Страница 30 из 31
— По словам Львовского, небольшая часть дар-тени в Нижнем мире тоже видят сны про Туру и помнят то, что происходит здесь с их человеческими половинками. Он сам все помнит и здесь, и на Лортахе.
— То есть мы можем через того же Львовского или кого-то из темных связаться с Алиной? — неверяще спросила королева. — Это же прекрасно!
— Теоретически, — сухо ответил Тандаджи. — Но напомню, что Лортах — это огромный мир, ваше величество. На практике все дар-тени сейчас находятся у моря, в одной стороне Нижнего мира, в убежищах под защитой Жреца, а равнина с лагерем императорской армии и порталами — так далеко от них, что даже лететь туда на крыльях не меньше месяца, а то и полутора. Которых у нас нет.
— Если верить Львовскому, — заметил Мариан, который темного за покушение на супругу считал не менее достойным казни, чем Черныша.
— Мы, естественно, перепроверили его слова, — невозмутимо проговорил Тандаджи, — опросив лояльных темных под клятву о неразглашении. Этим же занимались люди Его Священства, инспекторы МагКонтроля и Свидерский — у него есть знакомые на побережье, в монастыре Триединого, где находилась ее высочество Алина. Все, кто видят сны о Нижнем мире, подтверждают информацию Львовского. Они растеряны, они шокированы, но готовы помогать. В убежищах на Лортахе уже сформировались несколько отрядов, которые выдвинулись к границам защиты Жреца и ждут нашей команды, чтобы преодолеть ее. Они предлагают напасть на одну из лорташских крепостей, захватить несколько раньяров и полететь к равнине на них — это будет гораздо быстрее. Хотя никто не гарантирует, что их не перехватят по пути и что они сумеют найти в лесах у равнины ее величество Алину со спутниками.
— Все равно это же хорошие новости, — тихо сказала королева. — Разве нет? Почему вы сказали, что результатов нет, полковник?
— Боюсь, у полковника есть «но», — заметил Байдек.
— Совершенно верно, — подтвердил Тандаджи. — Мы знаем, что в том мире боги очень активны. И знаем, что защита Жреца скрывает мысли и присутствие ее высочества Алины и лорда Тротта от внимания чужих богов.
На лицах участников совещания появилось понимание. Василина, тоже все поняв, с сожалением поджала губы.
— Пока дар-тени находятся под щитом Жреца, их помыслы богам неведомы. Не подставим ли мы под удар вашу сестру и спутников, согласившись на то, чтобы дар-тени со знанием, где их искать, вышли из-под защиты? При нападении на крепость их обязательно заметят.
— Нельзя рисковать, — проговорил Мариан.
— Нельзя, — тяжело согласилась Василина.
— Поэтому дар-тени ждут, — подытожил Тандаджи. — Но мы ищем варианты, ваше величество. Например, арестованный Львовский — сильный менталист. И темный, который имеет связь с Лортахом. Он готов сотрудничать, и мы продумываем способ безопасно доставить его к Ситникову. Возможно, ему удастся поработать с ним во сне. Но проблема в том, что я ему не доверяю. Однако в бункере нашего управления содержится еще один сильный темный, возможно, удастся склонить к сотрудничеству его — он не агрессивен, но отказывается говорить. Пока это все детали, которыми я бы не хотел вас утомлять. К сожалению, как я и сказал, результата нет.
Когда совещание закончилось, королева попросила Тандаджи задержаться — и он остался стоять у двери, недвижимый и монолитный, как кусок холодного камня.
— Мне сообщили о гибели вашего сына, полковник. Я бесконечно сочувствую вам и вашей супруге, — сказала Василина, волнуясь. Лицо тидусса, всегда равнодушное и спокойное, не могло стать еще недвижимей — но стало, словно все мышцы на нем закаменели. — Если вам нужно несколько дней провести с семьей, пожалуйста…
— Благодарю, ваше величество, — ровно ответил Тандаджи. — Мы уже попрощались с Диди. Я продолжу работать. Чтобы другие дети остались живы.
Он поклонился и вышел, не дождавшись разрешения королевы — и эта рассеянность была единственным, чем он проявил ту боль, которая плескалась сейчас в нем.
Майло Тандаджи, пройдя по залу Управления мимо затихающих сотрудников, глянул на двери к Стрелковскому, но все же направился к себе — нужно было подумать в тишине. В кабинете он сыпанул в кружку с надписью «Спокойствие побеждает все» кофе, залил кипятком и, морщась от противного вкуса, опустился в кресло.
Приедет домой и сварит себе настоящий. С корицей и солью, такой, какой любил Диди. Сварит для себя, для матушки, для Таби и невесток…
…Надо было плюнуть на честь и гордость и держать сыновей здесь, под боком. Они так же служили бы Рудлогу, но Диди был бы жив…
И кто-то другой погиб бы в Угорском котле.
Тидусс закрыл глаза, закинул в глотку остатки обжигающей горькой бурды — и, выдохнув, смахнул набежавшие слезы. К дурман-траве он не прикасался специально, чтобы не осквернять память о сыне, не притушать ее, а вот дрянной кофе позволял отвлечься и сосредоточиться.
Итак, все попытки ментально «подключиться» и передать информацию Алине Рудлог через Ситникова провалились. Возможно, смог бы помочь Хань Ши или его старший сын, но один сейчас в районе провинции Сейсянь, где ждут открытия следующего портала, а второй остался во главе империи, да и чтобы добраться до Рудлога, потребуется немало времени — Зеркала и телепорты не работают.
Свидерский с Алмазом Старовым обещали заглянуть к Дорофее сегодня ночью и попробовать воздействовать на Ситникова вдвоем. Можно было бы привлечь на помощь и Черныша, но рисковать, подпуская ничем не брезгующего мага к двоим, от которых зависит судьба Туры, не решился никто.
Тандаджи, поколебавшись, насыпал себе еще кофе и, помешивая ложечкой кипяток, пошел к Стрелковскому.
Игорь сидел за столом с аккуратнейшим образом разложенными бумагами и папками и, просматривая досье с секретной лазурной лентой наискосок, тоже пил кофе. На его плече была траурная фиолетовая лента — Стрелковский знал сыновей Тандаджи с их детства и разделял его горе. Увидев коллегу, приветственно махнул рукой: присаживайся.
— Я ненадолго. Хочу одолжить у тебя Дробжек, — сообщил тидусс, оставшись у входа. — Надо разговорить и привлечь к сотрудничеству еще одного молчуна. Который в бункере у Дорофеи сидит.
— Уперся? — понимающе проговорил Стрелковский.
— Скорее, закрылся, — поправил его Тандаджи. — Апатия, общается только со священником, исповедовался ему. Жаль, что служитель принципиален и тайну исповеди хранит стойко.
— Он и не может рассказать, — Игорь потеребил шестиугольный знак Триединого, висящий на цепочке на шее. — Расскажет — потеряет силу. А записать не пробовали?
— Ты ли мне это предлагаешь? — едко вопросил Майло.