дыхание отнимало у меня мое собственное. Потом вы стали приходить ко мне в моих снах. Каждый раз, когда вы смеялись, я ощущал вашу радость. Когда боль касалась вашей души, она прикасалась и ко мне тоже. Я потерял покой и ненавидел вас за это! – Его голос был тих и спокоен, но я чувствовала скрытую ярость, даже ненависть, от которой меня замутило.
Но самое странное – я понимала его! Я была чужаком, завладевшим частью его жизни, тщательно оберегаемой и закрытой для всех и вся. Мое внезапное вторжение могло вызвать лишь одно желание – уничтожить незванного гостя. Было странным ощущать эмоции незнакомого мне человека, словно они принадлежали и мне самой.
Мы смотрели в глаза друг друга, и сон увлекал нас все дальше и дальше. Колонны в зале исчезли, и каменный пол под ногами сменился маслянистой и черной водой, заливавшей безжизненную землю среди мертвых камней. Ни единого деревца, ни травы, ни цветов – только черная вода и серые камни.
Вода прибывала так быстро, что за несколько минут покрыла все вокруг и увлекла меня на самое дно, заливая легкие, проникая в уши, разъедая глаза. Я тонула в ней и одновременно видела милорда со стороны, стоявшего на огромных серых валунах и равнодушно взирающего на мои тщетные усилия выплыть и выжить. Но затем он протянул мне руку, вытянул из воды и я пришла в себя, избавившись от фантазий в моем собственном сне.