Страница 127 из 145
Отстрелявшись и совершив положенные ритуалы, народ впадает в сомнамбулическое состояние и разминается горячительным — тренируется перед праздником. А у врачей и виталистов в январе наступает горячая пора. «Пора идиотов на колесах» — называют ее мои коллеги, и я покривлю душой, если скажу, что не согласна с ними.
С аварий людей привозят потоком и сложных сразу отправляют на операции. Эльсен становится вдесятеро раздражительнее и невыносимее, синяки под моими глазами увеличиваются на пол-лица, пачки сигарет улетают за день. А когда остаешься на ночную смену, потому что коллеги не справляются с потоком, и когда спишь в раздевалке по соседству с ассистентом Эльсена и парой медбратьев, свалившихся после трех суток без сна, начинаешь ненавидеть людей еще активнее.
Главврач пытался настоять, чтобы я уходила домой сразу после окончания рабочего дня.
— Вы же понимаете, — толковал он мне, поймав в курилке, — Марина Михайловна, я не могу допустить, чтобы вы тут в обмороки падали.
— Олег Николаевич, — раздраженно ответила я, — я прикреплена к Эльсену. И если он в своем возрасте сутки проводит на ногах, то с какой стати я должна бросать его? Или вы думаете, я сюда развлекаться пришла?
Судя по его взгляду, именно так он и думал. Принцесса, по какому-то капризу решившая работать.
Я по телефону предупреждала Василину, что задерживаюсь или остаюсь на ночь. И вообще вела себя как примерная наказанная девочка.
В первый раз она осторожно сказала:
— Поклянись мне, что ты точно в больнице, а не смываешься так из-под надзора.
— Конечно, смываюсь, Вась, — я честно попыталась снизить едкость тона. — Лучше уж отмывать кровь в операционной, чем сидеть под домашним арестом. А если ты мне не веришь — спроси у крокодила Тандаджи. Уверена, у него на каждый мой шаг есть отчет.
Родных я почти не видела. В те дни, когда успевала спать дома, даже ужинать не могла — в полусне принимала душ и валилась на кровать. Бедный Бобби, кажется, забыл, как выглядит хозяйка — или его пугал запах лекарств и мой всклокоченный вид, — но встречал пес меня храбрым лаем из-под кресла.
Он, увы, рос немного трусливым.
На трубке копились пропущенные вызовы от Марта. Я улучила момент между операциями, налила себе кофе и отзвонилась ему. А то с него станется еще проверить, где я, а Эльсен за Зеркало в операционной пришибет и меня, и друга, каким бы крутым магом он ни был.
— Я в немилости у тебя, высочество? — осведомился он смешливо, и от этого тепла моментом ушли и раздражение, и усталость.
— Я в аврале, — я глотнула кофе и прислонилась виском к холодной плитке сестринской, — очень много работы, Март. Так что готовься в конце января меня жалеть и гладить. Пока мне не продохнуть.
— Это я всегда готов, — откликнулся он. — Совсем плохо?
— Да нет. — Я с удивлением прислушалась к себе и поняла, что не кривлю душой. — Мне это нравится, Мартин. Но тяжело, да. Сплю очень мало. Ничего, после праздника пойдет на спад.
— Погоди-ка, — он чем-то шебуршал, звенел. — Не двигайся с места.
Я посмотрела на часы — еще пять минут, и нужно идти. Но уже открывалось Зеркало.
— Смешные тут щиты, — сообщил Мартин и протянул мне несколько пузырьков из темного стекла. — На, всё, что у меня было. Это тоник. Делает даже из уставшей клячи призовую кобылу. Бери, я у Макса еще выклянчу. А вообще у вашего Зигфрида должны они быть. Просто он в благородной рассеянности, видимо, не заметил, что принцесса на нежить похожа.
— Я ржать от него не начну? — Я с сомнением потрясла один из пузырьков. Внутри колыхалась плотная жидкость. Открутила, понюхала — пахло свежескошенной травой.
— Нет, — с почти искренним сожалением ответил Мартин и ухмыльнулся, — у Макса напрочь отсутствует чувство юмора, поэтому тоник только тонизирует. Выпей, Марина.
— Слушаюсь. — Я выдохнула и заглотила содержимое пузырька. Сладковатое, приятное. В глазах тут же посветлело, и голова перестала ныть. И слабость в мышцах прошла — наоборот, тело наполнилось такой пузырящейся, радостной бодростью, что я могла бы прямо сейчас отправиться в клуб и протанцевать до утра.
Но вместо танцпола светила операционная.
— Ты мой герой, — простонала я и закрыла глаза. — Спаситель! Принеси мне еще, идеальный мужчина, пока я не имею времени подвергнуть Зигфрида пыткам. Поделюсь с врачами.
Мартин потянул меня со стула, взъерошил волосы.
— Ночью ограблю Макса и завтра принесу. Заметь, ради тебя рискую быть испепеленным злым колдуном.
Я хихикнула, крепко-крепко обняла его, вжалась в свитер носом.
— Мне нужно идти. Я так рада тебя видеть, Март. Так рада!
— И я рад, — заключил он со смешком. — Норму обниманий и помощи близким на сегодня выполнил, теперь можно снова идти ненавидеть придворных.
Все-таки мы с ним очень похожи.
Мартин ушел в Зеркало, а я отправилась искать Эльсена. Впереди была трудная миссия — уговорить старого ворчуна выпить тоник.
И о пропущенном вечере органной музыки я вспомнила только через несколько дней. Все равно не смогла бы пойти. Честно говоря, я и о Люке-то не вспоминала. Да и вообще ни о ком.
Он сам напомнил мне о себе.
В один из суматошных дней до встречи с Мартином поступил пациент — отрада на фоне бесконечных аварийных и переломанных. Всего-то плановая язва желудка. Направили его к нам почему-то из другой больницы, и главврач лично просил Эльсена взять его на операцию — мол, родственник какого-то уважаемого человека. Эльсен плевался и витиевато ругался — ни одного мата, все высоколитературно, но так обидно, что мы заслушивались, главврач чуть не плакал, но в результате настоял на своем, пообещав внеплановый отпуск и расширение штата.
И операция прошла спокойно и быстро, и пациент был тих и вежлив, и родственники к нему приходили опрятные, спокойные, как с картинки. Я периодически видела их на обходах. Пациента выписали через три дня — виталистические процедуры сделали свое дело. А наутро после его выписки Эльсен, что-то пыхтя себе под нос, буркнул:
— Рудлог, зайдите ко мне в кабинет.
Я обожала его за это «Рудлог».
В кабинете стояли корзина цветов, какие-то пакеты, коробки.
— Вот, — проворчал старый хирург, — надарили. За вшивую язву, а благодарности, как будто я ему прямую кишку на денежный автомат заменил. А это вам, — он сунул мне в руки объемистую коробку конфет с прозрачными стенками, — очень просил передать.
Эльсен снова грозно засопел — и я схватила коробку и предпочла ретироваться.
Нужно было отдать конфеты на проверку Тандаджи. Но я не удержалась: открыла, потянулась за конфетой с орешком — и нащупала в глубине коробки что-то плоское и твердое.