Помещицы из будущего

Глава 19

Оставив женщин проводить профилактическую беседу с Марфушей, мы потопали обратно, чувствуя удовлетворение от содеянного. Ванька бежал за нами, стегая хворостиной высокую траву, и напевал какую-то песенку.

— Барышнечки, а барышнечки!

— Чего тебе? — я посмотрела на него через плечо.

— А вы Марфушку замуж отдайте. И пущай за ней ейный мужик смотрит, — выдал мальчишка с радостной улыбкой. — А то сполнится ей осимнадцать лет, и что? Кому она нада будет?

— Значит, мы с тобой уже никому «не нада», — подруга вдруг начала хохотать. Да так весело, что я тоже закатилась, а следом и Ванька. Таня дала ему легкий подзатыльник и, смеясь, спросила: — Ты-то чего?

— Вы смеетесь и я! — мальчишка показал нам свою щербину в широкой улыбке. — Раньше-то говорили, что на людях смеяться аль плакать нельзя, а сами хохочете!

— Еще чего нельзя? — я не переставала улыбаться, слушая забавного Ваньку.

— Чего, чего… зевать, чихать, а когда ешь, нельзя рот широко открывать, — перечислил он и, сложив губы трубочкой, сделал вид, что жует. — Вот так надо.

В усадьбу мы вернулись с хорошим настроением, несмотря на неприятное происшествие.

Таня предложила не вмешиваться в воспитательные процессы и наконец-то отправиться на огород. Рассада тоже требовала внимания.

Слуги уже очистили территорию, на которую я им указала, от прошлогоднего мусора, остатков сорняков и растительности. Я окинула взглядом довольно приличную кучу и решила, что все это нужно измельчить для мульчи, а кое-что заложить в компост. Вот корни сорняков стоит выбрать из основной массы и сжечь, а золу использовать в качестве удобрения. Уже были разбиты грядки, к которым у меня совершенно не было претензий. Их ширина была примерно сантиметров семьдесят, что для меня выглядело идеальным вариантом, потому что за более широкими грядками ухаживать достаточно трудно. До середины приходится тянуться, а для обработки противоположной стороны и вовсе обходить грядку. Расстояние между ними тоже оказалось в пределах нормы — около шестидесяти сантиметров. В общем, я была довольна проделанной работой.

Мы с Таней воткнули колышки в те места, где должны были располагаться кувшины для капельного полива, и мужчины принялись закапывать их. Естественно это вызывало недоумение у слуг, но спрашивать что-то у нас они уже остерегались.

Когда и с этим было покончено, мы взялись за посадку рассады, не забыв набрать для этого случая несколько ведер перепревшего навоза.

Мужчины носили воду, а мы с подругой и несколько женщин, стоя на коленях, устраивали купленных на рынке зеленых красавцев на постоянное место жительства. Когда последний саженец был высажен, я с чувством гордости оглядела результаты нашей совместной работы.

— Всем большое спасибо за помощь! — сказала я, улыбаясь удивленной дворне. Видимо, их очень редко благодарили за то, что они делали. — А теперь можете отдохнуть. Завтра продолжим.

— Хорошо, барышня. А завтра к чему готовиться? — спросил мужчина с окладистой бородой. — Картоху, что ли, сажать станем?

— Станем, — подтвердила я. — С самого утра и начнем, пока солнце не жарит. Ваша работа притащить на огород много соломы. Понятно?

— Да, барышня, — закивали люди, уже не удивляясь нашим распоряжениям. — Сделаем…

Мы с Таней вымыли руки прямо на черном дворе, умылись и только собрались пойти в кабинет, чтобы еще немного порыться в бумагах покойного хозяина, как услышали со стороны аллеи стук копыт. Кто-то подъезжал к усадьбе.

— Надеюсь это не Потоцкие, — проворчала Таня, останавливаясь у фонтана. — У меня нет ни сил, ни желания общаться с этой ненормальной семейкой.

Но к нашему облегчению во двор въехала коляска доктора. Похоже, местный эскулап приехал справиться о нашем здоровье.

Иван Тимофеевич увидел нас, и его круглое лицо расплылось в улыбке. Он спустился на землю и направился в нашу сторону.

— Софья, Елизавета! Рад видеть вас в добром здравии!

— Здравствуйте, Иван Тимофеевич, — поздоровалась я, а Таня просто кивнула, стараясь улыбаться как можно приветливее. — Вашими молитвами.

— Ничего не беспокоит? — доктор внимательно посмотрел на каждую из нас. — Может, голова болит? Кружится? Обмороков не случалось?

— Нет, все в порядке, — заверила я его. — Не болит и не случалось.

— Хорошо… хорошо… — он несколько раз кивнул, а потом его взгляд устремился куда-то в сторону. — Аглая Игнатьевна, дорогая!

— Иван Тимофеевич! Хорошо, что заглянули к нам! — нянюшка шла со стороны черного двора, отряхивая юбку от прилипших к ней травинок. — На барышень взглянуть приехали?

— И на них тоже! — доктор как-то странно посмотрел на нас, а потом взял нянюшку под руку. — Пойдемте-ка, угостимся вашей настойкой, Аглая Игнатьевна!

— Да завсегда пожалуйста! — она оглянулась и многозначительно поиграла бровями, видимо, намекая на наш непрезентабельный вид. — Прошу в дом!

Они скрылись за дверями, а мы с Таней переглянулись.

— Ты видела, как он посмотрел на нас? — подруга нахмурилась, а потом кивнула на дом. — Нужно послушать, о чем они говорят. Я так понимаю, что здесь никто барышень особо не праздновал, за дурочек считали. Нужно держать ухо востро, Галочка… иначе нам здесь не выжить.

С этим я не могла не согласиться.

Мы тоже вошли в дом и сразу направились в гостиную. Стараясь не шуметь, я прикрыла дверь и показала пальцем на столовую, откуда слышались голоса.

— И что же, неужто барыня решилась на такое? — голос нянюшки звучал взволнованно. — Может, вы не то услышали, Иван Тимофеевич?

— Да ну что вы! Я все прекрасно слышал! Барыня Потоцкая рассказывала вдове Рублевой, что обратилась к городскому голове, чтобы он посодействовал! Мол, нужно в суд пойти и сказать, что девицы Засецкие одни остались, а барышням в таком возрасте опасно своею жизнею самовольно управлять! Посему голова в суде должен предложить ее как попечителя. Барышням двадцати одного года нет, а значит, не могут они сами справляться со всеми невзгодами. А Потоцкие всю жизнь с Засецкими соседями были и дружили крепко…

— И чего это? Как это? — Аглая Игнатьевна понизила голос, и нам пришлось напрячь слух. — Разве Елизавета и Софья не имеют права своим имуществом управлять?! Для этого им чужой человек нужен?!