Страница 2 из 145
В день, когда произошло исцеление, он спустился в часовню Хозяина лесов в сопровождении гулко ступающих стражей-варронтов. Каменные медведи, подойдя ко входу, послушно встали на свои места, слились со стеной, застыли. А король приложил кольцо к двери и вошел внутрь. И не был Демьян Бермонт трусом, но ему пришлось преодолеть свой стыд и свою боль, чтобы сделать шаг в окрашенные безумием воспоминания.
«Демьян. Милый. Это же я. Демьянчик, родной мой…»
Запах крови и слез. Мечущаяся жертва, которая так долго убегала и так сладка на вкус. Она прыгает от него, кричит, боится, и охотничий инстинкт заглушает рассудок. Хочется больше крови и сочного мяса, но запах молодой самки смущает зверя, и он вынюхивает жертву, снова пробует ее кровь.
«Ты обещал, что мне не нужно тебя бояться!»
Короткий поцелуй, резкое движение, вызвавшее ярость — и за несколько мгновений переплавившее жажду крови в жажду иного свойства.
«Я твоя жена! Жена!»
Бермонт опустился перед окровавленным алтарем на колени, прислонился к нему лбом. Запахи все еще были сильны, и руки на теплом камне сами по себе сжались, требуя оборота. Не имело значения, что он был заражен, что не контролировал себя. Виноват. Не предусмотрел, отмахнулся от предупреждения старого Тайкахе и своего божественного покровителя, слишком сильным себя чувствовал, слишком счастливым. Урок собственной ничтожности перед судьбой он усвоил хорошо, но какой ценой? Как исправить содеянное по самоуверенности и гордыне?
Бермонт поднял голову, упрямо взглянул на своего божественного прародителя.
«Я подвел тебя. Но я все равно приду к тебе. И ты ответишь мне, чего бы мне это ни стоило».
Бог не стал говорить, хмурясь на дерзость сына своего, и Демьян широкой ладонью провел по бурым подтекам на алтаре, чувствуя кожей холод скалы, поднимающейся из земных недр. Давным-давно этот камень использовался как брачное ложе для мужчин их рода. Здесь, в полумраке, делал король невесту женой — считалось, что под кровом Хозяина лесов дитя получится сильнее, крепче, и монарх возьмет от женщины больше сил. Но уже несколько сотен лет не брали здесь берманы клана Бермонт своих жен. Только приводили наутро, капали на алтарь кровью в подтверждение того, что брак свершен.
Что же, Демьян чувствовал, как бурлит в его жилах сила, не сравнимая с тем, что была у него прежде, и теплая зима, расходящаяся по Бермонту, подтверждала верность давней традиции. В любом случае он отказался бы и от этой силы, и от этого тепла, только бы вернуть себе Полину.
Под его пальцы мягким ковром застелились поднимающиеся с каменного пола новорожденные светло-зеленые мхи, закрывая и руны по краям алтаря, и кровь жены, а черный камень от отчаяния потомка Хозяина лесов вдруг начал со стоном уходить обратно в скалу — Демьян отнял руки, посмотрел на вдавленные в плиту глубокие отпечатки ладоней, уже зарастающие мхом, поднялся и вышел.
Вечером к дверям его покоев пришел Свенсен. Попросил выслушать, опустился на колени, снял нож, положив его перед собой. И, ничего не утаивая, рассказал, как с другими берманами искал взбесившегося короля, чтобы убить его.
— Ты волен взыскать с меня, — сказал Свенсен покаянно. — Единственным человеком, кто верил, что тебя можно спасти, была твоя королева. И если бы мы нашли тебя раньше, то ты был бы мертв. Она спасла тебя, увела в тайный ход — дверь захлопнулась прежде, чем мы проникли туда. Спасла и второй раз здесь, в коридоре. И третий, — добавил он тяжело.
— Встань, Хиль, — сухо ответил Бермонт. — Ты знаешь, что я поступил бы так же. Потому я и не уничтожил нападавших, что они были правы — по сути, не по чести. По чести они должны были служить Полине, пока я не умер, но кто мог подумать, что существует спасение? Встань. Мне не за что тебя винить. Только себя.
Свенсен поднялся, взглянул на хмурого короля.
— Что ты будешь теперь делать? — спросил он. — Что я могу сделать для тебя?
— Сейчас — к жене, — сообщил Демьян. — Ночь буду с ней, а завтра отвезешь меня к Тайкахе. Хочу поговорить с ним.
Эту ночь он не спал — слушал биение сердца и сиплое дыхание своей медведицы, устроившись рядом и глядя на мерцающую поверхность пруда, мягко тыкал ее носом, когда она начинала едва слышно поскуливать, подпихивал к пасти мясо. Наутро силой напоил ее водой с медом, залечил укусы на себе и улетел в тундру.
Старый шаман на морозе, при свете короткого дня — еще немного на север, и начнется долгая полярная ночь, — под трепещущими занавесями северного сияния свежевал оленя. И на запах крови прибежали и крутившиеся неподалеку волки, чующие силу старого человека и не смевшие приближаться, и пушистые юркие песцы, и остроносые тявкающие лисы, которые задирали мордочки и жадно нюхали воздух. Бермонту и самому был приятен запах свежей крови, но пришел он не за этим. Демьян сел на снег, скрестив ноги и ожидая, пока старик закончит свое дело. Тот только покосился на него, срезая острым лезвием куски мяса и выкладывая их на свежеснятую шкуру — замерзнет, вымерзнет, вкусно будет.
Долго шаман орудовал ножом. Кинул потроха подбежавшим хищникам, цыкнул на них, начавших жадную возню с рычанием, — и зверье послушалось, стало есть чинно, не огрызаясь и не пытаясь утащить кусок побольше. Выломал пару ребер со свежатиной, сел перед королем на снег, отдал одно ему измазанными в крови пальцами, сам вгрызся в другое.
Некоторое время мужчины молча ели. Затем умылись снегом — тот окрасился в розовый, кровавый. Тайкахе требовательно протянул руку, и Демьян отдал ему обглоданное ребро. Шаман несколько минут всматривался в него, вслушивался, и лицо старика с красными разводами казалось даже жутковатым.
— Великий Медведь сердится, — скрипуче сказал он наконец.
— Это я чую, — тяжело ответил Демьян, — поэтому и хочу узнать всё, что ты можешь мне сказать, прежде чем идти за помощью.
— Лапа у него тяжелая, — шаман искоса, прищурившись, взглянул на короля. — Обождал бы.
— Переживу, — Демьян погладил по шкурке подбежавшего лисенка, и тот быстро-быстро стал облизывать его пальцы. — Ты ощущаешь мою жену сейчас, Тайкахе? Что ты видел?
— Прошлое видел, алтарь в крови и брак свершившийся. И будущее видел, солнце целительное и сына вашего, — не переставая вертеть в руках оленье ребро и глядя куда-то сквозь собеседника, сообщил старик, — и смерть жены твоей видел. Запутали меня духи, — он постучал ладонью по снегу, и вокруг заискрились, заблистали взметнувшиеся снежинки, — заиграли. Где явь, где ложь? Видел я, как душа уходит на оборот, а что дальше — живым уже недоступно, медвежий сын.
— Позвать душу сможешь? — спросил Бермонт выжидательно.