Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 33

Часы показывали семь вечера, когда он вошел в свои покои. Пахло свечным воском и едой, но накрытый стол стоял нетронутым, сверкая хрусталем и драгоценной посудой, а посреди него раздражающе возвышался украшенный розочками и вензелями торт. В комнатах царила мертвая тишина.

Люк, чувствуя неприятный холодок тревоги, распахнул дверь в спальню. Там было темно, и косой прямоугольник света упал на кровать. Расстеленную. Его светлость подошел ближе, опустился рядом в кресло, достал из кармана сигарету и принялся крутить ее в пальцах.

Марина спала — бледная, прижавшая кулаки к шее, с припухшими веками и красными пятнами на щеках. Не притворялась, не пыталась так его наказать. И даже во сне не разгладилась горькая складка у ее губ. Сейчас, без щитов своей привычной язвительности и гнева, она выглядела очень уязвимой. Он привык воспринимать ее как равную и постоянно забывал, что она на двенадцать лет младше.

Подумать только, беременна. Ему странно и немного не по себе было от мысли, что будет ребенок, но пусть, пусть, что угодно, лишь бы привязать Марину к себе покрепче.

Люк потряс головой, пытаясь избавиться от мерзкого чувства собственной ничтожности, нечаянно сломал сигарету, раздраженно стряхнул с себя табачную крошку. На самом деле Марина была права — и в своем гневе, и в том, что не допускала его к себе.

— Я такой идиот, детка, — пробормотал он покаянно. Вздохнул и встал. Сцена должна была быть доиграна до конца.

Следующие полчаса в гостиной его светлости творилось странное. Люк посидел за столом — сначала на одном стуле, потом на другом, положил себе на тарелки еды, поел с обоих блюд. Выпил вина из двух бокалов, с трудом доел второй кусок торта. И, промокнув губы салфеткой, пошел в ванную.

Там, слава богам, уже было одно влажное полотенце, так что лицедействовать ему не пришлось. Он просто разделся, принял душ и вытерся вторым. Нагишом направился в гостиную, взял со стола острый нож для фруктов и, вернувшись в спальню, надрезал себе руку чуть выше локтя и аккуратно потер ею о простынь возле бедер Марины. Заклеил ранку пластырем, вымыл нож и вернул его на место. Выключил свет и лег рядом, прижался.

Рано для сна — но когда еще она позволит прикоснуться к себе? Если бы не его глупость… этот день мог бы быть совсем другим. Счастливым, несмотря ни на что. И сейчас Марина кричала бы под ним, и поднимала бы на него огромные, потемневшие от удовольствия глаза, и шептала бы всякие язвительные нежности в своем духе, и они вместе смеялись бы — и она полностью, вся была бы его.

«И сейчас моя», — думал Кембритч упрямо.

Боги, да ни одна из женщин, кроме этой, ничего в нем не задевала. Поцелуи, секс, касания ничего не значили. Люк бы забыл об этом поцелуе с Софи сразу, как он закончился.

«А если бы ты застал ее с кем-то? С блакорийцем?»

Уничтожил бы.

Люк усмехнулся даже с некоторой гордостью. Вот и она… чуть не убила.

Он прижимался крепче, мягко обнимал Марину за талию, касался бедер, и ягодиц, и теплой груди — супруга была в сорочке, и хотелось содрать ее так, что в глазах полыхало, и Люк вздыхал тяжело ей в затылок.

Нужно было не поддаваться эмоциям, когда она там, у двери, оттолкнула его, а сжать, и поцеловать, и отнести на кровать, и не отпускать, пока она не забыла бы все обиды и все слова свои. Но нет…

Ты же всегда был умнее, Люк.



Нельзя было уходить. Нельзя было оставлять ее одну. И не уйти было нельзя.

Как же она пахнет… Мариной… теплом, сладостью и горечью… так пахло на острове Иппоталии. Его любовью.

Вот она, такая, какая есть, его женщина, страстная, едкая, очень искренняя и в любви, и в ненависти, способная причинить боль, — и не нужно ему другой. Да и не может быть другой. Как же хочется… вот так… поднять сорочку, прижаться еще сильнее … боги…

Последнее он почти простонал. Замер, останавливая руку чуть ниже татуировки со своим именем. И закрыл глаза.

Марина все так же спала. Совсем вымоталась.

Через минуту в гостиной покоев его светлости снова зажегся свет. Счастливый новобрачный открыл окно, потек белесым туманом и вырвался в ледяную морось — полетать, устать, отвлечься.

Вернулся он часа через четыре еще более мрачный, чем улетал. Открыл бар и с похвальным упорством начал уничтожать щедрые запасы алкоголя. И снова думать.

Она любит лошадей… он подарит ей целую конюшню. И собак. Захочет работать… построит для нее больницу. Купит десяток лучших машин. Завалит драгоценностями. Если понадобится, будет давить на жалость. Не даст больше повода в себе усомниться.

Потому что именно сейчас, когда все уже случилось, он понял, что страшно боится ее потерять.

Она любит его, любит. И простит.

Люк напился до невменяемого состояния, забрался в постель и, коснувшись затылка Марины губами, почти мгновенно уснул.

Если бы кто-то издалека посмотрел на Туру этой ночью и если бы этот кто-то умел видеть плотность стабилизирующих ее стихий, то он узрел бы, как все тоньше и бледнее становится сияющая защитная сфера вокруг планеты. И как россыпями появляются сначала в горных районах, а потом все ближе к равнинам черные точки-провалы в другой мир.

Напряженно ждали в небесных чертогах возвращения брата-Смерти могущественные боги Туры. Казалось бы, исполнились условия: и камень — застывшая рута двух противников — послужил ключом, и кровь третьей принцессы Рудлог смешалась с черной кровью, и была начертана руна открытия, и сила владык земных ослабла… Но не усиливалась темная стихия, и никаких признаков того, что скоро появится в родном мире изгнанный, не было.

Слабела Тура, сильнее становилась ее связь с Нижним миром. И богам оставалось только ждать, не закрывая проходы. Ждать и надеяться, что Черный Жрец не развеялся в чужом мире, не иссяк, и просто еще недостаточно крепка связь, чтобы он мог пройти обратно.

Если бы кто-то мог проникнуть в древность и проследить путь новых богов Лортаха, то он бы знал, что сущности эти давным-давно вынуждены были уйти со своей планеты, которая пережила метеоритную катастрофу. За миллионы лет, прошедших с той поры, боги-захватчики научились не только существовать в иных мирах, похожих друг на друга и поэтому периодически входящих в резонанс и соединяющихся подобно ожерелью, но и обрели знания о пространстве и времени, которые можно получить лишь с опытом.