Омут

— А зачем мы тогда Кощея отпустили? Он же спец! — хмыкнул Ночка. — Значит, свежеиспеченный кошатник, это у меня синдром спасателя? Ладно, давай за школой посмотрим.

— Ну вот видишь, — хохотнул День. — Твой синдром снова в деле!

— Я просто покурить хочу, — фыркнул Ночка.

— Ты же вроде бросал? — заметил День.

Он не одобрял вредную привычку друга. От его куртки потом тоже несло сигаретным дымом, и Белая мама уже несколько раз устраивала обыск. А кому понравится, когда шарят по карманам и рюкзаку?

— Брошу в следующей школе, — отмахнулся Ночка.

Друзья зашли за угол. Сначала в глаза Демьяну бросился гордый Лешка с улыбкой до ушей. Потом он перевел взгляд на девчонку. Это была одноклассница брата Лиля, а Ночка звал ее как-то смешно, кажется, Аукой, и говорил, что она дух пустых школьных коридоров. Сейчас дух прыгал вокруг Мурки-Найденыша, пытаясь вовлечь кошку в игру конфетным фантиком, но та сидела равнодушно и лишь поглядывала на блестящую обертку, маячащую перед глазами.

— Собрание наших питомцев, — хмыкнул Ночка.

День фыркнул:

— Брата моего, чур, ты бери! Мне хватит и кошки.

— Вот еще, — хмыкнул Ром и позвал девочку: — Ау!

Аука отвлеклась от игры, вскинула голову так, что капюшон упал на плечи, и радостно откликнулась:

— Ау!

Ну хоть обниматься не побежала, заробела перед Днем. Ночка не любил все эти нежности, его они смущали. Аука каждый раз норовила быстро прижаться к нему, прикоснуться, потрогать, пока он не увернулся, не оттолкнул.

— Как дела? — дежурно спросил Ночка.

— Хорошо! — отрапортовала Аука.

— Хорошо! — откликнулся Лешка. — А чего вы не на уроке? У вас же еще один?

— Аллочка заболела, мам, — доложил День. — Иду домой с вами.

Кошка уже вилась у его ног. День присел на корточки, Найденыш ловко прыгнула ему на колени, вскарабкалась на плечо и громко замурчала, выражая свою радость. День выпрямился и заметил:

— Теперь могу позволить себе носить меха!

Аука и Лешка захихикали. А вот Ночка смотрел на кошку, и ему показалось, что она пристально изучает его болотными глазами. Этот взгляд отличался от того ленивого прищура, которым кошка следила за Аукой. Слишком пристальный, откровенный. Какой-то странный, словно и не кошачий вовсе. Почему-то на секунду Ночке стало не по себе. Стало жутко…

Бред какой-то! Испугался помойной кошки.

— О! — театрально воскликнул Ром, чтобы вытравить из себя неожиданное чувство тревожности. — Так ты про эту даму мне рассказывал? У вас, смотрю, любовь!

— Да, — хмыкнул День, — она живет у меня.

— Я твой лучший друг, а ты даже не представил меня своей невесте!

— Ты хотел сказать, моему боа? — хмыкнул День, поглаживая живой воротник. — Я зову ее Найденышем. Лешка зовет ее Муркой, папка — блоховозом, а мама — просто кошкой. Кажется, у нее теперь не только девять жизней, но еще и девять имен. Ты тоже что-нибудь придумаешь? — спросил День Ауку.

Та испуганно вскинула на старшеклассника глаза, потом покраснела, глянула на кошку и прошептала:

— Мягкие Лапки…

Но Бесене понравилось зваться Невестой. Кажется, в этом смысле она опередила ту самую Русалочку из сказки. Быть невестой — как раз то, что ей нужно.

Вечером пожаловал Горыныч.

— Привет! Как раз к оладьям! — сказала Белая мама, выглядывая из кухни в коридор.

Она снова была в своем неизменном стареньком халате. Мама любила его и частенько приговаривала, что это ее одеждаантистресс. Словно масляные пятна, запахи жареной картошки, лука и хозяйственного мыла, пропитавшие ткань, помогали ей окунуться в домашний уют и позабыть о рабочей суете. Белая мама работала администратором в медицинском центре, но была совершенно домашним человеком и очень любила готовить.

— Здравствуйте! — промямлил Горыныч.

Он так ссутулился и съежился, что его громадное тело, способное легко заполнить крохотный узкий коридор, будто уменьшилось.

— Ты чего хотел-то? — спросил День просто так, чтобы подразнить Горыныча, ведь на самом деле он знал, зачем тот явился.

— Так ведь… — пробормотал Коля тихо и смущенно, — математику объяснишь? Не хочу зависнуть в десятом.

— А чего не к Ночке? У него с математикой все распрекрасно.

День решил немного поиздеваться над приятелем, заставляя его краснеть и мямлить. Ему хотелось отомстить за «Коль! Идем на химию!» — за то, что Жар-птица так легко бросила его и ушла с Горынычем, махнув своим рыжим хвостом, и правда похожим на оперение сказочной птицы.

Колька с несчастным видом стоял у порога и машинально вытирал ноги о коврик, посматривая на кошку, которая тоже по-хозяйски вышла его встречать.

— Уроки потом, сначала чай! — крикнула из кухни Белая мама.

И Горыныч сразу расслабился, выдохнул, бросив сияющий взгляд в сторону открытой кухонной двери.

— Ладно, пойдем чай пить, — смилостивился День, опасаясь, что Колька вот-вот протрет в коврике дыры.

Он прекрасно понимал, почему Горыныч пришел к нему, а не к Ночке.

Парни и кошка переместились на кухню. На столе уже стояла огромная миска с оладьями. Белая мама всегда готовила много, только посмеиваясь: «Когда в доме трое мужчин…»

Но даже трое мужчин не всегда могли одолеть объемы ее стряпни. Поэтому Белая мама любила гостей.

Горыныч плюхнулся на табуретку, не зная, куда девать взгляд. Кажется, он даже позеленел от смущения, оправдывая назначенный ему Дружиной цвет. Потея от волнения, он скукожился на стуле, словно всеми силами пытался уменьшиться. Сейчас Горыныч ощущал себя просто горой. И, в общем, был недалек от истины.

— Кушай на здоровье! — Белая мама нежно коснулась плеча Кольки и посмотрела на сына. — Ешьте варенье!

— Угу, мам, едим, — откликнулся День, спасая Горыныча, который безостановочно мямлил «спасибо».

Кошка сидела на табурете, свесив хвост. Лешка умчался гулять во двор. Белый папа еще не вернулся с работы.

Коля то и дело с обожанием поглядывал на Белую маму. Он жил вдвоем с отцом, и дома никто никогда не предлагал ему оладьи, или блины, или домашний пирог. Он был Горыныч — хулиган и задира. И чаще получал оплеухи, а не вкусняшки.

А все началось с того, что в конце прошлого школьного года Ночка привел к Дню своего нового друга. Белая мама недолюбливала Рома: «Какой-то он хитровывернутый», — говорила она. А Коля почему-то ей сразу понравился. Она заметила порванный рукав его кофты и скомандовала:

— Ну-ка снимай! Сейчас зашью.

И Горыныч мгновенно подчинился.