Ты будешь мой

Я силюсь встать, шарю рукой по земле. Ветка потухла, Сильвен рядом тяжело дышит. А хриплый стон крылатого, за которым я уже не успеваю, превращается в крик как раз, когда земля замирает.

Сильвен тянет меня к дереву. Пальцы-ветви укрывают нас, а мне чудится в звенящем от крика сумраке чудовище — то самое непонятное, но безумно страшное гленское чудовище, о котором нам столько рассказывали взрослые. «Если выйдешь в Гленну в ночь…»

Тело крылатого исчезает в сумраке, растворяется — и так же растворяется в воздухе крик.

Зловещая темнота наклоняется над нашим деревом, над костром. Над нами. Я замираю, даже не дышу, и так же замирает рядом Силвьен.

Только уютно пляшет клубком огненных змей костёр.

Мгновение — и снова дрожит земля, а жуткое невидимое чудовище-мрак удаляется, не заметив нас.

Облегчённо шелестят листья. Облегчённо выдыхаем мы с Сильвеном, и тут же фэйри шипит:

— Я же сказал: не выходи из круга!

— Но ему нужна была помощь, — жалко шепчу я. И сама понимаю, насколько это глупо. Но ему же правда нужна была помощь.

Сильвен шипит что-то невнятное и подползает к костру. Я вижу, что у его пояса болтаются привязанные зелёной веткой-побегом заячьи тушки. Чёрные глаза их тускло блестят, отражая пламя.

Снова вздрагивает земля. Я прижимаюсь к дереву — кора неестественно тёплая, почти горячая.

— Сильвен… что происходит?

Фэйри зыркает на меня, отвязывает зайцев, раскладывает у костра.

— Вейлу помогать ты не боялась.

Я сглатываю — земля ходит ходуном, а фэйри возится с тушками. Замечаю, как он ножом Марка делает разрез, а потом вытягивает мясо из кожи, как из чулка тонкой вязки.

— К-кому?

— Воздушному фэйри, — отмахивается Сильвен. — Успокойся. Пока ты в круге огня, тебя не тронут.

Его голос звучит очень уверенно, и я правда успокаиваюсь. Земля тоже дрожит тише — чудовище удаляется.

— Сильвен, это… это ваши… гленские…

Фэйри со вздохом нанизывает тушки на прут и подвешивает над огнём.

— Это наше гленское чудовище. Да.

Я подхожу к огню, обнимаю себя за плечи.

— А нам говорили, что это, ну, вы… В смысле, фэйри ночью… вот такими… становитесь.

— Правильно говорили, — огорошивает меня Сильвен, и я поражённо смотрю на него, ожидая, что он сейчас тоже растает во мраке, как тот крылатый, и кинется на меня.

Сильвен смотрит на меня в ответ, и я вижу, как его взгляд неожиданно смягчается.

— Каждый, кто окажется в Гленне после захода солнца превратится в ночного монстра. Если вам говорили так, то это правда. Именно поэтому наши холмы всегда закрываются с приходом ночи. И именно поэтому каждый, кто был изгнан, обречён на смерть. На это, — Сильвен кивает в сторону огненного круга.

Я ёжусь.

— А как же… мы?

— Ты, — Сильвен ворошит угли, отдвигая заячью тушку от жадного золотистого языка. — В Гленне есть свободные охотники. Мы живём в лесу большую часть времени, и приходим в деревню только на ярмарку. Все свободные охотники — колдуны и знают, как задобрить духов деревьев. Но изгнанников лишают магии, и духи нас не видят. Без их защиты и волшебства в Гленне ночь не пережить, — он кивает на дерево. — Нас щадят благодаря тебе. Тополь чувствует, кто ты, и бережёт меня как твою собственность. Он всегда не прочь защитить красивую девушку, которая оказалась в беде.

Я смотрю на дерево: листья шелестят насмешливо-призывно. Да уж, мёдом я намазана…

В вещевом мешке находится соль. Жареный заяц не верх кулинарного искусства, но что-то в этом определённо есть. Уж куда лучше сырой рыбы. Фе!

— Сильвен, а как же животные? Они чудовищами не становятся?

Фэйри ложится в траву и смотрит на меня снизу вверх. Я вижу в его глазах отражение далёких звёзд.

— Нет, только люди и фэйри. Говорят, это вина Гэвины, первой дугэльской королевы.

Нам на уроках ничего такого не рассказывали, поэтому спорить я не хочу. А Сильвен не настаивает. Он только вдруг спрашивает через паузу:

— Арин. Ты хотела помочь вейлу — я видел, ты к нему шла. Почему не утянула к огню его?

Я вспоминаю крик исчезающего крылатого фэйри и начинаю мелко дрожать. У меня не было времени думать. Но даже если б было…

— Потому что я за тебя в ответе, — Сильвен, хмурясь, молча смотрит на меня, и я добавляю: — Ты сам сказал, что служишь мне. Я за тебя отвечаю.

Фэйри тихо смеётся.

— Дурочка. Ты получила бы куда лучшего слугу, если бы спасла вейла вместо меня. Он бы тоже принёс тебе клятву. И защищал бы лучше меня.

Я ёжусь, обнимаю себя за плечи.

— Правда? Там, на арене я тебя спасла тоже из расчёта на твою клятву, да? Ты так думаешь?

Фэйри смотрит на меня и криво улыбается.

— А почему же ещё?

«Арин, но ты же хотела надеть это платье! Почему ты даёшь его мне? А, я знаю, ты похудела, и оно тебе не идёт, да? Ох, как это удачно! Спасибо, Арин, спасибо тебе большое. Теперь Следен точно будет смотреть только на меня…»

Да. Как и тогда, так и сейчас объяснять бесполезно. Я пробовала — и даже мама назвала меня сумасшедшей. Впрочем, дальше чем «ну ты же мог умереть!» мои объяснения и не зашли бы. И ответ очевиден: «А тебе какое дело?».

Или просто не поверит. Фыркнет, отвернётся — и всё.

Поэтому фыркаю и отворачиваюсь я. Мне есть дело. Да, я люблю помогать. Я не пройду мимо. Я буду сомневаться, может, ругать себя потом. Но сделаю то, что считаю верным. Дурочка? Может быть.

Я сплю, прислонившись к тёплой коре… тополя? Всю ночь снится тёмно-синее, горящее звёздами небо и даже когда вздрагивает земля, мне не страшно. Мне всё чудится далёкий звон колокольчиков и тихий лиственный шелест: «Ты под моей защитой, русалка. Спи спокойно. Ты под защитой».