Страница 6 из 94
Если бы Люк мог проследить за лордом Робертом, он бы убедился, что не зря беспокоился. Таммингтон в целом чувствовал себя неплохо — если брать за норму не отпускающее чувство изумления от того, что с ним произошло за последние дни.
«Наверное, так себя ощущала бы бабочка, если бы помнила, как это — быть гусеницей», — думал герцог, получивший классическое образование инляндского высшего аристократа и потому, при всей сухости, не лишенный поэтической образности.
Сознание в полете иногда становилось зыбким, а окружающее словно сужалось до пределов тела, как бывает перед засыпанием под гул автомобильного мотора или треск поленьев в камине. Но Таммингтон пока легко заставлял себя выходить из этого состояния. Да и громкие «поглаживания» артиллерией области за холмами служили хорошим будильником.
У лорда Роберта была цель — дойти вместе с дармонширской армией до своего герцогства и очистить его от иномирян, спасти жителей, которых он не сумел защитить, как ни старался. И если один из шагов к этой цели — вывести триста бойцов из окружения, — то он готов еще пять суток не спать, но сделать его.
Однако монотонный полет все чаще заставлял его проваливаться в дрему прямо на лету. В эти моменты перед ним мелькали картины прошедших дней — и чаще всего милая и слегка слишком порывистая Маргарета с томиком сказок…
— Я вас поцелую на прощание, и только попробуйте отказаться или подумать про меня дурное, — пригрозила она в последний перед вылетом день.
Он, конечно, не отказался, но темперамент сестры Дармоншира его одновременно восхищал и заставлял побаиваться.
Видел он и леди Марину, которая, не дрогнув, разрезала себе ладонь и поила его кровью прямо из горсти, мудрого и спокойного Владыку Нории, спасенных драконов, огромного змеедуха-защитника Дармоншира… Била артиллерия, Таммингтон вздрагивал всем невидимым телом и приходил в себя.
Стояла жара, между пышными кронами, покрывавшими Дувлинские холмы, струились теневые легкие ветерки. Слышались редкие выстрелы, далекие крики, визг охонгов, и Таммингтон насторожился — похоже, отряд дармонширцев уже находился почти за холмами, ближе к левому.
Над склонами кружили несколько десятков раньяров, то и дело подлетая к низине и поднимаясь обратно, еще по одному сидели у вершин: там промежутки между деревьями позволяли стрекозам приземлиться, а внизу такой возможности не было. Лорд Роберт еще раз облетел холмы, внимательно глядя, нет ли отрядов врага на подходе, а затем вернулся к входу в долину, перегороженнуму несколькими цепочками иномирян на охонгах. Они о чем-то громко переговаривались и то и дело глядели в небо. Боялись артиллерии?
Невидимый змей завис над кронами в раздумиях: было бы неплохо запустить по листве легкий ветерок, чтобы не выдавать себя, но силы, которые и так на исходе, могут понадобиться, если придется принять бой. И потому он снова обернулся ветром, пролетел над иномирянами и нырнул под кроны метрах в пятидесяти за их спинами. А затем потек меж стволов вперед, выглядывая попавших в окружение бойцов и стараясь не касаться ветвей, чтобы не качать их. То и дело попадались следы боев — обугленные туши охонгов, тела иномирян и дармонширцев.
Выстрелы и визг инсектоидов становились все ближе, а спать хотелось все больше… Таммингтон уже клевал клювом, когда еще метров через двести наткнулся на странный то ли канат, то ли кабель.
Будь Роберт пободрее, он бы, возможно, и разглядел его до того, как коснулся, — пусть тот и был прикрыт травой. Но сейчас герцог изо всех сил пытался не уснуть, и задел-то его самым краешком, длинным перышком-ветерком, и лишь потом заметил, как сверкнуло что-то, похожее на хрустальные длинные бусы толщиной в руку ребенка, с металлическими каплями между многогранными бусинами…
Таммингтон взвился от боли, отчаянно шипя: казалось, что ему в живот впились раскаленные крючья, — и, каким-то чудом сохранив невидимость, выскочил над кронами, поднимая вместе с собой столбы листвы и древесной щепы. Он так отчаянно дернулся, что удалось вырваться, оставив на ловушке часть ауры, — и скользнул далеко вперед, и быстро потек-понесся от страшного места, корчась и извиваясь меж деревьев от ощущения, что рану жжет каленым железом.
Его спас этот дальний прыжок — ибо краем сознания он ощутил, как позади словно рванулись за ним невидимые гарпуны чужой силы, чуть-чуть не дотянувшись до хвоста.
От сна не осталось и следа.
Раньяры с верещанием начали слетаться туда, где опадала поднятая на уровень вершин листва вместе с сучьями. Позади что-то заблестело, но Таммингтон оглянулся лишь раз, не поняв, что увидел: место, где он был мгновения назад, накрыло какое-то сплетение теней и бликов, словно большая паутина, поднявшаяся меж холмов. Он устремился дальше. Лорд Роберт ранее думал, что ничего не может быть больнее ожогов, полученных в последнем бою, затем — что предел боли он испытал во время инициации. Но сейчас хотелось орать, и только движение спасало от обморока.
«Соберись, — приказал он себе через несколько минут. Раньяры летали над кронами, явно в поисках того, кто тронул ловушку, пронеслись мимо с десяток всадников на охонгах, но ничего устрашающего за спиной Таммингтон уже не видел. — Нужно вывести людей. И через эту ловушку их вести нельзя».
Еще через несколько минут он нашел группу дармонширцев, которые, прижавшись к левому склону, отстреливались от всадников с охонгами. Лорд Роберт размазал инсектоидов о стволы деревьев и обернулся человеком. Тратить силы на воссоздание одежды не стал.
Хорошо, что догадался обернуться в паре десятков шагов от своих, за панцирем дохлого охонга и показаться сразу с поднятыми руками, — иначе быть бы ему нашпигованным свинцом.
Бойцы были потрепаны и молчаливы.
— Впереди еще несколько наших групп, — сообщил ему командир под взрывы артиллерии, — а с двух сторон долины постоянно подходят инсектоиды. Нас зажимают в клещи и вынуждают подняться по склону, а это верная смерть.
Бойцы косились на Таммингтона с суеверным сочувствием. Сбоку на животе у лорда Роберта кровоточила свежая выжженная рана, похожая на след от раскаленной рыбацкой сети с крючками-утяжелителями между ячеек.
— Выберемся, — пообещал Роберт с уверенностью, которой не ощущал.