Страница 17 из 30
– Что это за клоунада, Дань? – выпаливаю, едва оказываемся на террасе. – Зачем он на ней женится? Любит? Скажи?!
Шатохин растерянно пожимает плечами и как-то виновато отводит взгляд.
– Я сам ни хрена не понимаю, Сонь, – толкает после паузы. – Не любит, конечно. Говорит, что… – вздыхает. – Так, мол, надо. Какие-то свои планы строит.
Кажется, что знает больше. Всего не рассказывает.
Надо! С ума сойти!
– Он… Он нашел Христова? Скажи, пожалуйста! Я никому не выдам… Жизнью клянусь!
Даня отворачивается. Долго молчит. Но я и без слов догадываюсь, к чему все идет.
– Нашел. И все узнал, – обрушивает Шатохин, наконец. – Только это уже неважно теперь, понимаешь?
Не понимаю. Но зачем-то киваю.
Сердце обрывается. И пропадает. Не чувствую его. Совершенно. В груди – свистящая пустота.
Как я еще стою на ногах? Сама удивляюсь!
– А ты как? – заставляю себя переключиться. – Как у тебя дела?
– Порядок.
– Ладно… – пожевав губы, шумно втягиваю носом воздух. – Пойду.
– Подожди… – тормозит меня Шатохин, прихватывая пальцами у локтя. – Я хотел сказать, Сонь… – впервые вижу, чтобы слова ему так трудно давались. Хотя, возможно, мне так только кажется. Потому как у самой сознание подтормаживает. – Дай ему какой-то сигнал, что остался шанс… Что, блядь, готова когда-нибудь его простить…
– Ты не знаешь, что он сделал! – выпаливаю задушено.
– Знаю! – перекрывает мой крик Даня. Не нужно никаких слов, чтобы догадаться – осуждает Сашку. И при этом, не добавляя аргументов, смеет требовать: – Дай ему сигнал.
И уходит.
Я закрываю глаза. Долго к себе прислушиваюсь. И все, что чувствую, это фееричное возвращение сердца. Оно устраивает внутри меня настоящий фестиваль песен, салютов и акробатических плясок.
Полторацкий одобрил бы Данин совет. Но я сама… Чего хочу я?
Осознаю лишь то, чего точно не хочу… Чтобы Георгиев женился на Владе!
Дверь на террасу открывается. В стремлении продлить свое одиночество, машинально сбегаю по ступенькам вниз и, прижимаясь к стене, прячусь за удушающе ароматными кустарниками жасмина.
– Зря вы помешали ее устранить, – в этом истеричном шепоте тяжело узнать идеальную Владу Машталер. Сомневаюсь, пока она не продолжает чуть более спокойно: – Папа бы все решил правильно. Ваш же план не разорвал их связь.
– Закрой рот, – припечатывает Людмила Владимировна, не особо церемонясь с этой Барби. – Ни я, ни мой сын никогда не будем замешаны в подобном!
– Но…
– Я сказала, успокойся. Не пори горячку, Влада. Не заставляй меня в тебе разочаровываться. Это что, вообще, за истерики? Ты как себя ведешь? Ты же леди! Не дворняга какая-то, чтобы срываться в паническую атаку, едва только замаячили проблемы. Эта девчонка лучше тебя держится! Где это видано? Расстраиваешь меня, Машталер!
В моей голове не рождается ни единой здравой мысли. И эмоций, впрочем, тоже не возникает. Оцепенев, временно превращаюсь в популярную здесь бездушную статую.
– Людмила Владимировна… – продолжает ныть Влада. – Алекс после прошлой их встречи отдалился… Совсем… И сейчас эта дрянь снова здесь!
– Ну, он ведь сделал тебе предложение. Не ей!
А вот это больно. Колет за грудиной спицей и, протыкая сердце насквозь, пускает по ребрам и лопаткам литры крови.
– Все равно… Людмила Владимировна… Мне страшно… Я чувствую, что теряю его…
– Успокойся, сказала! Дикость, как жалко сейчас выглядишь. Позорище. Перестань тарахтеть! Это все бессмысленно. Просто дыши. Давай, со мной, – слышу, как они какое-то время на пару циркулируют воздух. – Вот так. Умница.
Я сама практически не дышу. Пока эти стервы находятся рядом, испытываю затруднение в работе всех систем жизнедеятельности. Кажется, откинусь раньше Влады. А меня ведь никто не примчится спасать.
Зачем я во все это ввязалась? Зачем?!
Даже если удастся упрятать за решетку всех этих оборотней, мне легче не станет. Альтруизм – дело благородное. Но если ты при этом губишь свою собственную жизнь, то кто в итоге побеждает? Да и… Что, если Саша теперь во всем этом тоже замешан?
Пока я пытаюсь нормализовать дыхание и выровнять сердцебиение, на террасе, как на театральной сцене, происходит новая рокировка.
Дамы исчезают, и появляется мужчина.
Я вижу лишь тень и слышу, как часто и глубоко он затягивается, распространяя по ночному воздуху табачный дым, и только поэтому идентифицирую его личность.
Отстраняюсь от стены, будто кто-то в спину толкнул. Сердце при этом, кажется, приклеенным на крови там остается. Взбегаю на террасу. И задыхаюсь, едва сталкиваемся с Сашей взглядами.
«Дай ему сигнал…»
Не могу.
Если он так не понимает, то и не стоит… Срываю с запястья браслет.
«Я буду беречь его всю жизнь, Саша…»
Еще два шага… Самых трудных.
Резкий вдох под прицелом его безразличия. Дрожащий выдох. И, наконец, я протягиваю последнюю вещь, что нас связывала.
– Забери. Мне больше не нужно.
– Оставь, – хрипит он и едва заметно сглатывает. – Мне тоже без смысла. Я думал, ты тогда еще выбросила.
– Не смогла… – признаюсь неожиданно.
Рука с браслетом безвольно падает вниз. Прячу ее в складках платья, чтобы скрыть дрожь.
– А теперь можешь? – спрашивает так спокойно.
Я же… Выплескиваю полную бурю своих эмоций.
– Ты женишься!
Трясет меня нещадно. Взгляд застилают слезы.
Но…
Саша будто бы тоже передо мной пошатывается.
Моргаю спешно.
И…
Ничего. Та же маска.
– А ты трахаешься с Полторацким. По любви, как сама сказала.
Закусываю губы так сильно, что кровь ощущаю.
Вздыхая, всхлипываю. Но тут же беру себя в руки. Сжимаю ладони в кулаки. В ту, где браслет, ощутимо больно впивается чертово золото. И снова я вгрызаюсь зубами в губы, чтобы скрыть их дрожь. Качаю головой, когда кажется, что мир к чертям улетает.
– Дурак ты, Саша… – выдыхаю отрывисто.
Кладу браслет на широкое ограждение террасы и уношусь прочь.