Страница 12 из 138
— Пропадешь со мной ведь, — тяжело сказала Ангелина, глядя на распластавшегося на песке щенка. В южных густых сумерках он выглядел как мутное пятнышко, и глаза уже не горели так ярко — теперь они были похожи на едва тлеющие угли. Тер-сели вяло шевельнул хвостиком и поднял голову. Видимо, сегодня он не достал до подземных вод, чтобы напиться. Или устал бежать. Совсем ведь малыш.
Ани осторожно, чтобы не пролить, налила на ладонь воды из сморщившегося, почти пустого бурдюка, поднесла руку к маленькому духу. Щенок лизнул несколько раз, и она снова налила. Раньше он отказывался, а сейчас совсем обессилел, бедняга.
Он пил и пил, а она облизывала ладонь после него — чтобы ни капли не пропало. Губы ее растрескались и кровоточили, глаза слезились, слипались от вязкой дряни, и тело не просто болело — агонизировало; даже плакать и дышать было больно.
Она и не плакала. Нечем было плакать. И выбора уже не было, кроме как двигаться дальше.
Принцесса поила на глазах оживающего щенка, пока не кончилась вода. Облизала ладонь, провела ею по глазам, по впавшему животу. Даже касаться было больно.
Вот и похудела.
Кожа была как наждак. Все тело казалось стянутым, почти как ее руки после стирки вещей в тазу дешевым серым мылом. Смешно вспомнить, как она стирала в первые годы после переворота — тонкая кожа распухала, на костяшках сдиралась, ранки жгло и щипало, а одежды было много, и о перчатках Ани просто не догадывалась.
Перед глазами стояли огромные тазы для стирки, полные восхитительной холодной воды, ведра, в которые она окунала половые тряпки, колодец — сколько воды она натаскала от него, как болели плечи и запястья, как училась крутить во́рот… Да что та боль по сравнению с нынешней!
— Уходи, — попросила Ангелина маленького водяного духа, который бодро бегал вокруг, потом залез на руки прохладным комочком, прижался. Красные глаза уставились на нее с обидой и непониманием. — Вода закончилась, — объяснила она ему, как ребенку. Впрочем, он ведь и есть ребенок. Сухой воздух сжимал горло, и Ани почти сипела, закашлялась, умоляюще глядя на щенка. — Погибнем оба. Пока ночь, иди обратно, ищи подземную реку. Иди, кому говорю!
Тер-сели лизнул ее в шею, соскочил с рук и побежал прочь по темному бархану. Ани откинулась на песок и слабо улыбнулась первым белым звездам. Она сейчас отдохнет немного и пойдет дальше. Ночью. Если и умирать, то в движении. Пока борешься — всегда есть надежда.
Глаза закрывались сами собой, и тела касался низкий сухой ветер, бросая на нее жалящие песчинки. Вставать не хотелось. Наверное, так чувствовали себя сами Пески, когда-то живые и полные влаги, а ныне иссушенные, истерзанные солнцем.
Шуршит, шелестит бесконечный суховей пустыни. Ангелины еще не было, а он пел здесь, и не станет ее, а он все будет мести тихой поземкой или реветь и крутить песчаными бурями на полнеба, когда желтая взбитая пелена встает мутной стеной и гонит синеву перед собой, меняя облик пустыни.
Если заснет, равнодушный песок перешагнет через нее сыпучим холмиком и потечет дальше. Надо вставать и идти.
Принцесса поднялась, натянула рубаху, штаны, медленно, как старушка, — больно было наклоняться, да и голова кружилась от слабости. Сколько же дней она идет? Вечность? Надела на шею амулет Нории, прихватила пустой бурдюк и, прикрыв глаза, снова определила, в каком направлении двигаться. И пошла бы, если бы не вернувшийся взбудораженный щенок. Он прыгнул на нее сзади, ухватил за штанину, потянул куда-то в сторону, да с такой силой, что принцесса едва не упала. Посмотрела на него устало — водяной дух припадал на передние лапы, поскуливал, снова тяпал ее за штанину, тянул. И пошла за ним. Тяжело, медленно, карабкаясь вверх по барханам, падая без сил, судорожно хватая воздух саднящим горлом, оттирая песок, попадающий в нос и глаза, которые уже почти ничего не видели.
Шла и шла, на последних каплях воли, на голом упрямстве, на смутной надежде. Час? Или много часов? И казалось уже, что не способна даже на шаг, и все равно делала его, следя за поднимающейся ногой с равнодушным любопытством, будто не с ней все это происходило. И жалко себя не было. Было все равно. Как все равно было ярким мигающим звездам, медленно вращающимся вокруг нее.
Под ногами стало холодно, что-то кольнуло — ступня поехала, и принцесса упала. Открыла рот — туда хлынула вода, и сама она лежала в воде, о боги, в воде! У ее глаз с визгом плескался тер-сели, как утенок, нырял и выныривал, обдавая ее теплыми брызгами.
Вода. Водичка.
Ани жадно глотала ее, задыхаясь, встав на колени, умывалась, терла тело, снова пила, затем вышла на берег — голова кружилась, — оперлась о какое-то дерево с шершавой корой, согнулась от резкой боли. Ее тошнило до спазмов, почти до потери сознания, сгибало от иссушения, от торопливости. Организм просто не принял такое количество жидкости после стольких дней обезвоживания.
Второй раз в воду Ангелина заходила уже осторожно. Выпила буквально два глотка и долго сидела на мелководье, впитывая кожей драгоценную влагу.
И заснула она почти счастливой. Пусть в мокрой одежде, пусть сжимаясь от холода. Но у нее снова была надежда.
Утром оказалось, что маленький тер-сели привел ее в странный оазис, расположенный под нависающей скалой. Скала была похожа на кривую доску, наискосок воткнутую в землю. Высокая, огромная, она создавала тень, двигающуюся по часовой стрелке, и в тени этой пышно разрослась зелень, питаясь из родника, бьющего из-под основания скалы.
Человеческих следов видно не было, и это казалось странным: вряд ли жители пустыни могли не обнаружить этот маленький рай.
Скалы-«до́ски», изъеденные эрозией, виднелись повсюду; вдалеке, по пути к горам, поднималось скальное невысокое плато, до которого был еще минимум день пути. Ани никуда не спешила. Почти умершая и воскресшая в воде оазиса, она, кляня себя за слабость, никак не могла оторваться от прохлады небольшого озерца — даже не озерца, так, лунки в земле, заполненной водой принцессе по колено и окруженной пальмами с сочными зелеными листьями.
Листья были невкусные. А есть хотелось очень. Поэтому она глазам своим не поверила, когда в воду озера приземлилась огромная птица-альбатрос, державшая в когтях еще живую рыбину. Рыба вырвалась у самой поверхности, плеснула хвостом, стала накручивать круги в воде. Птица равнодушно качалась на воде, повернув голову и с любопытством глядя на Ангелину. И принцесса, закрыв глаза, потянулась к морскому крылатому охотнику, ощутила его слабую светлую ауру, впитала в себя, запомнила. И сразу же попыталась обернуться.